Конфликт на Украине: биополитика и стратегия

Сейчас все внимание мирового сообщества приковано к развитию ситуации вокруг Украины. Помимо геополитического, экономического, военного измерения, по своему составу и диспозиции участников конфликт имеет и ярко выраженное биополитическое измерение. Санкционный режим (а это не временная мера, а именно устоявшийся системный «режим») призван квалифицировать, выбирать, выделять (виновных), распределять (ответственность и ее форму), блокировать. Он представляет собой схватывание «жизни» (и одной, и другой стороны) в ее базовом, беспримесном, сугубо «биологическом» измерении.

Объекты удара санкций — больные, зависимые от зарубежных лекарств (не обязательно «жизненно необходимых», при этом суверен на Западе решает, что является «жизненно необходимым», а что нет, и до какой степени), женщины, в частности матери, неимущие, пенсионеры, потенциальные и явные безработные, а также все внутренние «несогласные», которые объединяются в одну недифференцируемую (био)массу и становятся объектом недискриминационного коллективного «биологического» наказания. «Вина» за происходящее им приписывается коллективным Западом тоже всем «коллективно».

Логика вины, с позиции которой рассматривается неквалифицируемым образом все российское общество в целом как биологическая общность, закладывает фундамент для биополитической операции брендинга — все коллективно (по своей воле или против нее) становятся объектом навешивания единого, обнуляющего различия ярлыка. Мы наблюдаем формирование порядка, где «лишить Россию способности продавать» становится синонимом «лишить способности функционировать» или «действовать», то есть вообще существовать.

«Несогласные» если и включаются в картину, то лишь в ходе протестных митингов и в виде проводников «западных ценностей» — тех самых, от имени которых их теперь дегуманизируют и лишают предметов бытового потребления, средств гигиены, лекарств. Сама эта логика сводит свой объект до уровня материального потребления, причем на самом базовом уровне, и предполагает, что такие вещи, как политический протест, определяются не свободным суждением, интеллектом, критическим мышлением, а «острой материальной нуждой».

Санкционный механизм (особенно на таких эссенциалистских, «вечных» социал-дарвинистских основах) не рассчитан на возможность стратегического «торга» и не предусматривает кондициональности, которую формально предполагает. Происходящее не увязано или слабо увязано как с военными действиями на местах, так и с прогрессом на переговорном треке.

Россия никогда не сможет выполнить условия для снятия санкций без существенной потери лица, вероятного или логично ожидаемого отказа от достигнутых приобретений и публичного признания себя «побежденной». Обвинение предъявлено — по сути, а не функционально; такой эссенциализм логически предполагает санкции как коллективное недискриминационное наказание всей биологической общности. Оно не может быть снято по определению.

В украинском конфликте биополитика является не просто побочным продуктом и тем более «кондициональным» стратегическим средством воздействия на противника (определенные условия прекращаются — санкции снимаются), но основным острием и ведущим инструментом ведения конфликта в глобальном биополитическом противостоянии России с Западом. Если бы санкций (как и самой российской спецоперации на Украине) не было, их «следовало бы придумать».

Двойной охват

Сейчас все внимание мирового сообщества приковано к развитию ситуации вокруг Украины, и от того, как будут развиваться события, будет зависеть облик мира, в котором нам предстоит жить ближайшие десятилетия. Поэтому имеет смысл внимательно присматриваться ко всем деталям, многие из которых могут быть говорящими (зачастую больше, чем их авторы имеют в виду сказать).

Происходящее имеет все черты «события» во внешнеполитической жизни. На наших глазах меняется миропорядок. Помимо этого, как будет показано ниже, сейчас мы можем в чистом виде наблюдать действие власти, которое обычно скрыто от наших глаз.

Помимо геополитического, экономического, военного измерения, по своему составу и диспозиции участников конфликт имеет и ярко выраженное биополитическое измерение, тем более симптоматичное, что оно сопровождает столкновение великих держав.

Ситуация имеет некоторое сходство с тем, что в военном деле можно назвать ситуацией «двойного охвата». В «первом охвате» оказался украинский народ, ставший заложником действия власти, — беззащитный, без явной помощи извне, оставленный один на один с превосходящим противником. Во «втором охвате» почти незамедлительно оказался российский народ, ставший (каждый лично) объектом коллективных недискриминационных (indiscriminate) санкций, денежных изъятий и товарных ограничений ведущих экономик Запада, — также не сопоставимый по возможностям со своим «противником», не имеющий возможности защищаться и практически (по многим направлениям) без поддержки и помощи.

Андрей Кортунов:
Время дипломатии прошло? Семь особенностей наступающей эпохи

Логика выбора объектов хорошо известна и не нова для власти. Во «втором охвате» коллективный Запад, не имея возможности дотянуться лично до главы российского государства, выбирает объектом своих действий того, до кого дотянуться легко — коллективно и без дифференциации целый народ, зная, что никто не выступит посредником между ними и не сможет или лишь ограниченно сможет защитить его интересы. Так же, например, в 2003 г. бессильные отомстить за теракты 11 сентября 2001 г. и не имевшие возможности напрямую дотянуться до исполнителей и организаторов США выбрали объектом нападения не имеющее никакого отношения к терактам, но наиболее удобное для нападения некоторое арабское государство на Ближнем Востоке, военное подавление которого не составляло труда, для гарантированной и скорой победы и смены законной существующей власти в нем на проамериканский — «демократический» — режим.

Классическая биополитика в определении автора термина М. Фуко предполагает политические отношения администрирования или регулирования политической властью и законом жизни популяции определенной территории в ее биологическом аспекте через призму выделяемых в ней «доминирующих черт» и констант. Объектом биополитического регулирования является сама биологическая «жизнь» (species life). Основополагающее определение суверенной власти как власти над «жизнью и смертью» подданых дополняется контролем над «формами жизни» в аспекте их самовоспроизводства, пропагации, размножения, «гибкости» (resilience). Основным вектором действия власти является упорядочение (ordering) и последующие обеспечение, поддержание, пропагация (своих или признанных своими) форм жизни.

В основе рассмотрение своего объекта властью как «биологической массы» в разрезе биологического определения как «голой жизни» (vita nuda Дж. Агамбена), близкой по смыслу греческому понятию zoyë (чисто биологическое или «природное» измерение существования, свойственное всем живым существам — животным, людям, богам) — объекта манипуляции, стимуляции, распределения, категоризации, дисциплинирования со стороны власти, и сопутствующего этому насилия. На противоположном конце — объект, не способный на самостоятельное суверенное действие (agency), например самозащиту (единственным сувереном является «власть»), не способный к какому-либо структурированному противостоянию на равных, и, в частности, не способный к само-структуризации и построению «высказывания». Дискурс в этой системе — организованная система высказываний и правил формирования высказываний, включающая одни элементы и исключающая другие. Язык — возможен в одних условиях (при наличии определенного способа соединения слов и вещей, грамматики построения «высказываний») и невозможен в других, проявляет себя в соотнесенности «порядка слов» и «порядка вещей» и через те или иные соотнесения выражает отношения власти и конструирует социальную реальность. Борьба за «язык» и возможность иметь «свой» язык есть борьба за определенный способ членения реальности на значимые элементы («друг — враг», «свой — чужой»), распределения элементов и конструирования реальности; в основе это борьба за (миро)порядок. В ее фундаменте — борьба за «порядок слов».

Санкционный режим есть режим конструирования реальности, членения ее на значимые элементы элементов и осуществления над ней par excellence биополитического управления (governance) и контроля. Если Украина есть форма худшего сбывшегося пророчества Запада о России, то санкции — форма худшего сбывшегося пророчества России о Западе.

Санкционный режим (а это не временная мера, а именно устоявшийся системный «режим») призван квалифицировать, выбирать, выделять (виновных), распределять (ответственность и ее форму), блокировать. Он представляет собой схватывание «жизни» (и одной, и другой стороны) в ее базовом, беспримесном, сугубо «биологическом» измерении.

С чего начинается санкционный режим? Прежде всего с распределяющей, выделяющей (исключающей) и в основе своей языковой операции.

Один из ключевых элементов, проходящий красной нитью через все эти операции и задающий им вектор, — объединение в единую формулу с последующим запретом и блокированием всего российского: от водки и икры до культуры, где нейтральные по себе элементы и атрибуты «форм жизни» воспринимаются как единое целое, гомогенизируются, проактивно позиционируются как элемент «бренда» и как таковые блокируются. Они вдруг становятся политически заряжены как никогда и выступают объектами биополитического регулирования.

Коллективное неквалифицирующее наказание властями одной популяции другой популяции под контролем других властей проводится последовательно, проникнуто «правовой» логикой (распределяемое, дозволенное, вина) и схвачено в сугубо «биологическом» измерении: помимо запчастей и компьютеров, не забыты лекарства, косметика (президент США решает, как российские женщины будут красить ресницы — или не будут), продукты питания, средства гигиены мужчин, женщин, детей. Заложено и ограничение на материальное перемещение в пространстве — заметим, не только в «цивилизованный западный мир», но и по всему пространству вообще.

Объекты удара — больные, зависимые от зарубежных лекарств (не обязательно «жизненно необходимых», при этом суверен на Западе решает, что является «жизненно необходимым», а что нет, и до какой степени), женщины, в частности матери, неимущие, пенсионеры, потенциальные и явные безработные, а также все внутренние «несогласные», которые объединяются в одну недифференцируемую (био)массу и становятся объектом недискриминационного коллективного «биологического» наказания. «Вина» за происходящее им приписывается коллективным Западом всем тоже «коллективно».

Иван Тимофеев:
Санкции вместо дипломатии?

Логика вины, с позиции которой рассматривается неквалифицируемым образом все российское общество в целом как биологическая общность, закладывает фундамент для биополитической операции брендинга: все коллективно (по своей воле или против нее) становятся объектом навешивания единого, обнуляющего различия ярлыка и объединяются (несмотря на возникающее сопротивление этой операции) буквально как «бренд» (сравн. бренд и как «клеймо», и как торговый бренд). В лице «водки, икры и культуры» мы наблюдаем проставление буквально в один ряд и «формирование порядка» (в картину входит гранд-эссенциализм), где «лишить Россию способности продавать» становится синонимом «лишить способности функционировать» или «действовать», то есть вообще существовать — Россию и всю сопутствующую «биологическую общность» делают объектом такого построения «высказывания» и такого структурирования (вокруг нее и за нее) смыслового поля.

«Несогласные» если и включаются в картину, то лишь в ходе протестных митингов и в виде проводников «западных ценностей» — тех самых, от имени которых их теперь дегуманизируют и лишают предметов бытового потребления, средств гигиены, лекарств. Сама эта логика сводит свой объект, zoyë, до уровня материального потребления и соответственно определяет его, причем на самом базовом (grass-root) уровне, и предполагает, что такие вещи, как, например, политический протест, определяются не свободным суждением, интеллектом, критическим мышлением, а «острой материальной нуждой» — лишением денег, предметов роскоши, запчастей, первых средств гигиены, лекарств (отсутствие которых при этом не станет причиной смерти — но того или иного ухудшения качества жизни станет, и суверену на Западе решать, когда, где, в какой форме и до какой степени).

Дело в самом объединении в один ряд «водки», «икры» и «культуры» в недискриминирующем выделении «своих» и «чужих» и распределении вины в устах формирующих доминирующий нарратив в действующем режиме истины. Через него проглядывает базовая логика власти — подавление, отрицание достоинства, дегуманизация того и тех форм жизни, которые она считает для себя чужеродными.

И дело здесь не только в логике «Отними у них IKEA, предметы роскоши, McDonald’s, средства гигиены — и они выйдут на демократические протесты» (она и интеллектуальные ресурсы ее авторов вне комментариев), а в инструменте (двойного) подавления, прежде всего средствами биополитики — биологической «голой жизни», zoyë, — и, строго говоря, такого (по)давления и контроля, который запрограммирован логически никогда не кончаться.

Российская сторона лишь подала президенту Байдену и другим «руку помощи», забежав вперед и на опережение («проактивно») дав Западу то, что он «всегда знал» и хотел бы думать о России, осуществив задним числом его самые смелые пророчества относительно «истинной сути России», а также создав условия, в которых соответствующий ответный режим может быть объяснимо и закономерно введен и продолжаться «вечно».

А-стратегическая логика

Могут ли эти действия направляться той или иной стратегией? Стратегическое поведение предполагает ориентацию на цель — то-то и то-то делается, чтобы добиться от противоположной стороны определенных действий (или их отсутствия).

Дегуманизация одной из взаимодействующих популяций означает, что все ее члены коллективно объявлены другой «породой животных», другим биологическим видом (в пределе отличным от человека) — и, соответственно, с этим с ними будет строиться взаимодействие (а готовый тут же нормативно-правовой режим, особенно основывающийся на «морали», инстантизирует и зафиксирует это). Это положение дел и невозможность изменить его (можно ли стать другим видом животных, если ты уже этот?) будут определять параметры дальнейшей «дискуссии».

Стоит отметить, что здесь мы имеем дело именно с «режимом», в том числе в биополитическом понимании, как с инструментом осуществления специфически биополитической формы власти и контроля (включая и «режим истины» — в одночасье и радикально «милитаризовавшееся» понятие, каким оно всегда и является, просто теперь его «военный» генез выходит на первый план и проявился наиболее явно).

Санкционный механизм (особенно на таких эссенциалистских, «вечных» социал-дарвинистских основах) не рассчитан на возможность стратегического «торга» (bargain) и не предусматривает кондициональности, которую формально предполагает. Происходящее не увязано или слабо увязано как с военными действиями на местах, так и с прогрессом на переговорном треке. Как может выглядеть «выполнение условий», выдвинутых санкциями и служащих инструментом для их прекращения (если санкции действительно «инструмент давления», как предполагается)? Ответ: никак; и даже если ситуация выправится или будет проведена с минимальными потерями и приведет, например, к прогрессу в мирном урегулировании, удовлетворить такие требования будет невозможно.

Иван Тимофеев:
Санкции можно ужесточить, но зачем??

Россия никогда не сможет выполнить «условия для снятия санкций» без существенной потери лица, вероятного или логично ожидаемого отказа от достигнутых приобретений и публичного признания себя «побежденной» (даже если, например, кампания на Украине будет Россией выиграна и поставленные цели достигнуты). Обвинение предъявлено — «по сути», а не функционально («истинная суть российской власти», «третья мировая в Европе»). Такой эссенциализм логически предполагает санкции как коллективное недискриминационное наказание всей биологической общности (раз у нее «такой режим»). Оно не может быть по определению снято; Россия не сделает ничего из вышеперечисленного — по частям и в незначительных вещах компромиссы с Западом возможны, «по существу» принципиально нет.

Возможная параллель — Иран, где санкции в той или иной форме и степени интенсивности длятся уже более 40 лет (без какой-либо логической перспективы их окончания). И, очевидно, Иран ничего не может сделать для их снятия — кроме как фундаментально «стать другим» (чем он есть). Что можно теоретически сделать, чтобы «стать другим», как это может выглядеть? Как минимум, например, отказаться от завоеваний Исламской революции, но будет ли этого достаточно? Даже если Россия выполнит часть требований, все требования она выполнить все равно логически не может (и по мере выполнения они легко могут быть заменены другими). В социал-дарвинистском универсуме «логического» предела для остановки действия санкций нет — они могут (и должны будут) продолжаться вечно.

Программы по всемерному «сдерживанию» России (и, возможно, Китая) и эксплицитной установки на «истощение» и «обескровливание» ее экономики (что, симптоматично, не было никак привязано к Украине или какой-либо еще международной конфликтной коллизии — идея сформулирована задолго «до» украинских событий) — объект регулирования и средство чисто биополитической, в своей самой радикальной «биологичности» борьбы и контроля. Теперь это означает и легализирует формирование и установление того или иного рода «вечных» санкций как системообразующего, а потому долгосрочного режима (у)правления в международной системе (временное рискует стать системным и вечным, а с точки зрения дискурса оно уже им является).

Итак, в украинском конфликте биополитика является не просто побочным продуктом и тем более «кондициональным» стратегическим средством воздействия на противника (определенные условия прекращаются — санкции снимаются), то есть подчиняется «стратегической» логике (в духе Томаса Шеллинга), но основным острием и ведущим инструментом ведения конфликта в глобальном биополитическом противостоянии России с Западом, — если бы санкций (как и самой российской спецоперации на Украине) не было, их «следовало бы придумать». Они не предполагают какого-либо логического «действия» со стороны России, после которого они могли бы быть сняты. Они имеют эссенциалистскую и «экзистенциальную» сигнатуру и далее останутся (временно-) «постоянным» инструментом борьбы и формой взаимодействия.

Главное, что перед нами (социал-дарвинистская) борьба за порядок — за будущий «порядок».

Биополитично — само столкновение, то, что стороны оказались противостоящими друг другу в этом «биологическом» измерении, связанном с «формой жизни», — в биологически размеченном социал-дарвинистском поле с конструируемыми в нем дискурсами. В основе — биологическая «борьба за выживание».

Тем, как будет вестись и чем завершится эта борьба, будет определяться миропорядок будущего, который уже сейчас изменен по сравнению с тем, что был в силе до 24 февраля 2022 г., и контуры которого прямо сейчас формируются в реальном времени.