Доктрина взаимного гарантированного уничтожения — это основа ядерного сдерживания. Парадоксально, но с учетом фактора ядерного оружия наш мир безопасен, когда он опасен. Это лишь одна из гипотез, обосновывающих долгий мир, продолжающийся с конца Второй мировой войны, но, в отличие от других интеллектуальных построений, она интуитивна и понимаема всеми. Человечество, как показывает история, не может не воевать, это в природе человека. Поэтому навряд ли удастся лишить его этой трагичной практики. Но вот ограничить ее, очертить «красные линии» — возможно. И они уже работают, что видно как на более чем полувековом отдалении, так и сейчас.
Впрочем, в настоящий момент ядерное сдерживание отличается от эталона времен советско-американской биполярности. На данный момент оно в большей степени представлено тремя государствами — Россией, КНР и США, отношения которых рассматриваются в парадигме «большого стратегического треугольника». И если внутри описанного треугольника линия российско-американского сдерживания уже давно сформировалась, то китайско-американская — бурно развивается. Ей еще не свойственны такие базовые элементы, как ракетно-ядерный паритет, возможность взаимно гарантированного уничтожения и опыт ведения переговоров по ограничению и сокращению стратегических вооружений. Однако китайская сторона активно работает над тем, чтобы в ее коммуникации с американской указанные элементы присутствовали.
Свойственная треугольнику степень анархии, при которой каждый актор, в сущности, выступает сам за себя, дает участникам большое пространство для маневра. И это особенно важно оказавшемуся в одиночестве Белому дому. Ведь он мог бы наладить эффективное балансирование внутри треугольника, например, способствуя возобновлению стратегического диалога с Кремлем или совместным компромиссам по иным вопросам безопасности, чтобы не допустить дальнейшего военно-политического сближения РФ и КНР. Но пока в Вашингтоне предпочитают действовать иначе, осуществляя «двойное сдерживание» России и Китая и наращивая до соответствующих мощностей стратегический потенциал.
Ядерный фактор давно стал объективной реальностью. Если даже ядерное оружие перестанет существовать в вещественном плане, знания о нем все равно сохранятся, и ничто не помешает ему материализоваться вновь, будь на то одна лишь политическая воля. В таком случае важен лишенный эмоций, рациональный подход к ядерному сдерживанию, направленный на его укрепление, что при современных вызовах усложнилось в разы. Однако именно совершенствование данного механизма во многом и определит облик формирующегося миропорядка — станет ли он результатом войны или эволюционирует из состояния мира.
«Взаимное уничтожение — это благо» — так можно обозначить одну из порожденных холодной войной основ, на которую опирались в прежнюю эпоху, рассчитывая удержать относительную стабильность в международных отношениях. В текущий период трансформации миропорядка подобные опоры обретают еще большее значение, не позволяя миру окончательно скатиться к глобальной военной катастрофе.
Однако процессы хаотизации международных отношений усиливаются. В условиях роста и расширения конфликтов ООН окончательно теряет авторитет, фронда формирующегося не-Запада к Бреттон-Вудским институтам постепенно приобретает прикладной характер (расширение БРИКС, теневые торговые флоты как средство обхода санкций), и одновременно с этим обостряется соперничество между КНР и США.
Доктрина взаимного гарантированного уничтожения — это основа ядерного сдерживания. При этом никто с абсолютной уверенностью не скажет, что отсутствие войн непосредственно между ядерными государствами есть заслуга только атомного оружия. Но эмпирический факт состоит в том, что на протяжении всего «ядерного века», начиная с испытания «Тринити» в 1945 г., таких столкновений не происходило. Именно поэтому стратегическое сообщество и живет нарративом ядерного сдерживания, полагаясь не только на эмпирику, но и на его логику, которая кажется убедительной: ведь при всей абстракции никто так и не решился проверить ее на практике.
Впрочем, в настоящий момент ядерное сдерживание отличается от эталона времен советско-американской биполярности. И тут важно понять, что представляет собой ядерное сдерживание сейчас, и способно ли оно до сих пор оберегать мир от Третьей мировой войны.
Полторы минуты до старта стратегических ракет*
Охарактеризовать современное состояние ядерного сдерживания можно, рассмотрев его в трех разных плоскостях — военно-политической, военно-технической и отражающей конфигурацию ключевых акторов.
В первой дела плохи как никогда. Впервые за все время существования Часы судного дня показывают девяносто секунд до полуночи (так далеко стрелки не заходили даже во время Карибского кризиса). Справедливо ли «Бюллетень ученых-ядерщиков» оценивает степень напряженности в глобальной политике, можно понять, обратившись к развернувшейся на фоне СВО дискуссии о возможности применения ядерного оружия. На самом деле, дискурс об использовании тактического ЯО для поддержки армии на земле и предостережения США и НАТО от эскалации «войны до последнего украинца» — крайне важен. В первую очередь для репрезентации того самого страха, что основывает сдерживание. Одновременно с этим порождающая подобный спор обстановка не способствует укреплению стратегической стабильности, особенно в ее расширенном понимании как состояния «отношений между ядерными державами, при котором они способны не допустить любое военное столкновение друг с другом — как намеренное, так и непреднамеренное, поскольку всякое такое столкновение способно перерасти в глобальную ядерную войну».
Сам по себе аргумент об усилении напряженности не столь состоятелен в силу объективной нормальности постоянных обострений в международной среде. Но вкупе с разрушением режимов ограничения и сокращения арсеналов ЯО он открывает перспективу безудержной гонки вооружений, нацеленной на получение военных преимуществ, которые еще больше способствуют эскалации.
Подтвердить это можно с помощью изменений в военно-техническом разрезе. Уже давно стало мейнстримом говорить о процессе приобретения неядерными средствами нового качества — стратегического. С этой точки зрения интересно проанализировать эффект приверженности Китая доктрине неприменения ядерного оружия первым. Из нее вытекает закономерная мысль: допущение отсутствия ядерного возмездия в ответ на конвенциональную атаку делает возможным ее проведение, например, в варианте «быстрого глобального удара». Его воздействие с высокой долей вероятности поставит в ступор военно-политическое руководство КНР, как минимум при расчете ответных действий.
Конечно, это до предела умозрительный сюжет, так как, заявляя о No First Use, в Пекине, возможно, отдают таким образом дань китайским праотцам стратегической мысли, завещавшим вводить противника в заблуждение. Также неясно, насколько в действительности тезис о «стратегизации» неядерного оружия (высокоточных ракет, кибертехнологий и т.д.) является верным, так как еще не было случаев, подтвердивших хоть какую-то сопоставимость потерь от ядерных и конвенциональных средств. Однако он имеет множество усугубляющих ситуацию следствий, среди которых — развитие стимулов к превентивным действиям и усложнение планирования адекватной реакции, подрывающих стратегическую стабильность.
Почти по Гоббсу, почти по Дитмеру
Помимо указанного, ядерное сдерживание также имеет и собственную конфигурацию акторов. Рассказывая о ней, мы ограничимся тремя определяющими стратегический ландшафт государствами — Россией, Китаем и США. С целью демонстрации всей противоречивости существующего между ними ядерного сдерживания его нередко рассматривают в рамках «большого стратегического треугольника». Использование треугольной модели в аналитических целях стало распространяться на рубеже 1970–1980-х гг. после того, как Г. Киссинджер пытался построить баланс между двумя сверхдержавами и КНР. В это время американский ученый Л. Дитмер размышлял о поведении государств внутри такой геометрической фигуры, подмечая существование нескольких случаев, характеризующихся различной конфигурацией связей между акторами. Он выделил «треугольник всеобщего вето» (антагонизм между всеми вершинами), «романтический треугольник» (одна вершина одновременно взаимодействует с двумя, находящимися во вражде), «тройственный союз» (все сотрудничают друг с другом) и «стабильный брак» (две вершины против одной). Именно последняя разновидность больше всего подходит к данному кейсу [1].
Далеко не секрет, что в «большом стратегическом треугольнике» отчетливо прослеживается разделение на российско-китайское основание и американскую вершину. Такому расположению во многом способствовало ролевое распределение в процессе настоящего преобразования системы международных отношений, детерминированного борьбой двух тенденций — стремления к сохранению западного доминирования и движения к многополярности. Исходя из противостоящих друг другу парадигм, игроки выработали и разные подходы к безопасности. После наступления однополярного момента в Кремле и Чжуннаньхае пришли к выводу, что делать мир справедливее можно и заодно, что отразилось в создании ШОС, заключении Большого договора в 2001 г., а также кооперации в стратегических вопросах. (Здесь в первую очередь стоит сказать о заявленной российским президентом поддержке Китая в разработке им своей системы предупреждения о ракетном нападении; вдобавок можно отметить подписанное в 2009 г. совместное соглашение об уведомлениях о пусках баллистических ракет и космических ракет-носителей.)
Все это время не ослабевало давление со стороны Вашингтона. Его стремление сохранить американское лидерство во многом выражается в военно-политическом давлении на Москву и Пекин, причем далеко не только конвенциональными методами. И если внутри описанного треугольника линия российско-американского сдерживания уже давно сформировалась, то китайско-американская — бурно развивается. Ей еще не свойственны такие базовые элементы, как ракетно-ядерный паритет, возможность взаимного гарантированного уничтожения и опыт ведения переговоров по ограничению и сокращению стратегических вооружений. Однако китайская сторона активно работает над тем, чтобы в ее коммуникации с американской указанные элементы присутствовали (к 2030 г. в КНР планируется развернуть порядка 1000 ядерных боеголовок, к 2035 г. — около 1500 ядерных боеголовок).
Впрочем, далеко не только обозначенным разделением определяется «большой треугольник». Помимо прочего, он являет «гоббсианскую» модель сдерживания «всех против всех». Как известно, отношения РФ и КНР носят характер стратегического партнерства, однако это не мешает им, хоть и латентно, сдерживать друг друга. Вне зависимости от того, против кого направлен стратегический потенциал каждой из сторон, в случае изменения конъюнктуры его всегда можно перенацелить. И это небезосновательно в силу, во-первых, отсутствия конкретных договоренностей в данной области между сторонами, во-вторых, опыта резкой смены восприятия друг друга Москвой и Пекином во время холодной войны и, в-третьих, китайского ракетного потенциала межконтинентальной и средней дальности, с помощью которого под удар могут быть поставлены административно-промышленные центры европейской части РФ, а также стратегические ядерные силы страны.
На самом деле, свойственная треугольнику степень анархии, при которой каждый актор, в сущности, выступает сам за себя, дает участникам большое пространство для маневра. И это особенно важно оказавшемуся в одиночестве Белому дому. Ведь он мог бы наладить эффективное балансирование внутри треугольника, например, способствуя возобновлению стратегического диалога с Кремлем или совместным компромиссам по иным вопросам безопасности, чтобы не допустить дальнейшего военно-политического сближения РФ и КНР. Но пока в Вашингтоне предпочитают действовать иначе. В октябре 2023 г. комиссия Конгресса по вопросам стратегической концепции опубликовала доклад о положении США, в котором предложила осуществлять «двойное сдерживание» России и Китая, наращивая до соответствующих мощностей американский стратегический потенциал. Хотя таких шагов, конечно, недостаточно для образования нового военного блока на Востоке, но это не может не стимулировать постепенное укрепление российско-китайского основания треугольника.
Безумству сдерживания…
Парадоксально, но с учетом фактора ядерного оружия наш мир безопасен, когда он опасен. Да, это лишь одна из гипотез, обосновывающих долгий мир, продолжающийся с конца Второй мировой войны. Однако эта гипотеза, в отличие от других интеллектуальных построений, интуитивна и понимаема всеми. Более того, она заставляет политиков действовать определенным образом: избегать чрезмерной эскалации, воевать опосредованно и иногда даже обеспечивать собственную уязвимость перед противником. И все это ради недопущения большой войны, которая в условиях военного атома может стать последней. Человечество же, как показывает история, не может не воевать, это в природе человека. Поэтому навряд ли удастся лишить его этой трагичной практики. Но вот ограничить ее, очертить «красные линии» — возможно. И они уже работают, что видно как на более чем полувековом отдалении, когда поражение американского У-2 советской ракетой «земля-воздух» над Кубой не переросло в casus belli, так и сейчас. Сегодня ядерные державы прямому столкновению между собой все также предпочитают или замысловатое сигнализирование, или в крайнем случае прокси-противостояние.
Бесспорно, ядерное оружие обладает потенциалом разрушительной, неприемлемой для жизни на Земле мощи. Поэтому некоторые считают, что от него лучше было бы избавиться. Однако ядерный фактор давно стал объективной реальностью. Даже если оно перестанет существовать в вещественном плане, знания о нем все равно сохранятся, и ничто не помешает ему материализоваться вновь, будь на то одна лишь политическая воля.
В таком случае важен лишенный эмоций, рациональный подход к ядерному сдерживанию, направленный на его укрепление, что при современных вызовах усложнилось в разы. Однако именно совершенствование данного механизма во многом и определит облик формирующегося миропорядка — станет ли он результатом войны или эволюционирует из состояния мира.
*Здесь и далее под «стратегическим» будет подразумеваться принадлежность к области ракетно-ядерных или сопоставимых с ними по воздействию вооружений.
1. Dittmer L. (1981) The Strategic Triangle: An Elementary Game-Theoretical Analysis // World Politics, vol. 33, no 4, 1981. Pp. 485–515.