Стратегия сопряжения вместо «мягкой силы»

Дискуссии о содержании российской «мягкой силы» ведутся второе десятилетие, но истина в этих спорах пока не родилась. Возможно, поэтому так расплывчаты и уклончивы публичные декларации российских ведомств, ведающих гуманитарной политикой за рубежом и «неофициальной дипломатией». Они разительно отличаются от краткой и емкой формулы профессора Гарвардского университета Джозефа Ная, автора концепции «мягкой силы»: «Ваши культурные и политические ценности, институты должны притягивать другие страны и народы, чтобы они хотели того, чего хотите вы».

Конечной целью «неофициальной дипломатии» («мягкой силы», «умной силы», «народной дипломатии» и т.д.) было и остается продвижение политических и экономических интересов страны, гуманитарное «взрыхление почвы» в интересах государства.

Привлекательность языка, культуры, искусства, истории России, распространение достоверного знания и формирование интереса к Российской Федерации не могут быть самоцелью. Все эти промежуточные цели должны быть подчинены озвученной выше концепции Дж. Ная: зарубежные партнеры должны «хотеть того, чего хотите вы».

Какой должна быть «мягкая сила» России? Ответ на этот вопрос с рациональной позиции существенно упрощается, поскольку отсеивается большое количество отживших стереотипов (причем преимущественно западных стереотипов, с которых сняты кальки российских подходов).

Россия может и должна использовать современные тренды. Богатейший тысячелетний российский опыт сотрудничества и взаимообогащения разных народов, этносов и религий необходимо использовать на международном поле для выявления участков конструктивного взаимодействия с локальными культурами и обычаями. Сущностью российской «мягкой силы» должен быть не слепок с западной экспансии высокомерного миссионерства, а уважительная и точная работа россиян с важными для народов культурными особенностями, историческими объектами, бытовыми традициями.

Общие с местной молодежью музыкальные и театральные проекты, хореографические и спортивные мероприятия, духовно-исторические походы с использованием российского и местного материалов дадут юным участникам мотивацию, которой они одержимы: возможность выделиться в соцсетях посредством необычных тем для своих видеорепортажей и каналов на YouTube. Заявить о себе как о яркой индивидуальности — это значит повысить свой социальный статус и востребованность.

Постоянный «российский фон» в молодежном сегменте соцсетей очень важен. В эпоху стремительного изменения окружающего мира старшее поколение бессознательно ориентируется на молодежь и, сопровождая нарочитым осуждением «испорченных нравов», берет на вооружение многие стандарты и новые подходы нового поколения. Чем стремительней идут процессы обновлений и изменений в мире гаджетов и Интернета, тем большее влияние мнения и вкусы детей оказывают на «поколение родителей».

Системные интернет-проекты с молодежью не означают отказа от привычных инструментов «культурной дипломатии»: российское образование, работа НКО и пр. Но эта работа требует кардинальной перестройки: необходимо кураторство и постоянный контакт с обучающимися в России студентами, неформальная связь с ними после обучения и возвращения в страну пребывания и т.д.

Говоря о деятельности НКО, необходимо отметить, что на этом поле России трудно состязаться с отлаженной за десятилетия западной системой, но работу можно выстроить значительно эффективней. Сосредоточившись на действительно важных аспектах, важных для локальных культур, а не для западных кураторов, можно при несоизмеримо меньших затратах добиться куда больших результатов и крепкой «привязки» к интересам элит страны влияния.

«Стратегия сопряжения» России должна быть основана на выявлении в странах влияния общих с Россией особенностей и факторов — в исторических событиях, традициях и менталитете. Политическая и культурная элита, интеллигенция и молодежь стран влияния в высшей степени благоприятно реагируют даже на минимальную осведомленность россиян о местной культуре, на внимание к национальным особенностям. Коммуникации чрезвычайно упрощаются и облегчаются, в соцсетях и Интернете создается доброжелательный фон, формируется «пророссийское лобби»; эту совокупность факторов несложно трансформировать в пророссийскую политическую и экономическую комплементарность.

Этому, безусловно, должен предшествовать тщательный анализ особенностей той или иной страны с учетом мнения не только дипломатов и политологов, но и непременно практиков-соотечественников, проживающих в данном государстве.

Последовательные действия России по пути дружественного сопряжения могут и должны заменить мессианскую «мягкую силу» Запада.

Еще раз о «мягкой силе»

Дискуссии о содержании российской «мягкой силы» ведутся второе десятилетие, но истина в этих спорах пока не родилась. Возможно, поэтому так расплывчаты и уклончивы публичные декларации российских ведомств, ведающих гуманитарной политикой за рубежом и «неофициальной дипломатией». Они разительно отличаются от краткой и емкой формулы профессора Гарвардского университета Джозефа Ная, автора концепции «мягкой силы»: «Ваши культурные и политические ценности, институты должны притягивать другие страны и народы, чтобы они «хотели того, чего хотите вы».

Алексей Фененко:
Реальность и мифы «мягкой силы»

Конечной целью «неофициальной дипломатии» («мягкой силы», «умной силы», «народной дипломатии» и т.д.) было и остается продвижение политических и экономических интересов страны, гуманитарное «взрыхление почвы» в интересах государства.

Привлекательность языка, культуры, искусства, истории России, распространение достоверного знания и формирование интереса к Российской Федерации не могут быть самоцелью. Все эти промежуточные цели должны быть подчинены озвученной выше концепции Дж. Ная: зарубежные партнеры должны «хотеть того, чего хотите вы».

Какой должна быть «мягкая сила» России? Ответ на этот вопрос с рациональной позиции существенно упрощается, поскольку отсеивается большое количество отживших стереотипов (причем преимущественно западных стереотипов, с которых сняты кальки российских подходов).

В американский пакет «мягкой силы» входят:

Политические ценности

• демократические выборы, многопартийность
• права человека
• свобода

Благотворительность

Культурные ценности

• музыка
• кинофильмы
• язык, литература

Теоретически алгоритм таков: вливание средств на продвижение западных ценностей и рекламу «общества больших возможностей»; участие западных правительств и НКО в борьбе со СПИДом, диабетом, малярией и др.; финансирование деятельности по защите окружающей среды; распространение информации о домашнем насилии; семинары и конференции по общественным, экономическим и политическим вопросам и т.д., которые должны сформировать благоприятное для западных стран общественное мнение. Впоследствии широкие слои населения и элиты проникнутся устойчивой симпатией к Западу, что в долгосрочной перспективе принесет экономические и политические выгоды.

Большинство российских политологов не сомневается в эффективности этого алгоритма. Споры вызывает только один вопрос: каким отечественным содержимым наполнить «пакет мягкой силы»?

Однако концепция Джозефа Ная, и без того сомнительная во многих своих частях, в XXI в. безнадежно устарела. Гипертрофированная переоценка роли «мягкой силы» опирается преимущественно на инерцию разветвленных западных структур НКО (NGO), колоссальные финансовые аппетиты этих организаций и, следовательно, собственный интерес этих структур к воспроизводству и расширению.

Алексей Фененко:
Возможна ли «анти-мягкая сила»?

Тем временем практика раз за разом показывает, что «мягкая сила» действует только в «объективно благоприятных» условиях. Если национально-культурные особенности страны-реципиента неблагоприятны, то любые организационные и информационные технологии бессильны. Западная политико-культурная экспансия не принимает во внимание национальные особенности народов, на которые направляется «мягкая сила». Насаждение чужеродных ценностей требует колоссальных инвестиций, но постоянное политико-финансовое давление обеспечивает лишь поверхностное восприятие сторонних социально-культурных кодов. Укрепление суверенитета, актуализация экономических интересов, запрос на исторический менталитет или появление яркого харизматического лидера, электризующего нацию — любой из этих факторов легко возвращает страны и народы к привычному для них укладу и modus operandi.

Таких примеров не счесть на протяжении всей политической истории. Здесь можно привести цитату из статьи доктора политических наук, эксперта РСМД Алексея Фененко: «Русское дворянство начала XIX в. говорило по-французски лучше, чем по-русски, получало образование во Франции и имело недвижимость за границей. Многие представители российского высшего общества восхищались фигурой Наполеона Бонапарта. Однако культ Франции не помешал России вести серию жестоких войн с наполеоновской Францией. Русские генералы планировали войну против Франции на французском языке. Трудно представить более яркий пример ограниченности роли “мягкой силы”». Другой пример — история колониальных империй: «Элиты британских колоний получили образование в учебных заведениях Великобритании. Но в период распада Британской империи в 1940-х гг. почти никто не пожелал сохранить колониальный статус. Причем пионером в этом процессе выступила не традиционно проблемная Индия, а доминионы с англосаксонской элитой — Австралия и Новая Зеландия».

Колоссальные гуманитарные усилия СССР в соцстранах и Прибалтике — фестивали, гастроли, обучение, обмен делегациями и пр. — при практически неограниченном влиянии (прямом руководстве восточноевропейскими СМИ, а в случае прибалтийских республик — непосредственном политическом управлении) были результативны только при постоянном давлении из Москвы; вместе с давлением моментально и почти бесследно исчезло и влияние.

Показателен и «казус Украины». Помощник госсекретаря США по делам Европы и Евразии Виктория Нуланд неоднократно заявляла, что Вашингтон в период с 1991 по 2013 гг. потратил 5 млрд долларов на «поддержку стремления народа Украины к более сильному, демократическому правительству». Триумф американской «мягкой силы» уже через несколько лет обернулся разочарованием Вашингтона: украинский политикум и общество вернулись к своему привычному «казацкому» состоянию.

Практика настолько часто и убедительно показывала отсутствие прямой связи между объемом финансирования и эффективностью, что американский исследователь Robert D. Lamb вывел и сформулировал закон «Впитывающей способности» (Absorptive capacity. Он гласит: «Превышение порога международной помощи, которую получает развивающаяся страна с хрупкой экономикой вызывает серьезные экономические, социальные и политические потрясения и становится контрпродуктивной».

Несомненно, богатый материал для исследования этой закономерности предоставил Афганистан. Два десятилетия и 145 млрд долларов «на восстановление» государства принесли поистине феноменальные результаты. В 760-ти интервью, которые сотрудники Инспекции по восстановлению Афганистана (SIGAR) провели с нынешними и бывшими политиками, послами, военными, экспертами по развитию и сотрудниками НКО, вычленены главные особенности американской политики в Афганистане:

Александр Крамаренко:
«Анти-мягкая сила»: так ли уж это круто?

• противоречивые цели;
• отсутствие детального понимания социальных, экономических и политических особенностей страны;
• неквалифицированные, плохо обученные и часто сменяющиеся сотрудники;
• механическое проецирование западных технократических моделей на афганскую почву;
• нежелание понять афганский культурный контекст при поддержке женщин и девочек, что имело следствием устойчивую враждебность населения.

В более чем 100-страничном обобщающем резюме SIGAR приведена совокупная оценка американских действий в Афганистане:

1. Правительство США так и не смогло разработать и внедрить согласованную стратегию достижения своих целей.
2. Правительство США постоянно недооценивало величину сроков, необходимых для восстановления Афганистана. Это создавало нереальные сроки и ожидания, которые не позволяли расставить приоритеты в расходах, а также увеличило коррупцию и уменьшило эффективность программ.
3. Многие афганские учреждения и инфраструктурные проекты, перенесенные из Соединенных Штатов, были неустойчивыми.
4. Отсутствие противодействия контрпродуктивной практике в отношении персонала.
5. Правительственные органы США редко проводили достаточный мониторинг и оценку затрат и работы ведомств.
6. Правительство США не понимало афганского контекста и не адаптировало работу соответствующим образом.

Неудивительно, что после августовского исхода 2021 г. хватило нескольких дней, чтобы от американских усилий не осталось и следа; вряд ли можно найти более убедительный аргумент для пересмотра концепции «мягкой силы». Итоги деятельности США в Афганистане подтверждают «теорию отрицательной комплементарности» — негативное восприятие афганцами американских ценностей свело на нет колоссальные финансовые, интеллектуальные и человеческие затраты.

Алексей Фененко, опираясь на работы Льва Гумилёва, очертил границы и возможности «мягкой силы», выделив четыре типа комплементарности стран и народов, их готовности воспринимать сторонние ценности:

• положительная — ощущение подсознательной взаимной симпатии;
• отрицательная — ощущение подсознательной взаимной антипатии;
• нулевая — ощущение безразличия друг к другу;
• асимметричная — только один из участников взаимодействия позитивно настроен по отношению к другому.

Исходя из этой классификации, Алексей Фененко делает вывод: «России не стоит тратить впустую ресурсы и силы в странах «отрицательной комплементарности» (англосаксонские государства и Восточная Европа), а сосредоточиться на «положительных» и «нулевых» государствах, вырабатывая точную стратегию для «асимметричной» категории.

Если ограничиться только классификацией по признаку «комплементарности» и не принимать во внимание глубочайших различий стран по государственному устройству, построению избирательной системы, степени активности электората, религиозным традициям и менталитету, влиянию национального вопроса и клановой системы и пр., то отчетливо видна бесперспективность концепции «мягкой силы» по единому формату адептов Джозефа Ная. Тем более последние 20 лет действуют два мощных тренда, размывающих каноническую концепцию «мягкой силы».

Локальные культуры versus глобализм

Дарья Иванова:
У кого сила «мягче»?

Последние несколько лет ведущие мировые аналитики предупреждают о скором окончании победного шествия глобализации. Чем сильнее вовлекаются в мировую экономику регионы, страны и народы, тем больше локальные культуры сталкиваются с размыванием собственной идентичности и тем большие усилия они прилагают для создания «культурных мембран» с целью сохранения своих историко-политических устоев, обрядовых, бытовых и языковых основ, духовно-религиозных традиций и т.д.

Эффект «культурных мембран» хорошо исследован в Германии с ее лучшей в мире системой интеграции на примере более чем полувекового воздействия на турецкую общину. Казалось бы, погруженность турок в обстановку высокой и развитой культуры должна дать убедительные результаты, ведь куда легче вовлекать мигрантов внутри страны пребывания, нежели действовать в чужой стране инструментарием НКО, волонтеров и пр.

Исследования немецких социологов раз за разом подтверждают, что три с лишним миллиона турок (почти 1,7 млн из них имеют гражданство Германии) усиленно сопротивляются ассимиляции и, несмотря на отдельные яркие примеры, большинство из них (85%) сохраняет устойчивую культурно-бытовую идентичность. Главными барьерами, как и во многих странах Юга и Востока, служат равноправие женщин, личные свободы, устройство семьи. «Германские турки» предпочитают собственные фильмы и музыку, турецкие телеканалы, а немецкий язык используют преимущественно на работе. Даже молодежь второго и третьего «немецкого» поколения, ходившая в школы Германии, не желает использовать немецкий язык вне работы. В последнее десятилетие широчайшую популярность приобрел искаженный вариант немецкого языка в смеси с турецким и арабским — «канакши» (Kanak Sprak). Характерно, что «канакши» особенно распространен среди образованной и творческой турецкой молодежи как способ утверждения своей идентичности.

В последнее время даже в «плавильном котле» США процессы смешения и ассимиляции ощутимо замедлились; набирают силы тренды сохранения и развития национальной, расовой, этнической идентичности.

Усиление внешней политико-культурной экспансии вызывает по всему миру пропорциональное сопротивление локальных культур и результативность усилий «мягкой силы» падает практически до нуля, часто вызывая обратный эффект.

«Культурные мембраны» и Интернет

Казалось бы, повсеместное распространение Интернета должно спровоцировать бурный рост интереса к культуре и достижениям других стран, а также легкое распространение западных ценностей. Ведь еще двадцать лет назад источниками знаний о других странах были лишь газеты, журналы, библиотеки, специальные передачи ТВ и гастрольные поездки зарубежных коллективов. Сегодня Интернет сделал информацию о любой стране легко и широко доступной.

Однако мониторинг пристрастий интернет-аудитории свидетельствует о том, что львиная доля просмотров — это юмористические и развлекательные видео, спортивные трюки, рассказы о гаджетах, интервью со знаменитостями и короткие «селфи-видео». Запросы и просмотры по разделам «культура, история и достижения других стран» занимают доли процента и находятся за пределами зоны «массового интернета». Достаточно сказать, что один из самых популярных видеоканалов в мире — программа восьмилетнего американца Райана с распаковыванием игрушек.

В нынешних условиях концепция «мягкой силы» и политико-культурной экспансии из 1990-х гг. прошлого века выглядит «лошадиной упряжкой» среди «электромобилей».

Сопряжение вместо экспансии

Публичная дипломатия России в эпоху COVID-19. Ежегодный обзор основных трендов и событий публичной дипломатии России в 2020 г.

Россия может и должна использовать современные тренды. Богатейший тысячелетний российский опыт сотрудничества и взаимообогащения разных народов, этносов и религий необходимо использовать на международном поле для выявления участков конструктивного взаимодействия с локальными культурами и обычаями. Сущностью российской «мягкой силы» должен быть не слепок с западной экспансии высокомерного миссионерства, а уважительная и точная работа россиян с важными для народов культурными особенностями, историческими объектами, бытовыми традициями.

Общие с местной молодежью музыкальные и театральные проекты, хореографические и спортивные мероприятия, духовно-исторические походы с использованием российского и местного материалов дадут юным участникам мотивацию, которой они одержимы: возможность выделиться в соцсетях посредством необычных тем для своих видеорепортажей и каналов на YouTube. Заявить о себе как о яркой индивидуальности — это значит повысить свой социальный статус и востребованность.

Даже небольшой совместный концерт или двуязычная театральная постановка с использованием «местной ментальности» усилят российское влияние в неизмеримо большей степени, нежели шоу эстрадных звезд и гастроли знаменитых коллективов. Концерты и гастроли — консьюмеристские мероприятия, которые забываются публикой через несколько дней, а вовлеченность молодежи в совместные творческие и спортивные проекты, фото — залог долгого присутствия в цифровом пространстве.

Такой постоянный «российский фон» в молодежном сегменте соцсетей очень важен. В эпоху стремительного изменения окружающего мира старшее поколение бессознательно ориентируется на молодежь и, сопровождая нарочитым осуждением «испорченных нравов», берет на вооружение многие стандарты и новые подходы нового поколения. Чем стремительней идут процессы обновлений и изменений в мире гаджетов и Интернета, тем большее влияние мнения и вкусы детей оказывают на «поколение родителей».

Системные интернет-проекты с молодежью не означают отказа от привычных инструментов «культурной дипломатии»: российское образование, работа НКО и пр. Но эта работа требует кардинальной перестройки: необходимо кураторство и постоянный контакт с обучающимися в России студентами, неформальная связь с ними после обучения и возвращения в страну пребывания и т.д.

Говоря о деятельности НКО, необходимо отметить, что на этом поле России трудно состязаться с отлаженной за десятилетия западной системой, но работу можно выстроить значительно эффективней. Сосредоточившись на действительно важных аспектах, важных для локальных культур, а не для западных кураторов, можно при несоизмеримо меньших затратах добиться куда больших результатов и крепкой «привязки» к интересам элит страны влияния.

«Стратегия сопряжения» России должна быть основана на выявлении в странах влияния общих с Россией особенностей и факторов — в исторических событиях, традициях и менталитете. Политическая и культурная элита, интеллигенция и молодежь стран влияния в высшей степени благоприятно реагируют даже на минимальную осведомленность россиян о местной культуре, на внимание к национальным особенностям. Коммуникации чрезвычайно упрощаются и облегчаются, в соцсетях и Интернете создается доброжелательный фон, формируется «пророссийское лобби»; эту совокупность факторов несложно трансформировать в пророссийскую политическую и экономическую комплементарность.

Этому, безусловно, должен предшествовать тщательный анализ особенностей той или иной страны с учетом мнения не только дипломатов и политологов, но и непременно практиков-соотечественников, проживающих в данном государстве.

Детализация методики «стратегии сопряжения» и принципы подбора кадров для ее практического воплощения были бы слишком объемны для данной статьи и требуют отдельного рассмотрения.

Последовательные действия России по пути дружественного сопряжения могут и должны заменить мессианскую «мягкую силу» Запада.