Мы не можем представить себе НАТО без США: пресловутый «зонтик безопасности» в действительности не про защиту от внешнего противника.
На самом деле никто и никогда особенно не сомневался в том, что США не собираются жертвовать собственным выживанием ради защиты европейских союзников.
Подлинное значение американской диктатуры внутри НАТО и коллективного Запада в том, что она делает возможным сотрудничество между собой всех остальных. Не будь связующей их воли Вашингтона, они бы давно разошлись по квартирам эгоистических национальных интересов. И, весьма вероятно, стали бы жертвой внешней или внутренней угрозы. Скорее даже внутренней, поскольку настоящий смысл участия страны в НАТО – это неизменность её политической системы и несменяемость элит. За этим в НАТО шли все националистические силы, пришедшие к власти в Восточной Европе после 1991 года, и потери этого они боятся больше всего. И именно с такой ролью НАТО в их судьбе связаны панические настроения в европейских элитах в связи с тем, что при определённых внутриполитических изменениях США могут сократить своё участие в жизни сообщества, а то и вовсе покинуть его ряды.
В действительности любые попытки создать пространство сотрудничества на уровне одного региона, даже такого крупного, как Евразия, представляют собой совершенно новое явление в истории международной политики, пишет Тимофей Бордачёв, программный директор Валдайского клуба. Это первая часть размышлений автора о возможных основах международного сотрудничества в Большой Евразии.
Дело в том, что значительные группы государств в принципе всегда были способны сотрудничать на сравнительно постоянной основе только под давлением трёх факторов.
Во-первых, если они должны были иметь дело со значительной внешней (или внутренней) угрозой, которая сама по себе представляла опасность для выживания их политических систем и самой государственности.
Во-вторых, в том случае, когда существовала держава, способная объединить остальных в рамках союза.
В-третьих, если для сотрудничества были геополитические предпосылки: достаточно близкое размещение территорий стран, вступающих между собой в отношения постоянного позитивного взаимодействия, а не конкуренции. Именно поэтому, заметим, примеры сравнительно системного сотрудничества государств нам даёт именно европейская история. Хотя есть и исключения.
Задачей этого и последующего комментариев является порассуждать о том, что может стать основой международного сотрудничества в Большой Евразии в условиях, когда ни один из этих классических факторов не может здесь действовать.
Первый из перечисленных факторов играл фундаментальную роль в возникновении и развитии всех без исключения примеров, которые мы наблюдали в Европе прошлого, включая совсем недавнее. Сравнительная устойчивость Венского международного порядка была основана на общей победе его стран-основательниц над революционной Францией, которая в наполеоновские времена представляла собой вызов колоссального масштаба. И совершенно неважно, что уже в ходе Венского конгресса Франция была включена в европейский «концерт»: идейно он всё равно был основан на угрозе со стороны могущественного противника.
Не говоря уже о том, что наиболее важным для создателей Венского порядка был враг внутренний. Киссинджер в одной из своих ранних работ совершенно верно указывает на то, что основой относительно стабильного порядка является взаимное признание легитимности его участниками. И, признавая легитимность друг друга, крупнейшие европейские державы – Австрия, Британия, Россия, Пруссия и королевская Франция – прямо или косвенно выступали вместе против врага внутреннего, то есть потенциальной революции против своих порядков. Таким образом, внешним противником стран Венского порядка была революция как таковая: попытка внутренних или внешних сил пересмотреть существующий порядок вещей, что, само собой, угрожало политическим системам его основателей.
Другой пример – это европейская интеграция во второй половине XX века. Создавшие этот проект, весьма успешный до определённого времени, державы и их политические элиты находились в состоянии почти панического ужаса по поводу роста популярности левых партий и военной угрозы со стороны СССР, стоявшего за спиной европейских коммунистов. Сейчас это может выглядеть некоторым преувеличением, однако в начале 1950-х годов – а именно тогда появляется политическая концепция европейской интеграции – вероятность поглощения Западной Европы со стороны победоносного СССР и социалистического лагеря выглядела вполне реально. Настолько реально, что заставила западноевропейские политические элиты пойти на существенные ограничения своих возможностей полностью распоряжаться национальными экономиками и судьбой населения. Совершенно неслучайно, что наиболее сильной угрозой для продолжения проекта европейской интеграции стал резкий рост внешнеполитических позиций Франции при президенте де Голле. Получив в своё распоряжение собственное ядерное оружие Париж уже не чувствовал себя настолько неуверенным перед лицом СССР. Тем более что к середине 1960-х годов угроза со стороны левых партий была в Западной Европе в основном блокирована. Где-то через их вытеснение на обочину политической жизни за счёт экономических достижений правительства, а где-то, как в Италии, посредством прямого или опосредованного террора.
Помогли и внутренние перемены в СССР, а также нестабильность в рядах его непосредственных союзников – после разоблачения культа личности Сталина и венгерских событий 1956 года великий сосед на Востоке уже не представлял для правителей Западной Европы такой угрозы. С этим, на самом деле, было связано и окончательное прощание с идеей федерализации в Европе, которая была до этого достаточно популярна. Ослабло внешнее и внутреннее давление на государства – меньше стала их готовность сотрудничать и, значит, поступаться своими суверенными правами. Со второй половины 1960-х годов европейская интеграция развивалась уже так, чтобы не представлять существенной угрозы для монополии национальных элит на власть.
Пример, показывающий масштабы того, насколько значимым для сотрудничества является наличие формального или неформального лидера, – это НАТО, самый организованный и эффективный военный союз в истории. С самого начала эта организация была создана под руководством США, обеспечивавших ресурсы для того, чтобы другие участники сравнительно дисциплинировано исполняли свои обязательства. США, конечно, оказывали влияние и на европейскую интеграцию: оказывали ей всяческое покровительство и часто весьма активно подталкивали своих союзников в Западной Европе к тому, чтобы те сокращали свои суверенные права в экономике. Однако именно в рамках НАТО это качество диктатора и организатора сотрудничества между формально самостоятельными странами оказалось наиболее востребованным.
Мы не можем представить себе НАТО без США: пресловутый «зонтик безопасности» в действительности не про защиту от внешнего противника.
На самом деле никто и никогда особенно не сомневался в том, что США не собираются жертвовать собственным выживанием ради защиты европейских союзников.
Подлинное значение американской диктатуры внутри НАТО и коллективного Запада в том, что она делает возможным сотрудничество между собой всех остальных. Не будь связующей их воли Вашингтона, они бы давно разошлись по квартирам эгоистических национальных интересов. И, весьма вероятно, стали бы жертвой внешней или внутренней угрозы. Скорее даже внутренней, поскольку настоящий смысл участия страны в НАТО – это неизменность её политической системы и несменяемость элит. За этим в НАТО шли все националистические силы, пришедшие к власти в Восточной Европе после 1991 года, и потери этого они боятся больше всего. И именно с такой ролью НАТО в их судьбе связаны панические настроения в европейских элитах в связи с тем, что при определённых внутриполитических изменениях США могут сократить своё участие в жизни сообщества, а то и вовсе покинуть его ряды.
Сейчас, однако, этот фактор всё больше оказывается под сомнением. Но не потому, что сокращается значение лидерства для того, чтобы сотрудничество было сравнительно эффективным. Просто даже при наиболее сильной державе, берущей на себя основную власть и ответственность, пределы могущества остаются объективными. Пример событий, связанных с Украиной, показывает, что даже самый сильный лидер может оказаться в ситуации, когда его возможности не являются достаточными. Современные украинские правители явно переоценили то, насколько значимым для США является контроль над этой территорией. И не смогли учесть, что великая держава не может создавать угрозы собственному существованию даже ради наиболее близких союзников, не говоря уже о странах, которые, хоть и выражают полную лояльность, но историческими союзниками не являются.
Если сопоставить значение для США Киева или Парижа, ради спасения которого американцы не были готовы жертвовать Вашингтоном, то масштабы этой переоценки собственного места в стратегических планах патрона со стороны правителей Украины выглядят действительно грандиозно. Тем более если учитывать, что даже у такой богатой и могущественной державы, как США, может возникнуть дефицит ресурсов для того, чтобы обеспечивать все свои внешнеполитические приоритеты. И тогда приходится делать выбор в пользу того, что является наиболее значимым не формально, а с точки зрения непосредственных интересов своего общества и экономики. Но связанное с этим ослабление контроля лидера над странами, которые он вынуждает к сотрудничеству, неизбежно ведёт к ослаблению способности всех участников поддерживать между собой настолько цивилизованные отношения. Что ещё раз доказывает важность фактора лидерства в этой – самой сложной – области межгосударственных отношений.
Стоит ли говорить о том, что страны Большой Евразии не располагают ни одним из этих двух важнейших факторов, делающих сотрудничество возможным. Крайне ограничены, на первый взгляд, и чисто геополитические предпосылки, на чём мы подробно остановимся в следующем комментарии.
Источник: Международный дискуссионный клуб «Валдай»
