О том, почему кризис невозможно предсказать и как быть к нему готовым, о судьбе евро и других резервных валют, о предвыборных обязательствах и пенсионной реформе будущего в интервью «Итогам» размышляет ректор Российской академии народного хозяйства и госслужбы при президенте РФ Владимир Мау.
— Владимир Александрович, простой такой вопрос: кризис будет?
— Надо определиться. Если мы говорим о рецессии, экономическом спаде, то нельзя исключить кризис. Но рыночная экономика склонна развиваться через рецессии. Однако сейчас уместнее говорить о кризисе в широком смысле: с 2008 года мы в нем существуем, мы переживаем кризисное десятилетие. Этот кризис не циклический, связанный со спадом производства, а структурный. Он аналогичен кризисам 30-х и 70-х годов ХХ века, которые характеризовались чередованием периодов экономического роста и спада. Вот и сейчас развитие неустойчиво, конъюнктура колеблется. Поэтому мы проходим в данный момент через турбулентное десятилетие.
Если вы спрашиваете, надвигается ли на нас рецессия, то скажу так: экономика не имеет внутренних причин для спада. Наша экономика при всех ее проблемах находится в достаточно приличном состоянии. Правда, если рецессия охватит Европу, то это негативно скажется на наших темпах роста. Внутренних краткосрочных факторов рецессии у нас нет. Подчеркиваю: внутренних и краткосрочных. Поскольку можно сказать, что перегруженность сырьевой экономикой — это тоже фактор спада. Но мы знаем, что Европа, не перегруженная сырьевой экономикой, тоже подвержена рецессии.
— Вы так спокойно об этом говорите, будто в мировой экономике тишь да гладь...
— К кризису надо пытаться быть готовым. Нельзя разбалансировать бюджетную политику. У нас с точки зрения адаптации к кризисным явлениям денежная политика проводится вполне ответственная. Несомненное достижение последних лет — переход к таргетированию инфляции, уход Центробанка от жесткого регулирования валютного курса, расширение валютного коридора, которое мы, к примеру, наблюдали несколько недель назад. Все это очень важные средства для предотвращения тяжелых кризисных последствий.
— То есть власти готовы к кризису?
— Проблема системных кризисов в том, что власти всегда готовы к прошлому кризису, а не к будущему. Это как в войнах — генералы готовы к прошедшим сражениям и готовятся к грядущим битвам по картам прошлых войн. Это объективная реальность. Если бы кризисы можно было предсказать, то их бы не было. Вот такой парадокс. В 2008 году английская королева спросила: «Почему экономисты не предсказали кризис?» Да все по той же причине! На протяжении последних 200 лет периодически происходят циклические кризисы, иногда — структурные. Это особенность современного экономического роста. То есть если вы хотите иметь экономику без кризиса, то надо отказаться от роста и жить в экономике ХVIII века. В то время действительно не было экономических катаклизмов — война, чума да неурожай. Так что выбирайте.
— Какие риски наиболее опасны — внутренние или внешние?
— Сейчас однозначно внешние. Кризис в Европе и существенное замедление темпов роста Китая снизят спрос на товары российского экспорта и создадут нам серьезную краткосрочную проблему. Впрочем, это может стимулировать модернизацию. Кризис является хорошим средством для развертывания модернизации.
— Какая судьба ждет евро и грозит ли рублю девальвация?
— Вообще-то в последние два месяца мы прошли девальвацию. Рубль — валюта сырьевой экономики. Так же как, скажем, канадский или австралийский доллар, рубль подвержен большим колебаниям, чем валюта несырьевых экономик. Ничего страшного в этом нет. Когда рубль укреплялся, многие кричали: «Почему?» Мол, это плохо для внутреннего производства. Когда рубль девальвируется, опять кричат: «Катастрофа!» В принципе мир должен привыкнуть к реально плавающим курсам. За последние 150 лет мы прошли несколько этапов. Был золотой стандарт, который продержался примерно 25 лет, пытались жить в условиях фиксированных курсов периода Бреттон-Вудской системы. Затем был неустойчивый период 70-х годов. В 80—90-е годы все стали привыкать к более устойчивому курсу. Сейчас мы уходим в мир, где курсы будут скорее гибкими, плавающими. И это продолжится до тех пор, пока не проявится новая конфигурация резервных валют. Будет ли это треугольник доллар — евро — юань или система, в которой существенно возрастет роль региональных валют, среди которых может быть и рубль, покажет лишь будущее.
— Но евро-то выживет?
— Евро будет существовать. Вопрос в другом: кто из стран еврозоны отпадет? Думаю, что Греция. Будет ли это Испания? Скорее нет, чем да. На мой взгляд, вариантов два. Или Испания действительно уйдет, либо произойдет формирование жесткого фискального союза с участием правительств еврозоны.
— Что будет с нашей пенсионной системой — выдержит ли ее бюджет?
— Этот вопрос надо разбить на два аспекта. Есть краткосрочная проблема: где взять деньги для покрытия дефицита пенсионного фонда. Чтобы ее решить, можно, например, поднять пенсионный возраст. Или налоги. Кроме того, можно не бороться за повышение коэффициента замещения. То есть за то, составляет ли пенсия 40 процентов от зарплаты или только 25. Тут можно идти по любому пути. Выбор зависит от того, какое политическое решение примет власть. Но нельзя совмещать и то, и другое, и третье. Нельзя снижать налоги и при этом не повышать пенсионный возраст и поддерживать высокий коэффициент замещения. То есть если очень хочется, то можно, но для этого придется сокращать расходы по другим статьям бюджета — скажем, на оборону, на здравоохранение или на образование.
Другими словами, есть фискальная проблема, краткосрочная и в решении своем политически сложная. Но интеллектуально она проста. А есть долгосрочная проблема, касающаяся ближайших 30 лет. И тут, конечно, возникает необходимость глубокой реформы пенсионной системы. То есть формировать основы той пенсионной системы, которая устроит нынешних тридцатилетних.
Сейчас у нас существует традиционная пенсионная система, та, которую общество имело на протяжении последних 100—120 лет, начиная с Германии конца ХIХ века, Великобритании начала ХХ века, ну и России 30-х годов. Она изначально предполагала, что пенсионный возраст превышает ожидаемую продолжительность жизни. Когда эта система создавалась, пенсионный возраст был 70 лет, а продолжительность жизни — 45—50. Плюс к этому пенсия распространялась лишь на промышленных рабочих. То есть на абсолютное меньшинство людей, которые дожили до столь преклонного возраста. Ныне по мере экономического развития пенсионный возраст оказался ниже продолжительности жизни, что, конечно, хорошо. Но с финансовой точки зрения выполнить эти обязательства весьма обременительно. Кроме того, пенсионная схема распространилась на все общество. К примеру, в 60-е годы пенсию в СССР стали получать и не имевшие ее до этого колхозники.
Понятно, что нынешняя модель не обеспечивает пристойный уровень жизни. И, несомненно, будущая система должна быть совсем другой. Какой? По этому поводу идет оживленная дискуссия.
— Вы какой точки зрения придерживаетесь?
— Я считаю, что пенсионная система, как и система того же здравоохранения, должна быть индивидуальной и все более частной. Есть четыре источника жизни в старости: государственная пенсия, частные пенсионные накопления, семья и недвижимость. Ни один из этих механизмов не является надежным. Государство может рухнуть, как это случилось с советской системой. Частные пенсионные фонды могут прогореть, как это зачастую происходит. Семья может оказаться ненадежной. Те же, кто купил квартиру с целью ее сдачи в наем, также не могут быть уверенными в том, что арендная плата будет все это время высокой.
Я убежден, что нынешнее молодое поколение сформирует свои индивидуальные пенсионные стратегии. Те, кто уже сейчас думает о пенсии, не должны надеяться на государственное участие. В этом смысле задача государства должна состоять в том, чтобы способствовать усилению роли индивидуальных пенсионных стратегий. Кроме того, государство должно обеспечивать помощь в случаях бедности и инвалидности. Плюс к этому государство должно формировать механизмы заботы о пенсионерах старших возрастов — тех, кому нужны сиделки, помощники и так далее: никакое пенсионное пособие не решит эту проблему.
Еще один момент: вопрос о пенсионном возрасте. Я считаю, что будущая пенсия не будет привязана к возрасту. В конце концов, у нас в отличие от СССР нет уголовного наказания за тунеядство. Это значит, что любой человек может работать или не работать. И дело работодателя решать, предоставлять или не предоставлять этому человеку ту или иную работу. И не думать, терпеть его до 60 лет или уволить раньше.
— Предвыборные обещания по социалке будут выполнены?
— Скорее отвечу утвердительно. Поскольку выполнить эти обещания не так уж тяжело.
Надо повысить эффективность бюджетных расходов... Понимаете, большая часть всех этих масштабных обещаний сконцентрирована в секторах образования, здравоохранения и пенсионной системы. Это три очевидных приоритета. Это не выбор между развитием авиации и сталелитейной промышленностью. Это вопрос о реформе и повышении эффективности секторов человеческого капитала. Предвыборные обещания относятся к правильным секторам. Другое дело, как сделать так, чтобы не подорвать устойчивость бюджета. В этом и состоит искусство проведения бюджетной политики — и экономической политики вообще.
Источник - Итоги.
