Неспособность представить будущее касается как государств, так и социальных классов. Все важнейшие события-2021 были направлены на то, чтобы стереть даже надежду на возвращение к тому, что было принято считать нормой лишь пару лет назад. То, как может выглядеть новая норма, также неизвестно. «Возвращение истории» – яркая метафора, но из неё мало что следует.
Было бы наивным упрощением думать, что бурные события в международной политике, на которые был так богат уходящий год, нас куда-то ведут. И совершенно неважно, куда конкретно – к восстановлению деспотии Запада в международных делах, замене её на конфуцианскую деспотию Востока, противостоянию этих одинаково малопривлекательных перспектив, к «концерту» великих держав, или структурированной многополярности, при которой смогут возникнуть какие-то правила игры. В 2021 г. международная политика окончательно приобрела характер движения по кругу, в процессе некоторые бегуны могут фатально проигрывать и выбывать из соревнований. Но исчезла даже теоретическая возможность достичь конечного или промежуточного результата.
Главная причина происходящего вовсе не многократно предсказанный конец либерального мирового порядка с такими его особенностями, как право Запада на вмешательство во внутренние дела остальных стран или открытая рыночная экономика в глобальном масштабе. Пандемия коронавируса заставила государства обратиться внутрь себя – эту проблему не решить путём внешней экспансии. Доминирование значимости собственных проблем над тем, что происходит за границей, сейчас наиболее явственно за последние сто лет.
В условиях, когда нужно опять энергично убеждать собственных граждан в справедливости существующих порядков, государственным деятелям куда меньше дела до абстрактного будущего.
Для обращённых внутрь себя государств любые внешнеполитические решения одномоментны. Героизм отдельных событий связан не с конкретным их содержанием, а с местом, которое проблема занимает в массовом сознании граждан. Последнее одинаково применимо как к выводу войск США из Афганистана после двадцати лет одной из самых бессмысленных войн в истории, так и к тактике «высокого напряжения», взятой на вооружение Россией в отношениях с Западом. В обоих случаях реальное значение действий держав обращено в прошлое – к исправлению вольных или невольных ошибок, допущенных в первое десятилетие – полтора после холодной войны. Торжествует мотивация «пересмотра истории» или хотя бы коррекции многочисленных промахов, которые можно было позволить себе в более тучные для мировой экономики годы. Поскольку движение происходит по кругу, мы не совершаем действий, по-настоящему обращённых в будущее, – его же нет.
Кампания борьбы с изменением климата, знаменосцем которой пытается быть Запад, – самый яркий пример новой модели поведения держав. Отработав повестку искусственного интеллекта и технологических платформ в 2020 г., правительства и корпоративный сектор яростно набросились на эту тему, чему мы обязаны небывалым в истории вниманием к саммиту ООН по климату в Глазго в ноябре. Однако все решения не только принимаются, но даже интерпретируются в категориях их немедленного воздействия на коммерческие интересы, исправление ситуации, угрожающей государствам в отношениях с собственным населением. Серьёзно планировать будущее и инвестировать в него никто не собирается, – ресурсы необходимы сейчас, иначе граждане взбунтуются. И здесь Индия, добившаяся смягчения итоговых документов Глазго, ничем не отличается от Европы, которая не скрывает – немедленные эффекты для своих компаний намного важнее того, что произойдёт или нет в далёком будущем.
Опасаться «климатической диктатуры» Запада не надо, поскольку после извлечения немедленной выгоды приоритеты могут радикально поменяться.
Нельзя сказать, что это всё совершенно некомфортно для России или Соединённых Штатов. Во-первых, обе державы не может волновать то, как создаваемая нервозность влияет на самочувствие окружающих. В конечном итоге Россия и США относятся к категории главных стран мира, и их проблемы стоят на первом месте, нравится это кому-то или нет. Во-вторых, недавнее прошлое даёт обеим сверхдержавам колоссальный материал для работы над ошибками. А это сейчас – единственное, чем можно заниматься во внешней политике, до которой мало кому есть дело.
В случае с Россией исправление ошибок прошлого имеет принципиальный характер, чтобы преодолеть заданный путь в отношениях не только с Западом, но и остальными. Преодоление вообще важно для нас, и его успешные примеры имеют особенную ценность. Не случайно, наиболее почитаемый период в истории отечественной дипломатии – несколько десятилетий после Крымской войны. Тогда всё было направлено на то, чтобы переиграть её итоги, а вместе с ними и остальные провалы предыдущего царствования.
Сейчас пересмотр итогов холодной войны, к чему неизбежно клонит Россия, предлагая установить в Европе честные правила игры, дело благое и правильное. После 1991 г. по отношению к России была допущена колоссальная несправедливость. Объективно располагая фантастическими природными ресурсами и военным могуществом, мы имеем основания считать, что, исправив эту несправедливость, обретём гармонию в отношениях не только с внешним миром, но и собой. Резонная позиция для страны, которая, по всем оценкам, обладает ещё и самым высоким в мире потенциалом выработки «чистой» энергии солнца и ветра.
Для главных геополитических противников России – американцев – ревизия истории также гораздо важнее поиска пути в будущее, для чего пока нет даже приблизительно интересных рецептов. Логика действий, в самых общих чертах, такова: за тридцать лет мы наделали массу ошибок, не сдерживали Китай, вели бессмысленные войны, пустили на самотёк союзников и так далее, теперь пришло время всё делать правильно. Вывод войск из Афганистана – исправление ошибки целых двух президентов – республиканца и демократа.
Даже вялый диалог с Россией, который пытается вести Джо Байден, отвечает такой логике – последние четыре президента США от него всячески уклонялись. А в 2021 г. состоялось целых два саммита – личный в июне в Женеве и виртуальный 7 декабря. Оба раза разговорам на высшем уровне предшествовало серьёзное нагнетание на информационном поле по поводу военной угрозы в Восточной Европе. Однако именно в 2021 г. стало наиболее заметно, что Москва и Вашингтон не готовы идти настолько далеко, чтобы полностью разорвать экономические отношения или перейти к реальным военным приготовлениям. Численность американских войск в Европе составляет 52 тысячи – четверть от состояния 1989 года. Важнейший вывод состоит в том, что сейчас бессмысленно искать аналогии в «великих» кризисах прошлого – Агадирском, Сараевском, Берлинском или Карибском – никакие базовые параметры поведения сторон им не соответствуют.
Более нервной ситуация является для Китая. Как догоняющая сверхдержава Поднебесная планировала будущее, исходя из неких идеальных и линейных представлений о неизбежной смене глобального лидера под влиянием общего сдвига центра мира в Азию и неуклонного роста собственного могущества. Это заставляет Китай смотреть в будущее, что противоречит поведению большинства других значимых держав. Поэтому сейчас Китай затаивается, использует угрозу проникновения коронавируса из-за рубежа для обеспечения закрытости, ещё несколько лет назад казавшейся немыслимой для самой динамичной экономики мира.
Пекин вообще выглядит слишком озадаченным для державы, претендующей на то, чтобы вершить судьбы мира.
Вместо глобальных целей также происходит движение к созданию для США напряжения вокруг Тайваня или титанического противостояния с ошалевшей от внимания к себе Литвой. Придирчивый наблюдатель может расценить такие внешнеполитические приоритеты как снижение планки требований по сравнению с тем, что было ещё совсем недавно.
Неудивительно, что наиболее растеряна Европа. Особенно это касается любимого детища европейских государств с середины прошлого века – европейской интеграции. Это явление, имеющее институциональную и правовую природу, само по себе не предполагает иной логики развития, кроме линейной. Соответственно, все усилия Европы на международной арене были последние тридцать лет направлены на создание такой же линейности – если не во всём мире, то на ближайшей периферии. Европейцы – единственные, у кого, в принципе, всё неплохо с недавней историей. Но именно это являет собой проблему – проблем в прошлом нет (считалось, что все они решены в интеграционной модели), а рецептов будущего тоже, что обеспечивает пустоту европейской повестки.
Растерянность не означает неспособности справляться с элементарными задачами – европейцы, например, лидеры по масштабам и качеству вакцинации населения от коронавируса, хотя год назад выглядели в этом плане весьма убого. Европа, прежде всего её северная часть, – лучшая по решению текущих проблем граждан. Особенно неплохо чувствует себя Германия, на которую работает вся экономика Евросоюза. Но и здесь неизвестно, как долго продлится идиллия. Важнейшее для европейской политики событие осени – уход Ангелы Меркель с поста федерального канцлера – оставило столько заметённой под ковер пыли, что новое правительство Германии рискует задохнуться, отогнув угол для элементарной уборки.
Более сложный эффект новое содержание международной политики оказывает на средние или малые державы. Что касается первых – Турции, Польши, Великобритании или Пакистана, например, то им вроде бы весело – сняты минимальные институциональные ограничители. Даже крошка Белоруссия на протяжении нескольких месяцев заставила плясать вокруг себя значительную часть международной политики в Европе. Неугомонный Реджеп Тайип Эрдоган постоянно задирает великие державы, создавая у них под боком новые союзы государств по этническому признаку или покупая системы вооружений у противника блока, в котором состоит.
Польские консерваторы со своим своеобразным (если сравнивать его с общепринятыми мерками) отношением к беженцам вполне успешны на европейской политической сцене. Исламабад практически не скрывает тесных связей с талибами[1], как до взятия ими Кабула в августе, так и после, оставаясь уважаемым членом международного сообщества. Лондон может задирать Россию или Китай, вести себя, как «свинка Пеппа», в отношении бывших друзей по Европейскому союзу, но всё это вполне соответствует статусу державы в международном окружении.
Определённо – у «держав-разбойников» есть перспективы в мире всеобщего движения по кругу, хотя есть и риски, сопутствующие выбранному амплуа. Великие державы достаточно снисходительны к особенностям их поведения, которое не может создавать для них серьёзного беспокойства. Однако приличным небольшим «гражданам» международного сообщества жить труднее и опаснее. Наиболее озадаченными выглядят те державы, которые под влиянием своих незначительных силовых возможностей ориентированы на сотрудничество и прогресс. Южная Корея, Монголия, все страны Юго-Восточной Азии, Узбекистан и Казахстан на постсоветском пространстве – список государств, наименее уверенных в безопасности будущего, длиннее, чем кажется.
Стоит ли говорить, что в таких условиях до нуля снижается общественная значимость попыток интерпретировать события в рамках столь любимых нами основных теоретических подходов к анализу международной политики. Просто потому, что основные выводы реализма («всё так и должно быть») и либерализма («происходящее представляет собой сущий кошмар») в равной степени не содержат в себе решений, способных успокоить рядового гражданина. Остаётся надеяться, что обыватель сам постепенно привыкнет к постоянно меняющейся картинке и просто перестанет её замечать.
Альтернатива этому совсем непривлекательна, поскольку предполагает попытку покончить со всей суматохой одним ударом. Утешает, что для решительных действий тоже нужно понимание своей «большой цели», а его нет ни у кого. Неспособность представить будущее касается как государств, так и социальных классов. Все важнейшие события-2021 были направлены на то, чтобы стереть даже надежду на возвращение к тому, что было принято считать нормой лишь пару лет назад. То, как может выглядеть новая норма, также неизвестно. «Возвращение истории» – яркая метафора, но из неё мало что следует.
Источник: Россия в глобальной политике.
[1] Движение «Талибан» – запрещенная в России террористическая организация.
