Read in English
Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
Тимофей Бордачев

Д.полит.н., научный руководитель ЦКЕМИ НИУ ВШЭ, программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай», член РСМД

В случае с потенциальным международным сотрудничеством в Большой Евразии ни один из перечисленных в предыдущей статье политических факторов не действует. Для тех государств, которые Россия призывает к созданию некой новой международной реальности, не существует объединяющей внешней угрозы. Их политические элиты не находятся в положении осаждённой крепости, как это было с европейскими колониальными державами или расколотой Германией второй половины XX века. Более того, именно открытость внешнему миру является сейчас общепризнанным условием успеха в достижении наиболее актуальных задач национального развития. Государства Большой Евразии не должны иметь дело с внешней силой – государством или союзом государств, которые ставят своей целью разгром их политических систем или физическое поглощение.

Не может здесь быть и объединяющей роли одного лидера. Большая Евразия включает такие государства, как Россия, Индия и Китай, каждое из которых никогда не сможет согласиться с тем, кто кто-то другой будет играть роль регионального лидера. Даже на субрегиональном уровне в Евразии мы видим, что государства её географического ядра – Центральной Азии – сталкиваются с проблемой конкуренции между Казахстаном и Узбекистаном за то, кто из них больше подходит на роль лидера этой небольшой группы стран. Мы совершенно не можем представить себе, что Москва, Пекин или Дели окажутся настолько могущественными, что возьмут на себя ответственность за то, чтобы стать «стержнем» сотрудничества на таком огромном пространстве. Даже в случае с Китаем, экономические возможности которого наиболее значительны, идея «сообщества единой судьбы» не имеет ничего общего с концепцией коллективного Запада, организованного вокруг воли своего безусловного лидера в США. Хотя даже если бы такие амбиции у Китая и были, они всё равно представляли бы лишь теоретический интерес просто в силу наличия России и Индии.

Стратегическим приоритетом государств, расположенных на этом колоссальном географическом пространстве Большой Евразии, может быть формирование международного порядка, при котором отношения между его участниками будут более тесными и доверительными, чем с внешними партнёрами, полагает Тимофей Бордачёв, программный директор Валдайского клуба. Первую часть размышлений автора о возможных основах международного сотрудничества в Большой Евразии можно почитать здесь.  

В случае с потенциальным международным сотрудничеством в Большой Евразии ни один из перечисленных в предыдущей статье политических факторов не действует. Для тех государств, которые Россия призывает к созданию некой новой международной реальности, не существует объединяющей внешней угрозы. Их политические элиты не находятся в положении осаждённой крепости, как это было с европейскими колониальными державами или расколотой Германией второй половины XX века. Более того, именно открытость внешнему миру является сейчас общепризнанным условием успеха в достижении наиболее актуальных задач национального развития. Государства Большой Евразии не должны иметь дело с внешней силой – государством или союзом государств, которые ставят своей целью разгром их политических систем или физическое поглощение.

Не может здесь быть и объединяющей роли одного лидера. Большая Евразия включает такие государства, как Россия, Индия и Китай, каждое из которых никогда не сможет согласиться с тем, кто кто-то другой будет играть роль регионального лидера. Даже на субрегиональном уровне в Евразии мы видим, что государства её географического ядра – Центральной Азии – сталкиваются с проблемой конкуренции между Казахстаном и Узбекистаном за то, кто из них больше подходит на роль лидера этой небольшой группы стран. Мы совершенно не можем представить себе, что Москва, Пекин или Дели окажутся настолько могущественными, что возьмут на себя ответственность за то, чтобы стать «стержнем» сотрудничества на таком огромном пространстве. Даже в случае с Китаем, экономические возможности которого наиболее значительны, идея «сообщества единой судьбы» не имеет ничего общего с концепцией коллективного Запада, организованного вокруг воли своего безусловного лидера в США. Хотя даже если бы такие амбиции у Китая и были, они всё равно представляли бы лишь теоретический интерес просто в силу наличия России и Индии.

Однако не особенно поддерживает идею действительно глубокого межгосударственного сотрудничества в Евразии и простая геополитика: зависимость внешнеполитического поведения государств от их географического размещения. В первую очередь потому, что страны Большой Евразии находятся в значительном географическом удалении друг от друга. Спору нет, современные коммуникационные и транспортные технологии уже не делают пространство таким драматическим по своему влиянию фактором, как это было несколько веков назад.

Однако географическое положение в любом случае является наиболее важным при формировании внешнеполитических приоритетов. Для России, например, таким приоритетом, нравится нам это или нет, остаётся Запад, представляющий в нашем случае наибольшую угрозу.

Географические приоритеты Китая находятся на Востоке и Тихом океане, где положение является наиболее важным для существования самых населённых районов КНР. Даже в том случае, если мы представим колоссальный экономический и демографический рост в Северо-Западных районах Китая, что маловероятно, они всё равно не смогут даже теоретически конкурировать с его собственными приморскими провинциями.

Географические приоритеты Индии направлены на Запад и Юго-Запад – на Африку, арабский мир и, наконец, Европу, с которыми эта страна наиболее связана исторически. Поэтому для России Европа – это в первую очередь противник, веками пытающийся ограничить наш суверенитет. А для Китая наши непосредственные западные соседи не представляют никакой угрозы. Индия, конечно, относится к Европе с некоторой опаской, но её масштабы совершенно не сравнимы с теми тревогами, которые в Дели испытывают по поводу возвышения Китая.

И наконец, геополитические масштабы региона действительно сказываются на тяге его стран к систематизированному сотрудничеству. Не случайно, что традиция военных союзов, настолько укоренённая в Европе, никогда не присутствовала в Азии или восточной части Евразии. Как отмечалось выше, сейчас развитие коммуникаций и транспорта несколько снижают значимость расстояний. Но не будем забывать, что основы внешнеполитической культуры формировались в течение периода, намного более продолжительного, чем существование авиации или даже дальнемагистрального железнодорожного сообщения.

В силу своего географического размещения государства Большой Евразии намного меньше привыкли к систематизированному сотрудничеству, чем их исторические противники и угнетатели на Западе.

Однако сейчас мы вполне уверенно и активно говорим о том, что стратегическим приоритетом государств, расположенных на этом колоссальном географическом пространстве, может быть формирование международного порядка, при котором отношения между его участниками будут более тесными и доверительными, чем с внешними партнёрами. И эти дискуссии не являются продуктом стремления одной из держав выстроить Большую Евразию «под себя»: такое, как мы видели, даже теоретически невозможно. Поэтому есть основания думать, что мы имеем здесь дело с иными предпосылками для широкого международного сотрудничества, чем те, которые позволяет нам систематизировать рассмотренный выше исторический опыт Запада. Актуальная задача исследователя, таким образом, состоит в том, чтобы изучить эти предпосылки и на этой основе сделать предположения, как может выглядеть евразийский международный порядок в будущем. Иначе говоря, если британский историк Эдвард Х. Карр, анализируя положение дел в Европе накануне Второй мировой войны, писал, что «нашей целью является изучить руины прежнего порядка и понять, на каких основах строить будущий», то в Большой Евразии понимания заслуживают не условные «руины», а ростки того, что не является продуктом всеобщего военного конфликта.

Большая Евразия, в отличие от Европы, не знает опыта масштабной войны, в которой её народы сражались бы друг против друга. Даже существовавшие здесь великие империи – российская и китайская – никогда не были военными противниками в таких масштабах, как Британия и Франция или Франция и Германия. Другие евразийские государства не должны были выбирать стороны в непримиримо борющихся друг с другом военных союзах. В этом смысле Большая Евразия действительно всегда оставалась на периферии международной политики, если понимать её как процесс военного характера.

При этом Большая Евразия имеет собственный опыт прямого или опосредованного взаимодействия самых разных культур и цивилизаций, географическая удалённость которых ограничивала прямое военно-политическое взаимодействие. Здесь, таким образом, опыт войн заменяется опытом культурного и экономического обмена. Последнее великое завоевание в Большой Евразии – это походы Чингисхана и его наследников, в результате которых была создана огромная и недолговечная империя. И на протяжении уже более семисот лет Большая Евразия не знает военных событий, затрагивающих большинство её народов и государств. Задачей является, как можно предположить, понять значение этого уникального опыта для способности государств к сотрудничеству. И сделать это не только на декларативном уровне, но и концептуально, убедительно для политиков, принимающих решения.

Огромное политическое пространство Большой Евразии остаётся вместе с тем подверженным общему для всех вызову – это те угрозы политическим системам и внутренней стабильности, которые связаны с давлением современной мировой экономики. Существующие в ней перекосы неизбежно ведут к росту бедности, последствия которого могут быть опасными для внутриполитической устойчивости и самого выживания государств. Религиозный радикализм предлагает наиболее простые ответы на вопросы, связанные с укоренённой в рыночной экономике проблемой несправедливости. И недооценивать его опасность для государств Большой Евразии было бы совершенно неосмотрительно.

Двигаться к решению этой и целого ряда других проблем, возможно, действительно помогла бы постановка в центр внимания задач развития, а не традиционной безопасности. И если мы согласимся с тем, что в распоряжении государств Большой Евразии отсутствуют классические факторы международного сотрудничества, то, весьма вероятно, их сможет заменить постановка тех общих целей, которые не только отвечают их текущим интересам, но и являются наиболее укоренёнными исторически. И тогда основой постепенного формирования сообщества государств Большой Евразии станет возможность получить внутри него то, к чему страны этого региона больше всего стремятся – ресурсы для решения национальных задач развития как основы стабильности и выживания государства.



Источник: Международный дискуссионный клуб «Валдай»

(Нет голосов)
 (0 голосов)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся