Оценить статью
(Голосов: 6, Рейтинг: 4.67)
 (6 голосов)
Поделиться статьей
Дмитрий Тренин

К.и.н., научный руководитель Института мировой военной экономики и стратегии НИУ ВШЭ, в.н.с. Сектора по нераспространению и ограничению вооружений Центра международной безопасности ИМЭМО РАН, член РСМД

Возобновление соперничества великих держав – зримое проявление процесса смены миропорядка, – ставшее с середины 2010-х определяющим фактором международных отношений, после 24 февраля приобрело вооруженную форму – пока что через посредника (Украину). Четко обозначились две конфликтные точки этого соперничества: Украина, где конфликт уже развязан, и Тайвань, где его вероятность растет. На европейском театре боевые действия идут в масштабах, не виданных с 1945 года. Вооруженный конфликт на Украине принял затяжной характер, но уже его первые шесть месяцев оказали серьезное влияние на международные отношения. Это относится к таким сферам, как международная безопасность, геополитика, геоэкономика и общение между народами в самом прямом смысле слова. Результирующая этих перемен ведет к резкому повышению конфликтности в международной среде, пока что прежде всего вокруг России.

Возобновление соперничества великих держав – зримое проявление процесса смены миропорядка, – ставшее с середины 2010-х определяющим фактором международных отношений, после 24 февраля приобрело вооруженную форму – пока что через посредника (Украину). Четко обозначились две конфликтные точки этого соперничества: Украина, где конфликт уже развязан, и Тайвань, где его вероятность растет. На европейском театре боевые действия идут в масштабах, не виданных с 1945 года. Вооруженный конфликт на Украине принял затяжной характер, но уже его первые шесть месяцев оказали серьезное влияние на международные отношения. Это относится к таким сферам, как международная безопасность, геополитика, геоэкономика и общение между народами в самом прямом смысле слова. Результирующая этих перемен ведет к резкому повышению конфликтности в международной среде, пока что прежде всего вокруг России.

Ненадежность ядерного сдерживания

Противостояние Москвы и Запада, возобновившееся в 2014 году, сменилось гибридной войной, включающей применение военной силы. Ядерное устрашение по-прежнему удерживает Россию и США от всеобщей ядерной войны, но оно оказалось не способным предотвратить локальную непрямую войну между ними. Угроза применения ядерного оружия в ходе украинского конфликта сравнима с ситуацией времен Корейской войны (1950–1953 годы).

Сотрудничество России и США в вопросах стратегической стабильности, начиная с 1960-х остававшееся константой в отношениях Москвы и Вашингтона, фактически прекратилось. Договор СНВ-3, продленный на пять лет в начале 2021-го, может стать последним документом уходящей эпохи контроля над вооружениями. Диалог по этой тематике был прерван американской стороной после начала СВО. В этих условиях стабильность – в той мере, в которой этот термин еще может быть применим, – будет обеспечиваться развитием самих вооружений, лишающим стороны надежд на решающее превосходство, и поддержанием возможности чрезвычайных контактов по горячей линии связи во избежание трагического недопонимания между стратегическими противниками.

По горькой иронии, на этом тревожном фоне страх перед мировой термоядерной войной, немало способствовавший тому, что холодная война так и осталась холодной, в значительной мере оказался приглушенным. В Вашингтоне, по-видимому, полагают, что можно нанести стратегическое поражение России руками украинцев, избежав при этом ядерного удара – по крайней мере, по Америке. Знаковым стало заявление Лиз Трасс (в ту пору главы Форин-офиса, а сейчас – премьер-министра) о готовности применить ядерное оружие против России. Отсутствие реакции правительств и общественности стран ЕС на постоянные обстрелы украинскими военными Запорожской АЭС говорит о том, что Европа перестала бояться ядерной катастрофы или же считает ее вопреки фактам маловероятной.

Провокационный визит спикера Палаты представителей Конгресса США Нэнси Пелоси на Тайвань свидетельствует, что Вашингтон будет придерживаться наступательной стратегии и в отношениях с Китаем. Опираясь на свои громадные преимущества в военной, экономической и информационной сферах, американцы не станут пасовать перед соперниками и не будут признавать их «красных линий». Эта стратегия основывается, вероятно, на уверенности, что противники, действуя рационально и не желая глобальной катастрофы, не захотят использовать стратегическое ядерное (в случае России) или стратегическое экономическое (в случае Китая) оружие против США. Удары по американским союзникам в Европе и Азии Вашингтон заботят гораздо меньше.

Деградация отношений между ведущими державами имеет последствия для ядерного нераспространения в глобальном масштабе. Сдерживать расползание ядерного оружия более-менее удавалось в условиях, когда великие державы сотрудничали в деле поддержания глобальной стратегической стабильности. Их обострившееся противоборство ставит на этом сотрудничестве крест. Неудивительно, что единство «ядерной пятерки» по иранской и корейской ядерным проблемам рассыпается прямо на глазах. Логика противоборства с США ставит Москву по одну сторону баррикад с Тегераном и Пхеньяном. Судьба иранской ядерной сделки пока не решена, но КНДР, официально закрепив положение о возможности нанесения упреждающего ядерного удара, уже отказалась от переговоров по ядерным вопросам.

Консолидация западного блока

С момента прихода к власти Джо Байден и его администрация стали укреплять единство западного блока как на евроатлантическом, так и на индо-тихоокеанском направлениях, где в 2021 году появился новый военный альянс – AUKUS. Начало СВО привело к резкой активизации НАТО, в новой стратегической концепции которой Россия впервые после окончания холодной войны названа главной угрозой, а Китай – глобальным вызовом. Согласованы решения о масштабном развертывании сил и средств блока на восточном направлении. Германия приняла крупную программу перевооружения бундесвера. Из страны, еще недавно игравшей роль если не посредника, то переводчика между Москвой и Западом, ФРГ превратилась в жесткого идеологического и политического оппонента России.

Из-за медленного развития боевых действий на Украине многие европейцы приходят к ошибочной мысли о военной слабости России. Вместе с традиционным страхом перед русской армией исчезает во многом основывавшееся на этом страхе уважение, а на поверхность выходят глубоко сидящие комплексы и обиды, высокомерие и презрение. Возникают соблазн добиться военной победы над Россией и мысли о решении «русского вопроса» по аналогии с «германской проблемой» в прошлом. Политика стран Евросоюза на российском направлении все больше определяется самыми радикально настроенными восточноевропейскими государствами – Польшей и прибалтийскими республиками. Все руководящие органы ЕС заняли резко антироссийскую позицию. Лидеры Евросоюза – Германия и Франция – могут в лучшем случае смягчать наиболее одиозные инициативы, исходящие с Востока, но не противостоять им.

Исчезла категория европейских нейтралов, игравших в прошлом роль посредников и площадок для переговоров Москвы и Запада. Швеция и Финляндия, остававшиеся нейтральными на протяжении соответственно 200 и 75 лет, подали заявки на членство в НАТО. Не входящие в этот блок Австрия и Ирландия следуют антироссийской линии Евросоюза. Швейцария впервые в своей истории ввела финансовые санкции против иностранного государства. Белград принуждают принять сторону Запада в конфликте с Москвой. Фактически на российском направлении возник тандем НАТО+ЕС. Страны т. н. англосферы – Великобритания, Канада, Австралия, Новая Зеландия – образуют вместе с США ядро коллективного Запада и наиболее активно участвуют в противоборстве с Россией. Формально считающиеся в России недружественными, на деле эти государства – наши вероятные военные противники.

Украина, чье намерение вступить в НАТО послужило одной из причин идущего сейчас на ее территории конфликта, стала фактическим представителем блока в войне против России. Западное оружие широко и со все меньшими ограничениями используется для ударов по российской армии, Донбассу и другим территориям, находящимся под контролем Москвы. США, постоянно наращивая военную поддержку Киева, последовательно поднимают градус противоборства, все меньше принимая в расчет реакцию России. Логика противостояния на Украине ведет к радикализации целей Запада и эскалации средств и методов вооруженной борьбы. На этом фоне в России растет представление о том, что СВО превращается в войну за свою страну.

Многополярный Восток

США и их союзникам не удалось добиться глобальной изоляции России. Позицию Запада разделяют вместе с самими западными странами примерно полсотни государств. Это меньшинство мирового сообщества, но это хорошо организованное и дисциплинированное меньшинство, обладающее колоссальным ресурсом. Большинство членов ООН не присоединилось к санкционной коалиции во главе с США и заняло нейтральную позицию, которая в сложившихся обстоятельствах воспринимается скорее как пророссийская. Но при этом второй полюс в мире, противостоящий западному, не появился. Китай, Индия, Бразилия, Индонезия, ЮАР и другие влиятельные страны действуют, исходя из своих национальных интересов. Более того, практически все формальные союзники России по ОДКБ и ее интеграционные партнеры по ЕАЭС, за исключением Белоруссии, заняли подчеркнуто нейтральную позицию, что вряд ли может рассматриваться как пророссийский шаг. Тем не менее в сложившихся условиях верна формула: кто не против нас, те с нами.

Важнейшим партнером России в условиях противоборства с Западом предсказуемо стал Китай. В годы холодной войны СССР обладал огромной мощью, но у него не было столь крупного и независимого стратегического партнера, каким стала КНР для РФ. Верно, что Пекин при этом старательно оберегает свои экономические интересы от вторичных санкций Запада, что наряду с другими факторами сужает возможности российско-китайского экономического и технологического взаимодействия. Успешно встроившись в процессы экономической глобализации и сумев использовать их себе на пользу, Китай стремится сохранить выгоды, которые получает благодаря открытости мировых рынков. Ставить под угрозу основу своего благосостояния ради поддержки России КНР, конечно, не собирается. В то же время усиливающаяся тенденция к обострению американо-китайского соперничества способствует сближению Москвы и Пекина в геополитической и военной областях. В этом смысле политика двойного сдерживания Китая и России, которую проводят США, играет на руку Москве.

Ситуация на Украине стала серьезной проверкой способности Индии выступать в роли самостоятельной мировой державы. В этих условиях внешняя политика Нью-Дели довольно успешно балансирует внутри четырехугольника Индия–США–Китай–Россия. Партнерство с Москвой сохраняется, но из привилегированного оно становится все более прагматичным. Два других члена БРИКС – Бразилия и ЮАР – испытывают давление Запада, стремящегося перетянуть их с нейтральных позиций на свою сторону. Это новый вызов для Москвы. Ей необходимо активизировать контакты с ключевыми партнерами, не только разъясняя им свою внешнеполитическую правду, но и заинтересовывая совместными проектами.

С другой стороны, член НАТО Турция стремится использовать себе на пользу экономические возможности, открывшиеся после исхода западных компаний из России и разрыва логистических цепочек между РФ и ЕС. Политику Анкары в этом отношении, выгодную Москве, нужно рассматривать не как бунт против Вашингтона, а как отражение стремления Турции к обретению положения крупной самостоятельной державы на стыке Европы, Азии и Африки – достойной преемницы Османской империи. Турция претендует на роль посредника и площадки для российско-украинского диалога, к чему Москва подходит с осторожностью. Наконец, распространение турецкого влияния в Закавказье и в Центральной Азии усиливает элементы соперничества в отношениях с Россией. На фоне широкой активизации турецкой политики ограниченная и мягкая «фронда» Будапешта остается локальным исключением внутри суперблока НАТО–ЕС.

Разрыв экономических связей и новый железный занавес

Санкционный режим, выстраивавшийся Западом против России начиная с 2014-го, перешел в 2022 году в стадию всеобъемлющей войны. Экономические связи России с Европой в значительной степени разрушены. Энергетическая скрепа, служившая больше 50 лет надежной основой российско-европейских отношений, практически уничтожена. В перспективе пяти лет поставки российского газа в Европу могут полностью прекратиться. Вслед за исчезновением остатков взаимного уважения в политической области уничтожается базовое доверие между экономическими субъектами. Европейские компании покидают Россию, российские теряют возможности работать в Европе. ЕС и Россия, чей ежедневный товарооборот до начала действия санкционного режима доходил до 1 млрд евро, демонстрируют наглядный пример экономической деглобализации.

Между тем российская экономика продемонстрировала устойчивость к внешним шокам, удивившую многих. Болезненный в краткосрочной перспективе шок может оказаться стратегически исключительно полезным. В чрезвычайных внешних условиях создаются предпосылки для возрождения и развития целых отраслей промышленности (например, гражданского авиастроения), которые были заброшены после распада СССР. Мощный импульс придается инфраструктурным проектам, прежде не получавшим достаточного финансирования. Ключевым фактором развития страны может стать национализация элит, которых СВО поставила перед выбором: уезжать из страны в попытке защитить выведенные за рубеж капиталы (и, вероятно, попасть под давление и санкции) или оставаться, ведя бизнес в России и держа капиталы внутри страны.

В сфере финансов западные страны пошли на ранее немыслимые шаги – заморозку российских валютных резервов с перспективой их конфискации и захват частной собственности россиян. В результате для Москвы валюты западных стран стали «токсичными», а накопление резервов в них – бессмысленным. Потери эти хотя и горькие, но одновременно целебные. Россия встала на путь обретения финансового суверенитета, реальной дедолларизации и деофшоризации экономики. В центре ее финансовой системы оказывается рубль.

Глядя на российский опыт, свои выводы делают другие страны, находящиеся в сложных отношениях с США или имеющие серьезные амбиции, – прежде всего Китай, а также Индия и арабские страны Залива. Мировые финансы от этого пока зашатались несильно, но процессы деглобализации и регионализации получили ощутимый импульс. Доминирование доллара и западных платежных систем сменяется расширением использования национальных валют и сотрудничеством платежных систем отдельных стран.

Энергетический кризис, поразивший Евросоюз в результате резкого сокращения закупок российских энергоресурсов, в краткосрочной перспективе снижает конкурентоспособность многих отраслей европейской промышленности. Энергопереход, провозглашенный в ЕС как долгосрочная цель, обернулся ускоренным, «не по плану», отказом от российских энергоносителей и необходимостью срочно искать им замену. Пока идет экономическая война на истощение, зеленая повестка ЕС отошла на задний план. Внутри европейских стран нарастает напряжение в связи с резким скачком цен на энергию, но это напряжение вряд ли приведет к расколу элит и тем более к широкому общественному движению за отмену санкций. Перед самой Россией в этих условиях встает вызов и одновременно появляется возможность развития энергетики с большей опорой на внутренние потребности.

Санкции Запада изначально были нацелены на «коллективное наказание» российского народа, которое, как ожидалось, заставит власти сменить политику или приведет к смене самой власти. Однако произошло обратное – сплочение общества перед лицом давления со стороны Запада и эмиграция/самоустранение прозападной либеральной оппозиции. Ответом на такой поворот стало усиление давления со стороны ЕС на российское общество в гуманитарной, культурной и научной областях. Связи России со странами Запада в этих сферах ослабли до минимума со времен холодной войны. Под угрозой «отмены» и дискриминации оказались российская культура и находящиеся за рубежом российские граждане.

Вводя санкции и выводя инвестиции, США и ЕС сделали также ставку на изоляцию России от передовых научных и технологических достижений. Эти шаги не способны полностью перекрыть каналы распространения знаний и стимулируют развитие отечественного научно-технического потенциала. В сфере общественных наук растет стремление к отказу от слепого следования интеллектуальным стереотипам современного Запада и развитию научной мысли на более широкой теоретической базе.

Новое, уже западное издание железного занавеса и вариация «санитарного кордона» в виде отказа от упрощенной процедуры получения шенгенских виз и запрета россиянам въезжать в ЕС через территорию Польши и Прибалтики создают высокий и, похоже, долгосрочный барьер между Европой и Россией. В результате российское общество еще больше разворачивается лицом к собственной стране, а также к соседям и партнерам на Востоке и Юге. Global Russians (глобальные русские) становятся исчезающим видом, превращаясь в просто русских в глобальном мире.

В условиях военного положения Украинская православная церковь Московского патриархата объявила об автокефалии. Это решение – гораздо более серьезное, чем предоставление в 2019 году константинопольским патриархом томоса новосозданной Православной церкви Украины, – наносит серьезный удар не только по целостности канонической территории Русской православной церкви, но и в целом по позициям Русского мира. Сложное положение, сложившееся в мировом православии, заставляет РПЦ выстраивать новую стратегию в межцерковных отношениях.

Смена оси внешней политики России

Западному «исключению России из Европы» противостоит самоутверждение России в качестве самостоятельной, отдельной от Европы цивилизации. Этот процесс только набирает ход, перспективы его еще не ясны, но очевидно, что «первое издание» Российской Федерации как части «Большой Европы», базировавшейся на общелиберальных конституционных принципах и ценностях, уже отошло в историю и начался переход к чему-то иному. Каким бы ни было новое «издание» исторической России, оно вряд ли будет вдохновляться нынешними европейскими моделями и внимать менторам из Европы.

Сместилась ось российской внешней политики и экономики. Маргинализация России в общественном сознании стран Запада происходит одновременно со снижением приоритетности отношений с Европой и Америкой. Резкий и все более полный разрыв с Западом заставляет Москву делать упор во внешней и внешнеэкономической политике на страны Азии, Африки, Латинской Америки. Провозглашенный несколько лет назад поворот на Восток стал практически безальтернативным вектором внешней политики на ближайшие 10–15–20 лет – пока по результатам гибридной войны с Западом не установится какое-то новое равновесие.

Поворот на Восток и на Юг, хотя и вынужденный, полностью соответствует меняющимся мировым реалиям. В этом смысле – не было бы счастья, да несчастье помогло. Теперь многое зависит от того, как он будет реализован, смогут ли российское государство, бизнес и общество научиться вести дела с многоликим мировым Востоком и Югом или же они будут считать этот поворот не более чем зигзагом и ждать улучшения на тех или иных условиях отношений с Западом. Заранее можно сказать, что второй путь будет означать их несостоятельность и неспособность соответствовать вызовам и возможностям времени. При этом надо понимать, что главный поворот, который предстоит сделать России, – это поворот к себе самой, к своим внутренним нуждам, ресурсам, ценностям и целям развития.

Закат глобальных институтов

Гибридная война ударила по глобальным и региональным институтам, позиционировавшим себя как универсальные. Она обнажила зависимость большинства международных организаций от Запада. Не только Совет Европы, из которого Россия вышла весной, а также Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе, которая оказалась хуже, чем бесполезной во время кризиса в Донбассе (2014–2022 гг.), но и такие учреждения, как Всемирная организация здравоохранения, международные финансовые институты (МВФ, ВБ, МБРР и т. п.) и Организация по запрещению химического оружия, предстали инструментами глобального западного влияния. Фактическое исключение России из Олимпийского движения и в значительной степени отлучение от мирового профессионального спорта очевидно противоречат олимпийским принципам, хотя пока что не привели к протестам со стороны других государств.

В создавшейся ситуации даже Совбез ООН, роль которого у нас благодаря праву вето всегда оценивалась исключительно высоко, начинает терять свои ценность и полезность для Москвы. К требованиям ограничить право вето постоянных членов Совбеза сейчас подключается администрация Байдена. Мало того, что на Генассамблее ООН открытая поддержка действий России невелика – во многом из-за боязни вызвать гнев США, но даже допуск делегатов на сессии организации жестко регулируется американцами. Таким образом, процесс смены базиса миропорядка – баланса сил в мире – прямо отражается на надстройке, т. е. на архитектуре международной безопасности и глобального сотрудничества, а также на объеме и характере глобального управления.

Речь идет не только о стремлении Запада изолировать Россию, а о более глубоком расслоении международного сообщества. По вопросу об участии России в G20 сама эта группа разделилась пополам: десять стран западного мира выступили против присутствия Путина на саммите, а девять стран поддержали его приглашение. Многие азиатские, ближневосточные, африканские и латиноамериканские страны видят в позиции Запада в отношении России рецидивы колониализма и империализма. Это хорошо для Москвы. Учитывая такие настроения, российская внешняя политика все чаще позиционирует себя как антиколониальная по своему содержанию.

Однако одна только риторика не в силах изменить отношения сохраняющейся финансовой, экономической и информационной зависимости многих стран глобального Востока и Юга от Запада. Необходима кропотливая, стратегически ориентированная работа по созданию элементов новой архитектуры миропорядка, свободной от западного доминирования. Россия может стать интеллектуальным и организационным лидером в развитии таких институтов, как Шанхайская организация сотрудничества и БРИКС, а также форумов Россия–Африка, Россия–АСЕАН, Россия–Арабский мир, Россия–Латинская Америка, не говоря уже о ЕАЭС и ОДКБ.

***

Влияние на мировые процессы даже первых шести месяцев российской СВО очевидно велико и в основном необратимо. Следующие шесть месяцев, возможно, станут решающими для определения исхода операции, который закрепит наметившиеся тенденции и в еще большей степени повлияет на расклад сил в мире.



Источник: Еженедельный журнал «Профиль»

Оценить статью
(Голосов: 6, Рейтинг: 4.67)
 (6 голосов)
Поделиться статьей
Бизнесу
Исследователям
Учащимся