100 лет Генри Киссинджеру – теоретику и практику международных отношений
Вход
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
(Нет голосов) |
(0 голосов) |
Д.полит.н., научный руководитель ЦКЕМИ НИУ ВШЭ, программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай», член РСМД
27 мая исполняется 100 лет Генри Альфреду Киссинджеру. Он принадлежит к числу немногих государственных деятелей и мыслителей, достойных того, чтобы на их юбилей обратили внимание за пределами страны, служению которой они посвятили всю жизнь. В первую очередь потому, что сам по себе Киссинджер стал олицетворением эпохи, когда международная политика могла меняться под влиянием идеалов. Это так, поскольку Киссинджер стремился конструировать реальность на основе интеллектуальной схемы, что само по себе есть одно из высших проявлений ценностей, а не инстинктов в политике.
Политическая биография Киссинджера сложилась не менее ярко, чем известные нам исторические аналоги, – успешный политический лоббист, советник президента США по национальной безопасности и, наконец, государственный секретарь в один из переломных моментов внешнеполитической истории Америки.
Такой путь ничем не хуже пройденного его «ролевыми моделями» – европейскими государственными деятелями, великолепными аристократами первой половины XIX века. Именно тех, кто конструировал внешнюю политику великих держав Запада во время Венского конгресса 1815 года, – британца Каслри, австрийца Меттерниха и француза Талейрана – наш герой с молодости считал идеалом государственного деятеля. Об их достижениях Киссинджер написал свою первую книгу «Восстановленный мир: Меттерних, Каслри и проблемы мирного периода 1812–1822 годов» (впервые опубликована в 1956-м). Она была основана на его докторской диссертации, подготовленной по итогу семи лет учебы в Гарварде, в достаточно раннем по меркам того времени возрасте – Киссинджеру был 31 год. Эта работа стала основой всей внешнеполитической философии ее автора на десятилетия вперед.
27 мая исполняется 100 лет Генри Альфреду Киссинджеру. Он принадлежит к числу немногих государственных деятелей и мыслителей, достойных того, чтобы на их юбилей обратили внимание за пределами страны, служению которой они посвятили всю жизнь. В первую очередь потому, что сам по себе Киссинджер стал олицетворением эпохи, когда международная политика могла меняться под влиянием идеалов. Это так, поскольку Киссинджер стремился конструировать реальность на основе интеллектуальной схемы, что само по себе есть одно из высших проявлений ценностей, а не инстинктов в политике.
Политическая биография Киссинджера сложилась не менее ярко, чем известные нам исторические аналоги, – успешный политический лоббист, советник президента США по национальной безопасности и, наконец, государственный секретарь в один из переломных моментов внешнеполитической истории Америки.
Такой путь ничем не хуже пройденного его «ролевыми моделями» – европейскими государственными деятелями, великолепными аристократами первой половины XIX века. Именно тех, кто конструировал внешнюю политику великих держав Запада во время Венского конгресса 1815 года, – британца Каслри, австрийца Меттерниха и француза Талейрана – наш герой с молодости считал идеалом государственного деятеля. Об их достижениях Киссинджер написал свою первую книгу «Восстановленный мир: Меттерних, Каслри и проблемы мирного периода 1812–1822 годов» (впервые опубликована в 1956-м). Она была основана на его докторской диссертации, подготовленной по итогу семи лет учебы в Гарварде, в достаточно раннем по меркам того времени возрасте – Киссинджеру был 31 год. Эта работа стала основой всей внешнеполитической философии ее автора на десятилетия вперед.
Если судить по названию его бакалаврской дипломной работы – «Значение истории» (The Meaning of History, 1950), то Генри Альфред относился к числу студентов, вызывающих раздражение у преподавателей. Но завышенные интеллектуальные амбиции не стали препятствием для подлинных достижений. Во-первых, за плечами молодого Киссинджера были все-таки опыт участия во Второй мировой и работа в контрразведке американского оккупационного корпуса в Германии. Во-вторых, это было время, когда в целом малообразованная американская элита открывала для себя сокровищницу европейской политической философии.
Вторая мировая война стала кульминацией прихода США в международную политику. Собственной науки в этой области у американцев не было, а военные и экономические ресурсы великой державы требовали интеллектуального обрамления. Носителями «сокровенных знаний» стали представители еврейской интеллигенции, во второй половине 1930-х бежавшие от нацизма в Соединенные Штаты. Среди них был и Киссинджер. Этим интеллектуалам нужно было лишь правильно подать провинциальной, но исключительно богатой публике Восточного побережья Штатов истины, которые в британских, немецких и французских университетах проходили на первом курсе бакалавриата.
Ситуацию облегчало еще и то, что конкуренции у европейских просветителей не было: доморощенные размышления об американской исключительности вели в тупик изоляционизма. Такое поведение паразитирующая на распаде колониальной системы новая великая держава себе позволить не могла. Первопроходцем стал Ганс Моргентау, изложивший в доступной американцам форме фундаментальные идеи европейских авторов – от Фукидида (V век до н.э.) до Карла фон Клаузевица и британских геополитиков XIX века. Книга Моргентау «Политические отношения между нациями. Борьба за власть и мир» имела огромный успех и моментально прославила его.
Киссинджер пошел тем же путем и посвятил свой труд роли личности в истории. Что может быть более выигрышным, если хочешь, чтобы тобой заинтересовались те, кто принимает политические решения? Уже с середины 1950-х Киссинджер начинает вести работу на стыке академической дискуссии и лоббизма – этому он в действительности и посвящает большую часть жизни.
Собственно говоря, после 1956-го Киссинджер и не написал более ничего, действительно заслуживающего изучения студентами-международниками. Все остальные его произведения, включая даже претендующие на концептуализацию мирового порядка, – лишь частные случаи применения к разным ситуациям и временам теоретических выкладок, изложенных в «Восстановленном мире». Но как раз это и отличает Киссинджера от сотен авторов, столь же успешно попадавших в конъюнктуру, но не занявших место в золотой коллекции классических работ о международных отношениях.
В длинной профессиональной жизни Киссинджера было много эпизодов и карьерных поворотов, за которые его можно было бы упрекнуть с высоты морального взгляда на вещи или академической «башни из слоновой кости». Но он не делал главного, что приводит к потере репутации и, соответственно, исчезновению автора в водовороте печатной продукции: Киссинджер никогда не менял своих взглядов на то, по каким законам живет международная политика. Другими словами, способность делать карьеру сочеталась у Киссинджера с верностью собственным идеям. Это и есть секрет его феноменальной живучести не только в американском, но и в глобальном политическом пространстве. Даже сейчас 100-летний патриарх продолжает настаивать на тех решениях самых сложных проблем международной политики, которые отвечают гипотезам, сформулированным в «Восстановленном мире».
Главная из этих идей: даже в самом масштабном конфликте полная победа одной из сторон – наименее удачный для будущей стабильности вариант. Киссинджер пишет: «Самым нестабильным является международный порядок, при котором одна держава полностью удовлетворена своим положением, что делает остальных полностью недовольными таким порядком, и вероятность войны, таким образом, возрастает. В то же время наиболее устойчив тот порядок, которым все его участники недовольны в сравнительно одинаковой степени».
Исходя из этого постулата, завершение холодной войны торжеством США и их младших союзников Киссинджер счел не восхитительной возможностью, а одним из самых серьезных вызовов. Но при этом принять этот вызов нужно было с полным спокойствием: ведь он стал результатом объективного исторического процесса. Киссинджер одинаково далек как от того, чтобы восторгаться происходящими изменениями, так и от брюзжания по поводу их несовершенной природы. Руководствуясь своими взглядами, он прекрасно понимает, что реальную политику вершат те, кто уполномочен на эту работу своими народами. И несет, таким образом, наивысшую ответственность. Задача «умника» – сконструировать дизайн решения, в наибольшей степени отвечающий его представлениям о гармонии и справедливости. Но не дай ему Бог возомнить себя вершителем истории.
Расплатой становятся глубокое разочарование и «пробелы» в собственной адекватности – самое неприятное, что может произойти с интеллектуалом, оказавшимся в силу обстоятельств слишком близко к «солнцу» реальной политики. Киссинджер же, несмотря на его честолюбие, всегда умел держать дистанцию с теми, у кого в руках «ядерная кнопка». Способом оставаться над схваткой стали для Киссинджера книги. И хотя ни одно из полутора десятков его последующих произведений не может даже близко сравниться с «Восстановленным миром», сама по себе способность к фундаментальной абстракции остается тем, что заставляет нас внимательно следить за каждым выступлением этого старца.
Однако до того, как победа США в холодной войне положила начало наиболее опасному периоду мировой истории, Киссинджеру еще предстояло совершить несколько интеллектуальных подвигов.
Первым из них стало завершение войны во Вьетнаме Парижским соглашением 1973 года, за которое ему вручили Нобелевскую премию мира. Кстати говоря, тем, кто сейчас упрекает Нобелевский комитет за то, что он в последние годы принимает морально неоднозначные решения, стоит напомнить: незадолго до присуждения ему премии Киссинджер вместе с президентом Никсоном санкционировал весьма зверские бомбардировки сопредельных Вьетнаму территорий, чтобы осложнить операции Вьетконга. Но для нас важнее другое: даже в условиях явного истощения США в бессмысленной вьетнамской войне просто уйти оттуда американцы не могли.
И Киссинджер убедил руководителей США, что будущее положение в Азии нужно рассматривать в комплексе. Летом 1971-го он начал работать над своим вторым и наиболее значимым достижением: историческим примирением Соединенных Штатов и Китайской Народной Республики. К тому времени власть коммунистов в Китае уже была достаточно стабильной, Мао Цзэдуну и его соратникам нужно было брать следующую высоту и вытаскивать сотни миллионов людей из нищеты. Решить эту задачу можно было с помощью американских инвестиций и доступа к рынку США. Тем более что примирение Вашингтона и Пекина решало важные проблемы безопасности для обеих столиц: начиналось последнее стратегическое наступление СССР, угрожавшее как США, так и Китаю. Визит в феврале 1972-го в Пекин президента Никсона и его договоренности с Мао поставили Москву в неприятную ситуацию – ей надо было быть готовой вести войну на два фронта.
Теперь влияние СССР в Азии через его вьетнамских союзников уравновешивалось китайским давлением на сам Вьетнам. А с учетом того, что на ноги встали политические режимы в Таиланде, Малайзии и других капиталистических странах региона, проливать кровь в Азии американцам больше не требовалось.
Но замысел Киссинджера был не в том, чтобы победить СССР. Точнее, победа не исключалась, как и в любой войне, в том числе холодной. Но для автора исторического примирения с Китаем принципиальное значение имело построение собственной идеальной модели: баланса сил трех великих держав, при котором ни одна из них не могла рассчитывать на полную победу над двумя другими.
Такая расстановка сил была, по убеждению Киссинджера, основой стабильности Венской системы, сконструированной главными героями его первой книги на руинах Европы после Наполеоновских войн. Она же могла во второй половине ХХ века создать сравнительно мирные условия уже в глобальном масштабе, к чему Киссинджер искренне стремился. И не его вина, что быстрый и неожиданный крах СССР привел к обрушению такого красивого и гармоничного порядка.
Великие державы в принципе могут быть побеждены только сами собой: масштабы их военного могущества таковы, что никто другой не способен представлять для них экзистенциальной угрозы. Хельсинкский заключительный акт 1975 года и политика «разрядки» стали венцом политической карьеры Киссинджера. Он, руководствуясь собственными амбициями интеллектуала в политике и, что более важно, идеями о способе построения прочного мира, подготовил условия для такого мира в Европе – одного из наименее привычных состояний этой части света за всю ее продолжительную историю.
Картина была дописана, за шесть лет Киссинджер смог реализовать во внешней политике США и глобальной расстановке сил свою идеальную интерпретацию того, как может быть устроена международная политика. С 1975-го начинается закат Киссинджера в качестве государственного деятеля и возвращение на сцену лоббиста-интеллектуала, которым он и остается последующие почти 50 лет своей весьма активной жизни.
Прекрасные конструкции, созданные Киссинджером, оказались недолговечными. Уже в 1977-м он покидает администрацию США, испортив отношения с огромным числом представителей бюрократии и элиты. Причина этого – в манере Киссинджера замыкать проработку всех вопросов на себя. Те, кто имел с ним дело в 1960 – 1970-е годы, отмечают безудержное стремление Генри быть в центре буквально всех решений и событий. В этом он тоже брал пример с объектов своего поклонения – крупнейших европейских дипломатов первой половины XIX века.
Однако президент США – не король Франции или австрийский император, он обязан учитывать множество факторов внутриполитической жизни. Восстановление экономики после нефтяного кризиса 1975-го и военной машины после поражения во Вьетнаме привело к власти радикальных политиков, символом торжества которых стал президент Рейган. С момента его избрания все достижения Киссинджера по обустройству баланса сил в мировой политике начинают использоваться для одной цели – победы над СССР и установления глобального доминирования Америки.
Киссинджер уходит в тень, хотя и продолжает зарабатывать, как сплетничают дипломаты, колоссальные деньги, консультируя самые разные политические режимы по всему свету. Он и сейчас сохраняет верность своим идеям 70-летней давности.
Способность думать и говорить в рамках сравнительно строгой системы представлений о мире выгодно отличает его практически от всех, кто рассуждает о столь сложном предмете с академической трибуны. Мы никогда не согласимся с его тезисом, что вступление Украины в НАТО станет основой баланса сил и мира в Европе (поскольку сократит здесь масштабы российского превосходства).
Но этот тезис полностью отвечает взглядам на механику мира, которые Киссинджер сформулировал более полувека назад. И тем более соответствует его всегдашним представлениям о гармонии призыв к США ограничить свои возможности ради компромисса с Китаем, а также в принципе признать, что представление мира об Америке может быть более адекватным, чем ее взгляд на саму себя.
Другое дело, что даже самая идеальная схема неизбежно рушится под давлением эгоистического поведения государств. «Игра с нулевой суммой» остается главной особенностью их реакции на новые возможности. И мы не знаем пока, как на эту традицию повлияют новая расстановка сил, рост влияния Китая и Индии, завершение мира, который в принципе был сконцентрирован вокруг Запада.
Сколько бы ни осталось жить самому Киссинджеру, отсутствие такого знания вряд ли его уже сильно волнует. Да и никогда особенно не тревожило. Международный порядок – это априори одна из самых недолговечных вещей из того, что может быть в социальной жизни. Но нет для «умника» ничего увлекательнее, чем восстановление мира.
Источник: Профиль
(Нет голосов) |
(0 голосов) |