В речи Владимира Путина на расширенной коллегии МИДа внимание привлек пассаж, что партнеров к западу от российских границ следует держать в напряжении. Высказывание явно программное.
Отношения России с Западом подошли к рубежу. В центре — снова фактор военной силы. Единственный значимый вопрос — управление конфронтацией. По духу — настоящая холодная война. По структуре — совсем иное.
Расширение НАТО, снова упомянутое Путиным,— известная проблема для России. Реже вспоминают, что оно — не меньшая проблема для блока. Когда в 1990-е годы принимали соответствующие решения, в общем, не предусматривалось, что экспансия потребует реально распространить гарантии безопасности на большое количество новых стран. Предполагалось, что Россия либо как-то встроится в общую систему, либо просто долго не будет представлять угрозу. Общей системы не возникло отчасти по причине как раз сохранения НАТО, а восстановление России пошло быстрее, чем думали.
В речи Владимира Путина на расширенной коллегии МИДа внимание привлек пассаж, что партнеров к западу от российских границ следует держать в напряжении. Высказывание явно программное.
Отношения России с Западом подошли к рубежу. В центре — снова фактор военной силы. Единственный значимый вопрос — управление конфронтацией. По духу — настоящая холодная война. По структуре — совсем иное.
Расширение НАТО, снова упомянутое Путиным,— известная проблема для России. Реже вспоминают, что оно — не меньшая проблема для блока. Когда в 1990-е годы принимали соответствующие решения, в общем, не предусматривалось, что экспансия потребует реально распространить гарантии безопасности на большое количество новых стран. Предполагалось, что Россия либо как-то встроится в общую систему, либо просто долго не будет представлять угрозу. Общей системы не возникло отчасти по причине как раз сохранения НАТО, а восстановление России пошло быстрее, чем думали.
В результате декоративные институты по имитации взаимодействия России и альянса осыпались. А военизированное противостояние возобновилось, и НАТО должно отвечать за обещания. Но, во-первых, реальная готовность союзников к выполнению опасных миссий, мягко говоря, невысока. Во-вторых, защитить ряд стран, вступивших в конце прошлого — начале этого века, затруднительно с военной точки зрения. В-третьих, степень разномыслия внутри блока несопоставима с тем, что было прежде.
На отношениях между Россией и США новая холодная война сказывается скорее позитивно: они теперь проще и строже. С Европой хуже, поскольку она — мятущееся звено без собственной политической воли, ибо единая стратегическая позиция у столь многообразного объединения невозможна в принципе. Это и несет наибольшие риски. У России появляется соблазн воспользоваться европейским раздраем для коррекции военно-политических итогов 30-летия. Европа вынуждена изобретать все более экзотические способы демонстрации состоятельности. А США зависают в шпагате между переориентацией на Азию (приоритет) и продолжением сдерживания в Европе (традиция и символ).
Все это порождает нервозность, которая не благоприятствует механизмам поддержания стабильности. Тем более что в новой ситуации их надо создавать заново. По мнению Владимира Путина, напряженность способствует созиданию — таковы уроки холодной войны. Вопрос, насколько это сработает сейчас. Мы подошли к моменту, когда многолетняя полемика о расширении НАТО должна как-то разрешиться. Либо подтверждением права на экспансию, либо, напротив, признанием того, что логика «все имеют право вступить в альянс», на которой стояла идея расширения НАТО после 1991 года, больше не действует. Рисков много при обоих вариантах.
Что смущает в речи президента — возвращение к сугубому западоцентризму. Незападные направления перечислены скорее для порядка, даже тема Китая содержит отсылку к Западу (пытаются вбить клин). Понятно, что Россия не может абстрагироваться от повестки минувшего 30-летия: слишком многое с ней связано. Главное — вновь не утонуть в ней. Ведь что бы ни происходило в Европе, она останется стратегической периферией. И для международных позиций России будет иметь значение не определяющее, а вспомогательное.
Источник: «Коммерсантъ»