Встреча в Тегеране важна в обеих ипостасях - и общение в Астанинском треугольнике, и двусторонние переговоры. Разговор о Сирии необходим, потому что его давно не было на таком уровне, между тем тамошние проблемы никуда не делись. Три государства, представленные на переговорах, по-прежнему играют ключевые роли в сирийском процессе. Показательно, что грозные заявления о неминуемой военной операции на сирийской территории, которые в последние недели звучали из Анкары, пока и не воплотились в жизнь. Реджеп Эрдоган ценит взаимодействие с партнерами по Астанинскому формату и на деле ведет себя осторожнее, чем на словах. Вопрос, который интересует всех в регионе, - не теряет ли Россия интерес к сирийским и в целом ближневосточным делам, фокусируясь на украинском направлении? Ведь если это произойдет - в силу другого российского целеполагания или недостатка ресурсов, - там возникнет вакуум, чреватый возобновлением катаклизмов. Не таких, как в минувшем десятилетии, ибо ландшафт изменился, но, возможно, не менее губительных.
Комментарий "Аль-Джазиры", посвященный визиту Владимира Путина в Тегеран на встречу с турецким и иранским визави, начинается с фразы, что российский президент пребывает в "нарастающей изоляции". Ну и именно поэтому, дескать, данная встреча для него важна. Попробуем беспристрастно разобраться, каковы сегодня приоритеты российской внешнеполитической деятельности. Потому что от приоритетов зависит, считать ли сложившееся положение изоляцией или чем-то другим.
Встреча в Тегеране важна в обеих ипостасях - и общение в Астанинском треугольнике, и двусторонние переговоры. Разговор о Сирии необходим, потому что его давно не было на таком уровне, между тем тамошние проблемы никуда не делись. Три государства, представленные на переговорах, по-прежнему играют ключевые роли в сирийском процессе. Показательно, что грозные заявления о неминуемой военной операции на сирийской территории, которые в последние недели звучали из Анкары, пока и не воплотились в жизнь. Реджеп Эрдоган ценит взаимодействие с партнерами по Астанинскому формату и на деле ведет себя осторожнее, чем на словах. Вопрос, который интересует всех в регионе, - не теряет ли Россия интерес к сирийским и в целом ближневосточным делам, фокусируясь на украинском направлении? Ведь если это произойдет - в силу другого российского целеполагания или недостатка ресурсов, - там возникнет вакуум, чреватый возобновлением катаклизмов. Не таких, как в минувшем десятилетии, ибо ландшафт изменился, но, возможно, не менее губительных.
Нет оснований полагать, что у Москвы теперь другие планы относительно Сирии. События в Европе, напротив, подчеркивают важность стратегического присутствия в Средиземноморье. Это и подтверждено на тегеранской встрече. В целом кризис вокруг Украины, конечно, диктует повестку всяких разговоров, особенно когда задействована Турция. Она умело позиционирует себя по широкому спектру тем в качестве, как когда-то выразилась Мадлен Олбрайт, "незаменимой державы". Так, всеобщее внимание сосредоточено на вывозе зерна из азовских и черноморских портов, Анкара заняла центральное положение в решении этого вопроса. И так далее. На двустороннем уровне и Иран, и Турция представляют собой важнейшие государства на крайне значимом сейчас для России направлении - юг. Здесь как раз переходим к приоритетам и изоляции (или ее отсутствию). До недавнего времени самыми важными для России являлись отношения с Западом - Соединенными Штатами (в области геополитики и стратегической стабильности) и Европейским союзом (экономика, культура и тоже немного геополитики). Те отношения, по сути, прекратились: Россия поставила свои очень жесткие условия, их не приняли, связи разорвали, включая те, которые казались практически неразрывными. Все упростилось до прямого и откровенного противостояния, в том числе военного, как минимум военно-технического. Говорить об изоляции странно - конфронтация ничего иного и не предусматривает. Контакты нужны в лучшем случае для снижения рисков, не более.
В этих условиях качественно иное значение приобретает остальной мир, с которым Россия не находится в остром конфликте. За него фактически идет борьба. Западу принципиально, чтобы незападные страны присоединились к бойкоту России. Москве необходимо противоположное. И как раз данное направление является теперь бесспорным приоритетом. Западу не удалось привлечь к антироссийской коалиции какую-либо из стран за пределами собственного сообщества. Не стоит обольщаться и полагать, что все, кто не с ними, автоматически с нами. У разных государств разные взгляды и резоны, однако факт остается фактом - следовать в фарватере США и их союзников другие не готовы. Прежде всего по причине, что они руководствуются собственными интересами, а эти интересы для очень многих подразумевают взаимодействие с Россией по разным направлениям политики и экономики. Любопытно, что в период, когда главным российским визави был Запад, разговор периодически возвращался к двум с половиной процентам. О том, что именно такова доля России в мировой экономике, напоминали постоянно, мягко давая понять, что при всем уважении держава с подобными экономическими показателями не может рассчитывать на особое к себе отношение. То ли дело, например, Китай…
В отношениях с незападным миром математика другая. Там знают, что формальными показателями роль страны в международной системе не измеряется. И совокупный потенциал государства складывается из набора материальных и нематериальных факторов, а вот таковых у России как раз много и самых разных. Для стран-партнеров, а их интересы могут быть совершенно разнонаправленны, найдутся аспекты взаимодействия, по которым Россия нужна и полезна. Для всех свои. Отсюда и отсутствие изоляции - она попросту невыгодна остальным. И если Запад по собственным политическим причинам готов терпеть эту невыгоду, прочие не видят, зачем себя ограничивать.
Источник: Интернет-портал «Российской газеты»
