Встреча руководителей стран НАТО в Вильнюсе обещает стать вехой в истории альянса. И дело не в формальных решениях, которые будут приняты. Они как раз, скорее всего, будут относительно уклончивы. Основная медийная дискуссия концентрируется вокруг вопроса о членстве Украины - насколько четкие обещания будут даны Киеву на перспективу. Вторая яркая тема - согласие Турции на присоединение Швеции, оно уже объявлено историческим достижением.
Значение данного мероприятия не в этом. Блок собрался в условиях, когда его военная составляющая востребована куда больше политической. И это происходит впервые не только за время после холодной войны, но, пожалуй, и за всю историю Североатлантического договора.
Встреча руководителей стран НАТО в Вильнюсе обещает стать вехой в истории альянса. И дело не в формальных решениях, которые будут приняты. Они как раз, скорее всего, будут относительно уклончивы. Основная медийная дискуссия концентрируется вокруг вопроса о членстве Украины - насколько четкие обещания будут даны Киеву на перспективу. Вторая яркая тема - согласие Турции на присоединение Швеции, оно уже объявлено историческим достижением.
Значение данного мероприятия не в этом. Блок собрался в условиях, когда его военная составляющая востребована куда больше политической. И это происходит впервые не только за время после холодной войны, но, пожалуй, и за всю историю Североатлантического договора.
Без сомнения, НАТО периода 1940-х - 1980-х постоянно готовилась к войне. Но к войне, мягко говоря, специфической - той, что в случае начала практически гарантированно перейдет в обмен ядерными ударами. То есть задача заключалась в том, чтобы этого ни в коем случае не допустить. И такое было возможно благодаря особому характеру отношений, который установился - хотя и не сразу - между СССР и США.
Ситуация гарантированного взаимного уничтожения накладывала рамку на противостояние, которое, соответственно, имело относительно упорядоченный, управляемый характер. Европе было, с одной стороны, не очень уютно чувствовать себя заложницей отношений двух сверхдержав, с другой - это снимало с европейских правительств по обе стороны железного занавеса большую часть ответственности. Они следовали в фарватере старших товарищей, и если и не были уверены, что те всегда избегнут самого плохого, то очень на это рассчитывали. И не просчитались.
Сейчас обстановка совсем иная. Крупные военные кампании с прямым или опосредованным противостоянием ядерных сверхдержав бывали и раньше (Корея, Вьетнам, Афганистан), но они никогда не вспыхивали в центре Европы, то есть в зоне непосредственного нахождения Североатлантического альянса. Рискнем предположить, что такой сценарий никогда не рассматривался как реалистичный. В ходе "холодной войны" по той причине, о которой сказано выше, - риск неизбежного перерастания на ядерный уровень. После нее - потому что вообще считалось, что настоящих войн в Европе быть уже не может, ибо некому воевать. Югославские конфликты, в которые вмешивалось НАТО, в расчет не принимались. Это были операции по принуждению к определенному поведению государств, не сопоставимых с альянсом в военном отношении, вероятность же вмешательства на их стороне третьих сил (России) была ничтожна.
Процесс расширения НАТО на восток, решение о котором было принято примерно 30 лет назад, также исходило из того, что гарантии по коллективной обороне, согласно статье 5 договора, востребованы не будут. То есть риски военного противостояния из-за того, что в блок вступают новые государства, не повышаются. Даже после августа 2008 года ("пятидневная война" в Южной Осетии), когда впервые стало понятно, что натовская тема может служить катализатором военного ответа России, сомнений в целесообразности расширения как такового не возникло. Точнее, колебания относительно Грузии и Украины имелись, но они не влияли на общую незыблемую установку.
Прелюдией текущего военного конфликта стали требования долгосрочных гарантий безопасности, которые российский МИД выдвинул в декабре 2021 года. Суть их, если абстрагироваться от деталей, состояла в обязательстве НАТО остановить дальнейшее расширение. США и альянс ответили решительным отказом, что и стало последней каплей к началу "военно-технических" действий со стороны Москвы. В итоге возникло ожесточенное вооруженное противостояние с нефиксированным набором участников. То, что НАТО считает аккуратной линией поведения, призванной не допустить прямого втягивания, в России воспринимается как непосредственное участие альянса в боевых действиях на стороне противника. Более всего примечательно, что со стороны НАТО кристаллизуется группа государств, которые не просто выступают за наращивание этого участия, но в принципе склоняются к допустимости физического вовлечения своих вооруженных сил в боевые действия. И уж точно выступают за максимальную милитаризацию всего российско-натовского пограничья - от строительства военных баз до размещения ядерного оружия.
В НАТО кристаллизуется группа государств, склоняющихся к допустимости вовлечения своих военных в боевые действия против России.
От времени "холодной войны" это положение вещей отличается тем, что четко установленных правил поведения, которые были бы основаны на расстановке сил, сейчас нет. Собственно, расстановка и выясняется самым традиционным путем - на поле боя. А до того, как она прояснится, не будет полноценного понимания натовского функционала на предстоящие годы. Несмотря на демонстрацию единства, разночтения внутри НАТО очевидны и существенны. Они могут быть преодолены, но рано судить, когда и что получится на выходе.
Североатлантическому блоку предстоит переосмыслить прежние подходы, которые не соответствуют периоду острого военно-политического противостояния на грани войны. То же относится и к России. В предшествующие десятилетия Россия и НАТО находились в разном положении, но исходили из невозможности прямого столкновения. Это, к сожалению, уже в прошлом.
Источник: Российская газета
