Африка сейчас уже совсем другая. И мы многому можем у неё поучиться

В 2019 г. первый саммит «Россия-Африка» был скорее установочным. Его задачей было не реализовать какие-то амбициозные планы, а заявить о том, что Россия всерьез и надолго возвращаются в Африку. Длительное время Африка не находилась в сфере стратегических интересов России. Первоначально в связи с нашим поворотом на Запад, а затем – на Восток. Мы все время поворачиваемся то в одну, то в другую сторону, не понимая, что нужно реализовывать многовекторную политику в хорошем смысле этого слова.

Нельзя класть все яйца в одну корзину – нужно выстраивать свою внешнюю политику так, чтобы она вписывалась в стратегические интересы развития нашей страны, и Африка в эти интересы вписывается очень хорошо по целому ряду причин. Во-первых, она может пополнить дефицит необходимых для развития российской экономики видов сырья. Во-вторых, Африка – это самый быстро растущий мировой рынок, который удваивается каждые четыре года и который предъявляет спрос именно на те товары и услуги, в которых достаточно сильна Российская Федерация. В этом плане возвращение России в Африку хотя бы на том уровне, как это было в 2019 г., когда президент В.В. Путин заявил, что наши отношения нужно выводить на новый стратегический уровень, очень важно.

То, о чем говорилось на первом саммите, – действительно большие планы, в том числе и по развитию экономических связей с Африкой. В реальности же единственным практическим итогом явилось заключение соглашения АО «Трансмашхолдинг» на поставку 1300 железнодорожных вагонов в Египет. Это действительно была крупная сделка объемом более 1 млрд. долларов. Все же остальные намерения, озвученные на этом саммите, не были реализованы в силу объективных причин: вначале пандемия COVID-19, когда мировая торговля сократилась на 30%, потом – начало специальной военной операции (СВО), которая тоже несколько скорректировала нашу политику и изменила наш план. Тем не менее, на первом саммите «Россия-Африка», в том числе в речи президента, была озвучена задача в течение трех лет удвоить наш товарооборот с Африканским континентом, который по итогам 2018 г. составил 20,4 млрд. долларов, т.е. где-то к 2023 г. мы должны были выйти на 40 млрд. долларов. Это тоже не было реализовано. Более того, товарооборот со странами Африки упал, но это произошло по объективным причинами – в первую очередь из-за пандемии COVID-19. По итогам 2022 г. мы вышли примерно на 19 млрд. долларов.

Что касается установления более тесных экономических связей, то за период между саммитами, к сожалению, этого также не произошло. В силу объективных и субъективных причин не были реализованы условия, необходимые для того, чтобы наши отношения перешли на стратегический уровень. Не было увеличено число авиарейсов. Сейчас у нас только один прямой рейс в Африку – в Каир, и тот возобновился не так давно. Не были созданы логистические центры, которые были необходимы и о создании которых было заявлено на первом саммите «Россия-Африка». Не были открыты новые посольства, новые торгпредства. К сожалению, ко второму саммиту мы пришли с не очень хорошими результатами с точки зрения тех задач, которые были выдвинуты на первом саммите «Россия-Африка».

ПИР-Центр провел интервью с Ириной Абрамовой, директором Института Африки Российской академии наук (РАН), членом Президиума РАН, профессором кафедры африканистики и арабистики Российского университета дружбы народов (РУДН). В ходе разговора обсудили итоги первого и второго саммитов Россия-Африка, укрепление отношений между Россией и странами Африки, а также возможные препятствия на пути долгосрочного сотрудничества.

Интервью провели директор и основатель ПИР-Центра, профессор МГИМО МИД России Владимир Орлов и стажер Образовательной программы ПИР-Центра Вероника Терпугова.

Владимир Орлов и Вероника Терпугова: Итоги саммитов в 2019 и 2023 гг. весьма амбициозны. Все ли договоренности удается реализовать?

Ирина Абрамова: Я бы не сказала, что итоги саммитов были весьма амбициозны. Более того, их итоги очень сильно отличаются.

В 2019 г. первый саммит «Россия-Африка» был скорее установочным. Его задачей было не реализовать какие-то амбициозные планы, а заявить о том, что Россия всерьез и надолго возвращаются в Африку. Длительное время Африка не находилась в сфере стратегических интересов России. Первоначально в связи с нашим поворотом на Запад, а затем – на Восток. Мы все время поворачиваемся то в одну, то в другую сторону, не понимая, что нужно реализовывать многовекторную политику в хорошем смысле этого слова.

Нельзя класть все яйца в одну корзину – нужно выстраивать свою внешнюю политику так, чтобы она вписывалась в стратегические интересы развития нашей страны, и Африка в эти интересы вписывается очень хорошо по целому ряду причин. Во-первых, она может пополнить дефицит необходимых для развития российской экономики видов сырья. Во-вторых, Африка – это самый быстро растущий мировой рынок, который удваивается каждые четыре года и который предъявляет спрос именно на те товары и услуги, в которых достаточно сильна Российская Федерация. В этом плане возвращение России в Африку хотя бы на том уровне, как это было в 2019 г., когда президент В.В. Путин заявил, что наши отношения нужно выводить на новый стратегический уровень, очень важно.

То, о чем говорилось на первом саммите, – действительно большие планы, в том числе и по развитию экономических связей с Африкой. В реальности же единственным практическим итогом явилось заключение соглашения АО «Трансмашхолдинг» на поставку 1300 железнодорожных вагонов в Египет. Это действительно была крупная сделка объемом более 1 млрд. долларов. Все же остальные намерения, озвученные на этом саммите, не были реализованы в силу объективных причин: вначале пандемия COVID-19, когда мировая торговля сократилась на 30%, потом – начало специальной военной операции (СВО), которая тоже несколько скорректировала нашу политику и изменила наш план. Тем не менее, на первом саммите «Россия-Африка», в том числе в речи президента, была озвучена задача в течение трех лет удвоить наш товарооборот с Африканским континентом, который по итогам 2018 г. составил 20,4 млрд. долларов, т.е. где-то к 2023 г. мы должны были выйти на 40 млрд. долларов. Это тоже не было реализовано. Более того, товарооборот со странами Африки упал, но это произошло по объективным причинами – в первую очередь из-за пандемии COVID-19. По итогам 2022 г. мы вышли примерно на 19 млрд. долларов.

Что касается установления более тесных экономических связей, то за период между саммитами, к сожалению, этого также не произошло. В силу объективных и субъективных причин не были реализованы условия, необходимые для того, чтобы наши отношения перешли на стратегический уровень. Не было увеличено число авиарейсов. Сейчас у нас только один прямой рейс в Африку – в Каир, и тот возобновился не так давно. Не были созданы логистические центры, которые были необходимы и о создании которых было заявлено на первом саммите «Россия-Африка». Не были открыты новые посольства, новые торгпредства. К сожалению, ко второму саммиту мы пришли с не очень хорошими результатами с точки зрения тех задач, которые были выдвинуты на первом саммите «Россия-Африка».

Удивительный парадокс состоит в том, что несмотря на всё, за период между саммитами доверие и симпатия к России в Африке не только не упали, но даже возросли. Дело в том, что Россия по-особенному рассматривается, особенно с началом СВО и с учетом тех задач, которые она реализует на международной арене. Понятно, что по сути дела Россия сейчас находится на пике перестройки старого мира в новый, более справедливый – слово «справедливость» тут, пожалуй, является ключевым – в полицентричный или многополярный. Она борется не только за свой суверенитет, но и за право всех народов мира самостоятельно решать свою судьбу. Россия борется против всех современных форм угнетения, которые, по сути дела, сформировались в новый колониализм.

Второй саммит «Россия-Африка», который прошел в июле 2023 г., может быть, поставил не такие амбициозные задачи, но он был гораздо более конкретным. Помимо пяти деклараций, которые были на нем приняты, был также принят план действий на 2023-2026 гг., где очень конкретно по всем направлениям прописаны те задачи, которые мы должны решать. И я очень надеюсь, поскольку этот план преобразуется сейчас в стратегию наших взаимоотношений с Африкой, в том числе экономических, что там будут прописаны не только задачи, но и конкретные исполнители, ответственные за эти задачи и сроки реализации этого плана. Кроме того, принято решение ежегодно проводить министерские конференции России и Африки, причем не только на уровне министров иностранных дел, которые, конечно, будут главными действующими лицами, но и с привлечением министерств, которые отвечают за то или иное направление нашего сотрудничества. Я думаю, что это будет очень практический и конкретный разговор, который позволит сдвинуть дело с мертвой точки. Наконец, именно на втором саммите проявился большой интерес российского бизнеса к Африке. На первом саммите африканских бизнесменов было примерно в 2,5 раза больше, чем российских, а на втором саммите была прямо противоположная пропорция – российских бизнесменов было в два раза больше, чем африканских. Конечно, повлияло давление Запада. Об этом говорит и то, что по числу первых лиц первый саммит был гораздо более представительным. На него приехали лидеры 45 государств. Второй саммит был представлен 17-ю первыми лицами, но при этом приехали еще пять руководителей парламента и пять премьер-министров. Что же касается количества делегаций, то их тоже было достаточно много – 45 африканских государств были представлены на втором саммите «Россия-Африка».

Поскольку я участвовала в подготовке проведения первого и второго саммитов, а также во всех видах работ, связанных с Африкой, которые были между двумя событиями, у меня сложилось убеждение, что сейчас мы действительно готовы переходить от деклараций к конкретно практическим результатам.

Владимир Орлов и Вероника Терпугова: Какие сохраняются препятствия для развития российско-африканского сотрудничества и как их следует преодолевать?

Ирина Абрамова: Нужно говорить о том, что, конечно, препятствий к российско-африканскому сотрудничеству достаточно много, и препятствия эти можно разделить на несколько категорий, которые связаны как с внутренними, так и с внешними факторами развития как России, так и африканских государств.

Понятно, что одним из основных препятствий является санкционная политика Запада и то колоссальное давление, которое оказывается в том числе и на африканские государства для того, чтобы отвернуть их от России, не дать развивать свое взаимодействие с ней, но тут нужно сказать что, как ни странно, этот фактор, с одной стороны, действительно создает определенные трудности, но с другой стороны, толкает как африканские государства, так и нашу страну к поиску новых форм взаимодействия. Появляются какие-то альтернативные механизмы для осуществления, в частности, финансовых расчетов, т.е. ослабления роли доллара.

Конечно, есть очень большие препятствия со стороны финансового фактора. Это, пожалуй, один из основных факторов, который препятствует развитию наших взаимоотношений. Нужно сказать, что даже пока еще мы свободно торговали в долларах, я имею в виду после первого саммита «Россия-Африка», института финансового взаимодействия выстроено не было, большинство банков не только не имели своих представителей, что может быть в современных условиях и не так важно, они не имели корреспондентских счетов для того, чтобы проводить прямые расчеты. Кроме того, по итогам первого саммита должен был быть создан инвестиционный фонд поддержки инвестиций российского бизнеса в Африке. Тогдашний руководитель российского экспортного центра заявлял о том, что такой фонд будет создан в размере 5 млрд. евро. Тем не менее, создан он не был. Проблема заключается в том, что большинство наших компаний, даже тех, которые готовы идти в Африку, нуждаются в страховании своих рисков и в каких-то гарантиях со стороны государства. Мы говорили о том, что нужен механизм государственного частного партнерства в поддержке российского бизнеса в Африке, потому что наш бизнес всегда создавался таким способом, что он как-то не очень хочет самостоятельно идти на риски, и тут есть и объективные, и субъективные причины. Тем не менее, я абсолютно согласна, что условия инвестирования в Африку должны быть особыми, и государство, должно оказывать поддержку нашему бизнесу, в том числе путем создания подобного инвестиционного фонда. Очень надеюсь, по итогам второго саммита он все-таки будет создан.

Другой вопрос – это, конечно, вопрос логистики, потому что тут тоже чинятся очень большие препятствия. Для того, чтобы перелететь из России в какую-то другую страну, мы используем численных посредников. Это препятствие опять же может, конечно, с одной стороны, затруднять наше взаимодействие, а с другой стороны, толкать в том числе и нашу страну к тому, что нужно организовывать прямые рейсы в африканские государства. Конечно, этот вопрос непростой, потому что очень много технических и финансовых вопросов, как это реализовывать. Мы никуда от этого не денемся. Для того, чтобы развивать полноценные отношения с 54-мя африканскими государствами, нужно организовать перелеты хотя бы в основные регионы Африки. Посмотрите на Турцию, которая сейчас превратилась в основной хаб между Европой и Африкой. В 2003 году, когда Турция начинала развивать свои экономические отношения с Африкой, она как игрок, даже региональный, в десятки раз, наверное, уступала России. Тем не менее, она не побоялась открывать эти рейсы и не ставила себе вопрос, который ставит сегодня Росавиация: «Вы нам вначале покажите, что нам будет это выгодно, а потом мы подумаем и может быть что-то сделаем». Сейчас турецкие авиалинии получают колоссальную прибыль от своего взаимодействия на африканском направлении. Все рейсы переполнены, турецкие авиалинии летают в 45 стран. Таким образом они доказали на деле, что все-таки нужно обеспечивать логистические схемы, в том числе авиаперелеты.

Важный вопрос – это доставка наших товаров и грузов морским путем. Сейчас очень многие наши компании, в том числе, например, группа FESCO – наш самый крупный контейнерный перевозчик, у которого есть корабли – готовы этим заниматься. Опять же, под это дело мы будем строить свои собственные корабли, воссоздавать свой торговый флот не только для Африки, но по всем направлениям, что в первую очередь является стимулом для развития нашей промышленности.

Конечно, определенные сложности существуют в связи с неустойчивостью политических режимов в Африке, с большим количеством переворотов, с конфликтами и т.д., но эти проблемы были всегда. Сейчас Россия позиционирует себя в том числе как гарант безопасности в Африке. Та деятельность, которую осуществляла Россия на африканском континенте по реальному обеспечению безопасности, на мой взгляд может быть увязана с нашими экономическими интересами, т.е. мы будем предлагать такую схему взаимодействия, когда мы самостоятельно обеспечиваем безопасность африканских государств, в том числе безопасность для нашего бизнеса, и под гарантию этой безопасности мы сможем запускать туда наши компании, осуществлять какие-то инвестиционные проекты, обеспечивать доставку грузов. Это тоже очень важно. Риск нестабильности очень поддерживается извне, потому что в любой африканской нестабильности всегда есть внутренние и внешние факторы. Возьмите вариант Ливии, когда практически процветающая страна была развалена, и до сих пор проблемы не решены, в том числе и на политическом уровне, на уровне взаимодействия между правительством и парламентом – в этом сыграл огромную роль, конечно, внешний фактор.

Вопрос заключается также в том, что в Африке очень мало знают о России, а в России очень мало знают об Африке. Конечно, сейчас новостная лента по сравнению с той, которая была даже в 2021-2022 гг., более насыщена африканской тематикой. Большинство наших предпринимателей и государственных акторов плохо себе представляют, что такое современная Африка и как там вообще развивать бизнес, как развивать отношения. В этом плане нужна квалифицированная экспертиза, в том числе специалистов-африканистов, которых, к сожалению, очень мало. Большинство сосредоточено у нас в Институте Африки РАН, есть специалисты в МГИМО, ИССА, ВШЭ и СПбГУ, в Казани и Ярославле. Людей таких очень мало, и решить все эти задачи аналитической поддержки продвижения российских интересов очень сложно. В этом смысле, конечно, нужно расширить подготовку африканистов. На это уйдет время, но мы от этого никуда не уйдем. Сейчас будем обходиться теми силами, которые есть. Уже сейчас из выпускников наших ведущих вузов нужно привлекать как можно больше специалистов для работы на африканском направлении. Соответственно, в наших СМИ нужно уделять больше внимания африканской тематике, чтобы российские бизнесмены тоже представляли себе, что такое Африка.

В Африке большинство информации, которую получают рядовые жители, бизнесмены, они черпают из западных источников. Как правило, эта информация искаженная, напрямую доходит очень мало сведений. Действительно, очень многие представляют нашу страну как что-то такое большое, северное и непонятное. Хотя в Африке достаточное количество выпускников российских вузов, которые очень хорошо представляют себе, что такое Россия, нам нужно более активно взаимодействовать с ними. Насколько я знаю, тесных и прочных связей с этими выпускниками у нас длительное время не существовало. Сейчас ситуация меняется. Есть программа, когда этих выпускников собирают, привозят в современную Россию, показывают им, как мы живем. Они посещают вузы и города, в которых они учились. Это очень хорошая программа для того, чтобы освежить их знания о России.

Конечно, нужно развивать, в том числе, представительство наших СМИ в Африке. Сейчас более активно стал работать Sputnik, стали работать и другие новостные агентства: ТАСС, РИА Новости, Russia Today – но тем не менее этого пока недостаточно. Мы мало используем такие инструменты как радио и социальные сети, особенно непосредственно африканские. Тут нам тоже нужно продвигаться, потому что мы знаем, что информационный аспект нашего взаимодействия чрезвычайно важен. В наш век информационных технологий, если событие не произошло в информационном пространстве, зачастую оказывается, что его как бы и нет, поэтому это очень важный аспект, который мы должны развивать.

Я думаю, что это основные сложности, которые существуют во взаимодействии России и Африки, но они открывают перед нами новые возможности и даже пути новых форм нашего сотрудничества.

Владимир Орлов и Вероника Терпугова: Представленность африканских государств на саммите Россия-Африка в 2023 г. оказалась ниже, чем в 2019 г. О чём это может свидетельствовать? С какими государствами, по Вашей оценке, сегодня у России наибольшие перспективы развития отношений?

Ирина Абрамова: Я уже говорила о том, что представительство было меньше. Если на первом саммите «Россия-Африка» были первые лица 45 государств из 54 стран, то на втором саммите таких руководителей было 17; параллельно были 5 премьер-министров и 5 руководителей парламента. Достаточно большое количество делегаций были представлены либо вице-президентами, как, например, от Нигерии, так и министрами иностранных дел.

Запад, конечно, кричал, что вот по сравнению с первым саммитом Африка отвернулась от России. Конечно, нужно учитывать политический фактор давления на африканские государства. Мы знаем, что С.В. Лавров неоднократно ездил в Африку накануне саммита и рассказывал о нашей стране, о самом будущем саммите, о том, какие задачи мы хотим решить. Вслед за Сергеем Викторовичем высаживался по очереди «десант» из США, Великобритании, Германии и Франции с совершенно противоположными задачами. Там использовался и метод «кнута и пряника», и прямые угрозы.

Тем не менее, в условиях проведения специальной военной операции попытки изолировать Россию полностью провалились. Почему? Во-первых, нужно сказать, что из крупнейших африканских игроков три страны: Египет, Южноафриканская республика и Эфиопия – были представлены первыми лицами. Приехали президент С. Рамафоса из ЮАР, президент А. Ас-Сиси из Египта, премьер-министр А. Абий из Эфиопии. Что касается Нигерии, еще одной крупной африканской страны, она была представлена вице-президентом. С учетом того, что не так давно там прошли выборы, это тоже очень неплохой результат. Кроме того, приехали руководители всех ключевых стран, которые заинтересованы в развитии отношений с нашей страной: Зимбабве, Мали, стран зоны Сахеля. Действительно, из Алжира, например, приехал премьер-министр, но это было связано с тем, что в июне был государственный визит президента Алжира в Российскую Федерацию, в рамках которого была подписан целая серия документов и прошел всего один месяц – для доработки решили прислать премьер-министра. С одной стороны, важен фактор, сколько первых лиц приехало, но с другой стороны, он может быть компенсирован тем, что на втором саммите «Россия-Африка» был уже более конкретный, более деловой разговор. Кстати, всего из
54 африканских государств, несмотря на колоссальное давление, проигнорировали саммит всего 9, причем достаточно небольших по объему экономик небольшие и с которыми у нас не было активных отношений, может быть, за исключением Ботсваны или Замбии. Важно не то, кто приехал, а важно то, что все-таки изолировать Россию не удалось. Приехали даже те страны, которые позиционировали себя и даже высказывались на политических площадках не то чтобы против России, но с какими-то элементами осуждения.

Нужно сказать, что с точки зрения экономических санкций практически ни одна африканская страна, за редким исключением буквально трех-четырех, официально к ним не присоединилась, но и те, которые присоединились, в реальности ничего не ввели. Ни о какой изоляции России, естественно, речи не идет.

Честно говоря, меня поразила нигерийская делегация, находящаяся под сильным давлением, в том числе США и остального Запада, которая на неформальной встрече в рамках саммита исполняла на русском языке гимн Советского Союза. На меня это произвело большое впечатление – историческая память, которую сохранили африканцы, прекрасно понимая, что Советский Союз обеспечил им не только политическую независимость, но и внес колоссальный вклад в развитие их экономического суверенитета, создав основы национальных экономик этих стран, основы национальной промышленности, инфраструктуры, культуры. Они это помнят. И помнят это не только представители более старшего поколения, но, как ни странно, с очень большой симпатией к России относится и африканская молодежь. Сразу после саммита у меня в кабинете сидели представители чадской молодежи и рассказывали о том, что, несмотря на то что их правительство является профранцузским, все симпатии чадской «улицы», если можно так выразиться, т.е. молодых людей, а это почти 70% населения, полностью принадлежат России.

Эта симпатия к России, желание взаимодействовать, несмотря на то что очень мало информации о нашей стране, это просто удивительно. И если мы сейчас этим не воспользуемся, то уже следующего – третьего – шанса у нас не будет.

Владимир Орлов и Вероника Терпугова: Особую активность в ходе саммита 2023 г. проявили представители военных правительств ряда африканских стран. Насколько Россия готова выстраивать отношения с силами, пришедшими к власти в своих странах в результате военных переворотов? Особо хотелось остановится на странах Сахеля. Видим там высокую заинтересованность в выстраивании прочного диалога с Россией, прежде всего в Мали, в Буркина-Фасо. А как в этом контексте Вы видите перспективы наших отношений с Нигером? Каковы, если брать шире, Ваши рекомендации по российскому диалогу с государствами Сахеля?

Ирина Абрамова: Во-первых, я не согласна с тем, что на саммите особую активность проявили государства Сахеля. Просто к ним было приковано достаточно большое внимание в связи с их яркими выступлениями на самом саммите, когда они говорили: «Свобода или смерть!», пользуясь лозунгом Че Гевары. Внешне они довольно молодые, активные люди. Тем не менее, помимо них, на саммите достаточно активно выступали и вполне умеренные традиционные лидеры Африки, которые выдвигали очень интересные идеи по нашему сотрудничеству. Повестка со странами Сахеля в значительной степени была раскручена и навязана западной прессой, потому что, конечно, это был колоссальный удар по французскому влиянию в Африке.

Череда военных переворотов, которая началась еще с 2021 г. – Гвинея, Габон, страны Сахеля – говорит о том, что модель французского неоколониализма в Африке полностью провалилась, провалилась модель французского влияния. В принципе, этому существует целый ряд объяснений, начиная даже с особенностей французской системы колонизации. Британская система базировалась на так называемом «косвенном управлении», когда местная элита, местные царьки, князьки, правящие руководители племен оставались у власти и по сути дела сотрудничали с британской администрацией, французы же просто напрочь убирали местную элиту, ставили своих французских наместников, своих руководителей, т.е. осуществляли прямое колониальное управление. Об этом, конечно, я думаю, африканцы не забыли. Кроме того, современное взаимодействие с Францией строится на все тех же колониальных методах, как их не назови. Хотя бы то, что они покупали уран в том же Нигере примерно в сто раз дешевле, чем он стоит на мировом рынке.  То что они не смогли, несмотря на свой контингент, решить вопрос защиты населения и обеспечения его безопасности, говорит о том, что Франция собственно особо не была в этом заинтересована – им нужно было столько безопасности, чтобы обеспечить бесперебойное поступление ресурсов. Ослабление влияния Франции, в том числе в Европе, невозможность решить проблемы африканских стран, но в то же время сохранение колониальных связей, ограбление этих народов, привязка их валют, хранение золотовалютных резервов в банке Франции под видом стабилизации местной финансовой системы, масса других инструментов, которые Франция использовала для сохранения своего влияния, в конце концов вызвали ту бурю негодования и тот взрыв, который произошел в этих странах и имел эффект домино. Конечно, триггером послужила невозможность обеспечения безопасности. Это понятно, потому что террористы действительно распоясались в регионе, а французский контингент в рамках миссий и операций не смог решить ни одного вопроса, который был актуален для этих стран.

Позиционировать политику Россия в Африке исключительно как «политику», как на Западе пишут, «поддержки военных переворотов, создания лояльных режимов» – это перекладывать с больной головы на здоровую, потому что как раз этим отличаются западные государства, которые активно вмешиваются в выборы в этих странах, ставят нужных им людей, используя в основном систему подкупа, а также систему подготовки непосредственно прозападных элит, когда все они получают образование в соответствующих странах, когда их жены работают в европейских или американских организациях, когда их дети учатся там, когда капиталы находятся там. Мы этим не занимаемся. Никакие перевороты в зоне Сахеля мы не финансировали, мы их не подталкивали. Но глупо не воспользоваться той ситуацией, которая сложилась в этом регионе, и глупо не воспользоваться симпатиями населения этих государств, которые они проявляют к России. Даже картинка, которую мы видели у себя по телевизору или в интернете, она в общем-то демонстрирует, что люди выходят в том числе с российскими флагами на демонстрации. Почему? Да потому что они видят в России в первую очередь защитника своего суверенитета, защитника того, что Африка наконец начнет играть ту роль, которую она считает достойной. Это будет независимая, процветающая Африка, а не колонизируемая Западом территория, которая удовлетворяет потребности не своего населения, а потребности «золотого миллиарда». Им это не интересно.

Что же касается нашего взаимодействия, естественно, оно не будет сводиться исключительно к военному сотрудничеству, хотя только что один из заместителей министра обороны Ю.Б. Евкуров посетил Мали, Буркина-Фасо и Нигер, которые в сентябре 2023 г. подписали соглашение о военном союзе между собой. Конечно, мы готовы обеспечивать их безопасность, помогать им, но мы всегда позиционируем себя не просто как гаранты безопасности. Под эти гарантии безопасности мы готовы развивать экономические отношения с этими странами. Еще недавно практически, как в Мали был переворот, Россия в первую очередь обеспечила поставку и доставку дизельного топлива в это государство, доставку продовольствия. То же самое мы делаем и для Буркина-Фасо. Я думаю, этот вопрос будет обсуждаться и с Нигером.

Конечно, мы заинтересованы в том, чтобы наше влияние в этом регионе было больше, чем французское. Почему бы и нет? Мы конкуренты. Мы заинтересованы в том числе и в развитии этих территорий. Мы расширяем сферу своего влияния, но не за счет того, что мы угнетаем эти народы. Мы готовы вкладываться в их развитие, готовы помимо всего прочего делать очень многое для развития образования в Африке.

Кстати, вопрос образования затрагивался абсолютно на всех площадках саммита и на недавно на прошедших «Примаковских чтениях». Четыре представителя африканских государств, включая президента Уганды, говорили о том, что важнейшей формой нашего сотрудничества является образование, причем не просто повышение квот, а улучшение качества образования, возможная предварительная подготовка старшеклассников путем специальных подготовительных программ, открытие наших русских школ в Африке для того, чтобы наиболее талантливых людей обучать дальше у нас в России. Эти люди в дальнейшем вполне могут занимать важные правительственные, политические, экономические посты, что для нас также очень важно. Важно работать с детьми элит, как это делают американцы, которые ежегодно объявляют программу «Тысячи наиболее перспективных молодых лидеров Африки» и на полгода везут этих лидеров полностью за свой счет к себе в страну и готовят их там – правильно делают. Можно только поучиться этим программам.

Я думаю, что естественно наше сотрудничество с этими государствами будет многосторонним. Вопросы безопасности будут важны, но будут важны и другие аспекты, в том числе вопросы их экономического и, конечно же, гуманитарного развития. Для Африки одно из главных направлений – это повышение качества человеческого капитала. 60% населения Африки моложе 25 лет, и эти люди нуждаются в образовании: школьном, профессиональном, высшем – тут Россия может очень много сделать для этих стран.

Владимир Орлов и Вероника Терпугова: Помимо России, различные форматы партнёрства с Африкой продвигают и другие игроки – США, ЕС, Китай, Турция и т.д. Какую нишу на этом фоне могла бы найти для себя Россия? Кто может обойти ее и почему?

Ирина Абрамова: Конечно, нам будет очень трудно конкурировать с мощными игроками, которые давно уже присутствуют на Африканском континенте. Сейчас, по сути дела, происходит геостратегическая схватка за Африку.

Если мы посмотрим на континент, то увидим, что он как бы отделяет Запад от Востока, а в связи с формированием новых блоков, в том числе AUKUS, Африка оказывается в середине треугольника – между Австралией, США и Японией. В геостратегическом плане вовлечение Африки в те или иные политические и военные западные союзы представляет очень большую угрозу для России. Нам нужно так выстраивать свои отношения с Африкой, чтобы она все-таки сохраняла свой внеблоковый статус. Тут мы, конечно, наткнемся на большое сопротивление со стороны тех же США и Европы, но пока ситуация скорее складывается в нашу пользу. Даже с учетом того, что они присутствуют на этом континенте очень давно и имеют там военные базы, авторитет России остается достаточно высоким, несмотря на то что у нас в Африке нет ни одной военной базы.

Европейский союз, конечно, в основном делает ставку реализацию различных инвестиционных проектов и расширение торговли. ЕС – самый большой торговый партнер Африки. Торговый оборот составляет более 400 млрд. долларов в год. Политика разных европейских стран очень сильно отличается друг от друга. Например, французы делают увязку безопасности и развития. Англичане после выхода из ЕС рассматривают Африку как важную сферу приложения своих инвестиционных программ. Немцы реализуют государственно-частное партнерство, т.е. когда заход в Африку осуществляется в основном частными немецкими компаниями, а государство обеспечивает это определенными условиями. Италия традиционно сотрудничала со странами Северной Африки, в первую очередь с Ливией, которая, к сожалению, сейчас развалилась, но тем не менее, особенно в нефтяной сфере, у них очень много взаимодействия.

Что же касается новых игроков, то здесь в первую очередь речь идет о Китае. Он имеет особую стратегию в Африке, и она, конечно, очень многое унаследовала от Советского Союза – опыт, от которого мы отказались. Самые большие кредиты Африка сейчас получает от Китая, особенно в сфере развития инфраструктуры. Китай также занимается строительством технологических парков. Ну и самое главное, чему нам нужно поучиться, – Китай встраивает свои отношения с Африкой в стратегию собственного развития. Это очень важно и с точки зрения сырьевого обеспечения, и с точки зрения развития новых рынков. Нам, конечно, с ними конкурировать будет довольно сложно. Также очень активны Индия и Бразилия. Из последних игроков – это Турция, о которой я уже говорила. Буквально в последние пять лет большой интерес стали проявлять арабские монархии Персидского залива, которые тоже достаточно активно инвестируют в Африку. В общем, высококонкурентный континент.

Нам нужно сделать акцент на концепции гаранта суверенитета. Наш опыт в Сирии, когда мы не дали развалиться стране и сломить ее руководство, был весьма показательным для африканцев, элита которых тоже достаточно уязвима с точки зрения смещения и т.п. Для них стабилизация ситуации, в том числе внутренней, очень важна, и они понимают, что Россия может им это обеспечить и силой своего влияния, и силой своего оружия.

Почему бы нам, собственно, не рассматривать рынок вооружения Африки как один из перспективных, особенно с учетом наращивания мощности нашего военно-промышленного комплекса в условиях СВО? СВО когда-то кончится, заводы все работают, и мы, уже будучи третьими по объемам поставки вооружений на мировой рынок, вполне можем эту высококонкурентную нишу тоже занять. Тем не менее, это не это наше главное направление.

На мой взгляд, отличительной чертой России на Африканском континенте должно стать научно-технологическое партнерство. В первую очередь, конечно, речь идет об образовательном треке. Для африканцев очень важно готовить кадры, причем это касается и школьного образования, и профессионально-технического. Мы все забыли про ПТУ и техникумы, но тем не менее подготовка квалифицированной рабочей силы для Африки чрезвычайно важна. Именно таким вот производственным образованием там мало кто занимается. Кроме того, конечно, система высшего образования. Я считаю, что нужно не просто увеличивать квоту, а повышать уровень – лучше меньше, да качественнее. Нужно отбирать людей действительно способных, обеспечивать им перелёт, давать какие-то достойные условия и предоставлять стипендию не в 3 тыс. рублей, чтобы они могли учиться, а не были вынуждены заниматься каким-то мелким бизнесом. Нужно создать условия, чтобы люди могли реально учиться, а не выживать, могли потратить основное время все-таки на обучение.

Очень интересны программы для наших выпускников, т.е. повышение квалификации специалистов. Очень интересные программы также могут быть реализованы в сфере подготовки управленцев, работников налоговой инспекции или таможни, потому что здесь мы достигли колоссальных успехов. Система госуправления, в частности цифровизации госуправления и реализации таких концепций, как умный город, например, в Москве, – это то, что для африканцев чрезвычайно интересно – здесь мы передовые. Конечно, обратить внимание нужно на все, что касается технологий в сфере энергетики, потому что для африканцев этот вопрос стоит очень остро. Сейчас пропорция немножко изменилась, но все равно порядка чуть менее 50% жителей континента не имеют доступа к электричеству. Здесь у России очень высокие компетенции, особенно в сфере атомной энергетики в различных формах: крупных, более малых, плавучих – в общем-то, целая линейка. Здесь мы действительно номер один в мире, и для нас эта сфера является приоритетной.

Огромную роль для Африки играет решение продовольственных проблем. Россия и так уже стала одним из основных поставщиков зерновых, но вопрос заключается также и в том, что нам все-таки нужно поставлять в Африку товар с более высокой добавленной стоимостью. Российская империя была основным поставщиком на мировой рынок не зерна, а муки, а мы сейчас утратили эти позиции, уступили Турции. Африканцы также заинтересованы не просто в приобретении наших продуктов питания, но и в развитии собственного сельского хозяйства за счет трансфера российских технологий. Мы действительно добились огромных успехов в аграрном секторе и нам есть чем поделиться в этом смысле с африканцами.

В строительстве железных дорог технологии, к сожалению, у нас пока еще западные. Я надеюсь, что в скором времени мы также что-то освоим самостоятельно. Но в том, что касается самих железных дорог, железнодорожного транспорта, мы тут вполне конкурентоспособны.

Космос, включая всевозможные исследования космического пространства, запуск спутников, тоже стратегически важен для России, потому что с потерей взаимоотношений с европейскими странами мы перестали видеть небо в Южном полушарии – у нас нет пунктов приема информации со спутником. Сотрудничество со странами Африки, которые входят в Южное полушарие, – наш стратегический интерес. Даже в военном смысле это для нас очень важно.

Африканцы готовы воспринимать любые цифровые технологии, потому что они молодые, и мы все прекрасно знаем, как быстро молодежь их осваивает. Для нас это очень интересно, потому что огромный рынок для реализации наших технологий.

Конечно, вопросы, связанные с медициной и биологической безопасностью, для нас чрезвычайно важны, потому что только по открытым данным в Африке уже давно работают 49 американских лабораторий, которые занимаются всевозможными биологическими экспериментами, в том числе связанных с биологическим оружием. США уже давно создают и банк геномов африканцев для того, чтобы работать с вирусами, нацеленными на определенные этнические группы. Мы знаем, что такие же эксперименты проводились на Украине, в Грузии и в других странах, которые окружают нашу страну. В Африке эта работа ведется уже давно, т.к. там это гораздо дешевле сделать, легче спрятать, но это вопрос выживания не только России, но и всего мира. Что касается медицины, к сожалению, в Африке огромное количество инфекционных заболеваний – 20 самых опасных, включая малярию, туберкулез, ВИЧ и др. У нас есть наработки в этом плане для того, чтобы население получало доступ к нормальной медицине, чтобы была возможность готовить специалистов, которые на месте могут и выявить вирусы, и вылечить человека, и сделать лекарства – очень перспективное направление.

Развивая наше взаимодействие в научно-технологической сфере, мы можем отработать наши технологии на большом количестве пользователей, что для нас тоже очень важно и создает перспективы для развития нашей собственной, в том числе высокотехнологичной, промышленности. С другой стороны, это форма, которая позволяет африканцам почувствовать себя достойными представителями нового мира, потому что мы думаем с ними вместе о будущем. Мы не просто им что-то продаем, а мы вместе с ними развиваем новые технологии, и для африканцев это чрезвычайно важно, потому что в их менталитете вопросы достоинства и уважения стоят очень высоко. Они слишком долго находились под колониальным господством, слишком долго к ним относились как к людям второго сорта. Россия никогда к ним так не относилась еще со времен Советского Союза, да и даже до периода Советского Союза. Мы всегда к ним относились как к равным. Для нас, я думаю, сотрудничество в научно-технологической сфере будет необходимо для того, чтобы наша страна быстро развивалась, получая доступ на стремительно меняющиеся рынки Африки.

Владимир Орлов и Вероника Терпугова: Продолжая разговор о месте России на Африканском континенте: мы уже видим, что продвижение в Африку российских высоких технологий (биотехнологии, финтех, атомная энергетика и т.п.) – не утопия и не отвлеченная идея, а реальность, которую просто нужно закрепить, сделав наметившуюся тенденцию необратимой. А как?

Ирина Абрамова: Я думаю, что начинать, наверное, надо с малого. На одной из сессий саммита «Россия-Африка», посвященной технологическому партнерству, африканцы говорили о том, что не все их исследователи понимают, зачем им нужна фундаментальная наука, им нужно больше развивать какие-то прикладные исследования. Руководитель нашего Курчатовского института М.В. Ковальчук отмечал, что это все понятно, но тем не менее фундаментальная наука закладывает основы для будущего развития страны. Он приводил в пример атомный проект, вопросы создания биологического оружия. Может быть, не все понимают, для чего это нужно, но вот, например, видоизменение генома человека, вроде бы высокая наука, а по сути дела это ведет к тому, что мы создаем и будем уметь создавать человек нового типа. Это очень страшно – вмешательство в человеческую природу.

Когда мы говорили о научно-технологическом сотрудничестве, африканцы говорили о двух основных направлениях. Первое – это реализация совместных научных проектов. Второе – это создание совместных научных центров и лабораторий. Я думаю, нужно с этого и начинать, т.е., по сути дела, это достаточно легко в рамках каких-то грантов Министерства образования и науки, наших научных фондов. Нужно попробовать реализовать совместные проекты, но такие, которые в дальнейшем можно было бы воплотить в реальный продукт, в реальное оборудование, в реальный процесс, например, в сорт какого-то вида сельскохозяйственной продукции. Нужно направить наши исследования на те отрасли, про которые я говорила раньше: энергетика, космос, сельское хозяйство, медицина. Я думаю, нужно еще продумать, с какими странами и по каким направлениям это делать, но точно надо что-то начать делать. Можно очень долго говорить, но если мы запустим условно 5-10 таких проектов в ближайшие год-два, это даст конкретный результат.

У нас сейчас строится АЭС в Египте. Колоссальная стройка, проект, который позволит обеспечить электроэнергией не только Египет, но и соседние страны. По уровню это примерно то же самое, что во времена Советского Союза строительство Асуанской плотины. Под строительство АЭС необходима и сама стройка, и работа атомного реактора, и какие-то побочные производства, включая радиомедицину. Это будет связано и с подготовкой кадров, и с развитием каких-то новых инженерных отраслей в том же Египте. Почему бы нам на этом проекте не отработать схему нашего крупного технологического взаимодействия по смежным отраслям? Я слышала, что Росатом занимается в том числе обработкой семян и многим другим. Это такой большой проект, который даст мультипликационный эффект для развития других технологических отраслей. Нам нужно привлекать ученых, наши высшие учебные заведения, университеты. Уже открываются филиалы МИФИ и ЛЭТИ в Египте.

Нужно, конечно, сделать, если это возможно, реестр всех наших выпускников по каждому отдельному ВУЗу и посмотреть, чем они сейчас занимаются. Потом попробовать пригласить их не на неделю, как мы это уже делали, что тоже хорошо, а на длительные стажировки для того, чтобы они посмотрели, как у нас что развивается. Особенно нужно привлекать тех людей, которые сейчас вовлечены в какие-то производственные процессы или занимают посты замминистра, руководителя отрасли – таких очень много. Это не такие большие деньги, а эффект – огромный.

Конечно, нам нужно очень подробно рассмотреть, какие задачи в научно-технологическом развитии ставит перед собой Африка, к примеру, в рамках «Повестки дня до 2063 года» – основного программного документа Африканского союза. Есть стратегия инноваций для Африки (Science, Technology and Innovation Strategy for Africa 2024), которая заканчивается в 2024 г., и там очень четко прописана задача. Моя сотрудница недавного вернулась из Эфиопии и сказала, что там уже работает Яндекс.Такси, – это интересно.

Потихоньку технологии завоевывают африканский рынок. Я думаю, что самыми быстрыми там будут наши цифровые технологии, космические и аграрные. На развитие энергетических технологий требуется большее времени. Нужно работать по этим отраслям. Нужно работать, нужно реализовывать проекты – пора заканчивать разговаривать. На мой взгляд, нам всё-таки нужно сделать отдельные проекты по Африке и в Министерстве образования, и в Российском научном фонде. Мы об этом много говорим, но программ нет.

Владимир Орлов и Вероника Терпугова: В своих выступлениях Вы неоднократно обращали внимание российской аудитории, что Африка сейчас совсем не та, которую многие в России привыкли представлять. Какие стереотипы нашего восприятия Африканского континента должны уйти? Какой «портрет» Африки второй четверти 21-го века Вы бы сами нарисовали, если бы у Вас было на это всего пара минут – или не больше пары абзацев текста?

Ирина Абрамова: Есть традиционные стереотипы, что Африка – это голод, бедность, болезни, войны, конфликты. Да, это всё присутствует, но присутствует, во-первых, не в таком масштабе, а во-вторых, Африка сейчас уже совсем другая, и мы многому можем у неё поучиться.

Я уже говорила, что 60% африканского населения моложе 25 лет, а это значит, что примерно с 2035 г. 60% прироста всего мирового рынка труда будет осуществляться за счет Африки. Вдумайтесь, к 2050-му году по разным оценкам в Африке будет проживать от 25% до 32% мирового населения, т.е. целая треть, хотим мы этого или нет.

Африка развивается чрезвычайно быстро. Потребительский рынок Африки удваивается. Он удваивался каждые 5 лет, сейчас он удваивается каждые 4 года. Африка показывает самые высокие темпы формирования среднего класса, который составляет основу потребления и развития любого общества. Африка показывает самые высокие темпы распространения интернет-технологий и вообще всех цифровых технологий. Опять же, потому что население молодое, сейчас появилась такая возможность, и очень многие страны, такие, например, как Нигерия и Руанда хотят отказаться от наличных денег. Я всегда напоминаю, что первый онлайн-платеж в мире был произведен в африканской стране Кении.

Африка – это регион, где огромное внимание уделяется развитию женщин и молодежи. Многие женщины возглавляют парламенты, также было две женщины-президента – на Маврикии и в Либерии. В парламенте Руанды уделенный процент женщин составляет 64%. Найдите еще хоть одну страну в мире, где бы женщины играли такую роль в формировании парламентской повестки.

Африка – это огромная стройка. Да, существуют проблемы, да не хватает инфраструктуры, энергетики, но процесс возрождения Африки, процесс развития Африки идет сейчас самыми высокими темпами. Если у Африки есть собственное представление о себе, то это представление – быстро растущая процветающая территория, где у всех будут равны равные возможности, равные права. Это касается и женщин, и молодежи.

Африка – это про уважение к традициям и желание сохранить все то, что было накоплено веками, что характерно и для нас. Я думаю, это может быть связано с тем, что доминирующей формой хозяйства у них была община, как и у нас. Коллективизм и желание помочь ближнему находятся где-то внутри, т.е. на генетическом уровне. У нас очень много общих пословиц, например, «сам погибай, а товарища выручай», «не имей сто рублей, а имей сто друзей». Коллективистский подход и желание войти в будущее, в развитие не каждому отдельному индивиду, как это происходит на Западе, в странах с протестантской религией, а всем миром – то, что нас с ними очень объединяет.

На саммите «Россия-Африка» в 2023 г. одна африканка сказала мне: «Посмотрите на наших африканских женщин и на российских. Российские женщины всегда хотят быть хорошо одетыми, хотят хорошо выглядеть – так же и африканки. Посмотрите на европейских женщин. Как они выглядят? Это брюки, блузка на выпуск и неухоженная голова». У африканских женщин очень яркие платья и интересные прически. В этом тоже элемент чего-то такого, что нас отличает от всего остального мира. Наверное, это желание сделать красиво. Африка сама очень яркая. Вы приезжаете туда, и там абсолютно другие цвета, абсолютно другие почвы, даже небо другое. Это что-то такое необычное, золотисто-красно-оранжевое.

В Африке совершенно другое отношение к жизни. Самый высокий индекс счастья – в Африке, в большинстве африканских стран, несмотря на то что у них действительно много проблем. Они по-другому всё воспринимают, по-другому воспринимают то, что им нужно. В этом плане тот стандарт общества потребления, который навязывался в России, что самое главное в жизни – иметь много денег, много вещей, много машин, квартир, он навязывается и в Африке, но они не воспринимают так, как воспринимают остальные. Для них гораздо важнее, чтобы светило солнце, чтобы их дети были здоровы, чтобы им было весело. Они очень веселые. Вот так же, как мы собираемся, поем и пляшем, так и африканцы.

С точки зрения воспитания будущего человека, воспитание, восприятие того, что важно и что не важно в жизни, африканцы очень многому могут научить не только нас, но и весь остальной мир. На мой взгляд, стереотипы о бедной, голодной Африке, зоне конфликтов и болезней не совсем правильные. Тем более, что это положение им в значительной степени навязывалось той системой международных отношений, которая была установлена при старом миропорядке. Если дать им возможность развиваться суверенно, если их не грабить, как это делалось на протяжении веков, я думаю, мы увидим богатую, процветающую, интересную, яркую, необычную Африку, которая еще внесет огромный вклад в развитие всей нашей планеты.

Владимир Орлов и Вероника Терпугова: Последний вопрос – возможно, о самом значимом и перспективном в нашем сотрудничестве. Об образовании. Африканские коллеги отмечают, что ждут возвращения России как ключевого игрока на рынке образования, столь востребованном на Африканском континенте, хотя и уже высоко конкурентном. Россия, в отличие от ряда других влиятельных игроков, не ассоциируется с колониальной державой, никто не обвинит Россию в попытках неоколониализма. В чем тут наши конкурентные преимущества? Что надо сделать, чтобы их закрепить?

Ирина Абрамова: Я уже говорила о том, что сотрудничество в сфере образования называется африканцами очень часто как номер один для наших взаимоотношений. Действительно. традиционно еще в период Советского Союза образовательный трек был одним из важнейших в развитии наших отношений. Всего мы подготовили порядка полумиллиона специалистов, кадров высшей квалификации, причем 250 тыс. мы подготовили непосредственно в Африке, где мы открыли более десятка университетов и различных образовательных и научных центров.

Наша образовательная политика по отношению к Африке всегда строилась на следующем принципе: мы готовим африканские кадры, которые потом будут работать в Африке. Западный подход же был совсем другой: они, как правило, отбирали лучших африканских специалистов для того, чтобы они в дальнейшем работали в их странах. Проблема утечки мозгов из африканских государств на Запад как была актуальна, так остается таковой до сих пор. В этом смысле мы не были никогда колонизаторами в интеллектуальной сфере, в сфере подготовки специалистов. Мы готовили специалистов в первую очередь для Африки.

В последние 30 лет наша система подготовки кадров очень сильно видоизменилась и не в лучшую для Российской Федерации сторону. Мы подгоняли свое образование под те стандарты, которые нам диктовал Запад. Политика была та же самая: отбор лучших специалистов и развитие в первую очередь тех специальностей, которые в дальнейшем можно будет использовать на Западе. В этом смысле, конечно, нам будет немного сложно конкурировать с другими государствами, потому что мы уже сделали систему образования в какой-то степени, если не полностью, «колониальной». Тем не менее, сейчас мы от этих стандартов отходим. У нас большое количество высших учебных заведений, которые готовы готовить африканские кадры. Для того, чтобы это было успешно, нужно понять потребности африканского континента, т.е. понять, какие специальности в Африке сейчас наиболее востребованы. Такой анализ проводился и, я думаю, будет проводиться и дальше. Как правило, это те специальности, которые позволят решить проблемы развития Африканского континента, т.е. медики, аграрии, специалисты по различного рода цифровым услугам и широкий спектр, конечно, инженеров – это и горная добыча, геология и т.д.

Я считаю, что нам надо всё-таки начинать со школьного образования. Понятно, что мы не сможем открыть большого количества школ, но, тем не менее, опыт открытия русских школ в Таджикистане и Киргизии может быть использован в том числе в Африке. Почему бы нам с привлечением ресурсов Министерства просвещения и с использованием опыта Сириуса не сделать, если не в каждой африканской стране, то по крайней мере в половине, русскую школу в столице, где бы, например, наиболее способные старшеклассники могли бы учиться на русском, изучать русский язык, получать образование, а затем уже на основе этой подготовки ехать и учиться в российские вузы. Такая программа может быть вполне реализована, и она будет очень эффективна. На самом деле мы даже сэкономим: мы уже заранее получим мотивированных студентов, которые будут учиться и которые в дальнейшем поедут и будут поднимать экономику своей страны.

Конечно, нам нужно развивать курсы повышения квалификации, работать с нашими выпускниками. Нам нужно открывать при осуществлении каких-то крупных инвестиционных проектов или проектов строительства промышленных энергетических объектов, как это было с Египтом, филиалы наших вузов для подготовки соответствующих кадров, которые потом будут там же работать. Это касается не только египетской АЭС, но и тех проектов, которые мы еще будем реализовывать. Сейчас нужно анализировать и смотреть, какие специальности нужны африканцам и соответственно по этим направлениям и увеличивать квоту, но опять же стараться отбирать мотивированных студентов. Может быть, их число будет не такое большое, но мы будем готовы их принимать уже на совсем других грантовых условиях. Либо мы можем ввести две программы параллельно, т.е. с одной стороны увеличивать квоту, с другой стороны – выделять гранты для подготовки тех специалистов, которые уже сейчас имеют хорошую подготовку и соответственно будут показывать лучшие результаты и в дальнейшем реализовывать себя в своей стране. Конечно, нам нужно обязательно сделать отдельную программу для детей африканской элиты, потому что тем самым мы будем готовить своих сторонников в этих государствах, которые в будущем обеспечат хорошее отношение к нашей стране.