Какая бы коалиция ни была сформирована по итогам парламентских выборов в Германии, одно известно точно: её не будет возглавлять Ангела Меркель. Восьмой федеральный канцлер ФРГ уходит после 16 лет пребывания в должности. Это столько же, сколько правительство возглавлял Гельмут Коль – некогда её политический ментор, на закате карьеры решивший, что Меркель его предала.
Оба они – политические долгожители и тяжеловесы из правоконсервативного лагеря, и их правомерно сравнивать хотя бы по этой причине. Наверняка так и будут делать. Но есть и более интересное основание для сопоставлений. Коль и Меркель стали олицетворением разного времени (в обоих случаях – вполне судьбоносного), и это время обуславливало их поведение. Поведение отличалось, и есть соблазн считать двух канцлеров едва ли не антиподами. Но на деле они как раз составляют общий исторический отрезок, завершающийся именно сейчас.
Какая бы коалиция ни была сформирована по итогам парламентских выборов в Германии, одно известно точно: её не будет возглавлять Ангела Меркель. Восьмой федеральный канцлер ФРГ уходит после 16 лет пребывания в должности. Это столько же, сколько правительство возглавлял Гельмут Коль – некогда её политический ментор, на закате карьеры решивший, что Меркель его предала.
Оба они – политические долгожители и тяжеловесы из правоконсервативного лагеря, и их правомерно сравнивать хотя бы по этой причине. Наверняка так и будут делать. Но есть и более интересное основание для сопоставлений. Коль и Меркель стали олицетворением разного времени (в обоих случаях – вполне судьбоносного), и это время обуславливало их поведение. Поведение отличалось, и есть соблазн считать двух канцлеров едва ли не антиподами. Но на деле они как раз составляют общий исторический отрезок, завершающийся именно сейчас.
Колю выпало стоять во главе Германии в поворотный момент её современной истории. Нельзя сказать, что он и вся страна были субъектами перемен. Объединение Германии стало по большому счёту не результатом политики Бонна, а следствием радикального изменения международного контекста. Конечно, на Коле и его соратниках лежала огромная ответственность за управление процессом и адаптацию к новым европейским и мировым условиям. Но не их создание. Давались перемены тяжело. Скомканный, испорченный неприятными обвинениями финал правления канцлера-объединителя – продукт сложности трансформации. Прежде всего внутригерманской.
На внешней арене Германия 1990-х привыкала к своему новому калибру. Её руководство отдавало себе отчёт: неаккуратное поведение и неспособность умерить запросы, неизбежно возрастающие соответственно размеру и весу самого государства, чреваты резким повышением «сопротивления материала», противодействия со всех сторон. Молчалинское кредо «умеренность и аккуратность» (сделавшееся потом правилом поведения Ангелы Меркель) стало для объединенной Германии насущной необходимостью. ХХ век научил окружающих, что Германия, удовлетворившая свои национальные потребности (единство), заявляет о потребностях экстерриториальных. И хотя масштаб разгрома 1945 г. и четыре с лишним десятилетия придавленного положения очень повлияли на немцев, шлейф у событий первой половины прошлого века долгий. Гельмут Коль, хорошо помнивший Вторую мировую войну, понимал, как легко разбудить те же воспоминания у соседей и партнёров и насколько плохо это скажется на перспективах Германии.
Отсюда, например, и принятое при Коле (впоследствии подвергавшееся критике) решение отказаться от немецкой марки и перейти на евро без полного контроля Берлина и Франкфурта над политико-экономическим функционированием Европы. Оппоненты потом не раз обвиняли немцев в том, что посредством евро они фактически установили гегемонию в ЕС. Но сами жители Германии и её политическая верхушка считали отказ от суверенных денег и, соответственно, зависимость от соседей по континенту жертвой, принесённой на алтарь европейской гармонии.
Возникновение в центре Европы новой большой Германии было чревато значительным напряжением. Оно сглаживалось эйфорической атмосферой, царившей на Западе в конце ХХ века. После эпохальной победы над коммунизмом и самоликвидации СССР перспективы представлялись светлыми по определению, хотя были и те, кто указывал на потенциальные риски. Исторический поток, как казалось, сам увлекал в правильном направлении – надо было только избежать подводных камней.
Следование с этим потоком и было идеальным вариантом для Германии: не надо выбирать фарватер, отвечаешь только за то, чтобы самой наиболее успешно в него вписаться и ненароком не притопить кого-то из плывущих рядом.
Коль осознавал, что балансом германскому единству служит единство европейское и только его последовательное развитие способно нейтрализовать страхи других стран из-за подъема Германии. Ну а выгоды от новой ситуации Берлин извлекал автоматически как участник крупнейший и эффективно устроенный.
Так же, как объединение стало производной от благоприятных для Германии перемен на международной арене, дальнейший рост её влияния увязывался с продолжением тенденций, которые возобладали в конце ХХ столетия. Ангела Меркель возглавила правительство в удачный момент. Болезненные социально-экономические реформы, необходимые для придания импульса развитию страны, провёл Герхард Шрёдер, социал-демократ, выполнивший функцию неолиберала. Вообще, шрёдеровская пересменка вобрала в себя ряд ответственных сдвигов – введение евро, расширение ЕС, первый звонок о возможности стратегических разногласий с США (Ирак), – которые сопровождались некоторой болтанкой. К 2005 г., когда Шрёдер проиграл спровоцированные им же самим досрочные выборы, рябь от событий рубежа веков в основном улеглась. Ангела Меркель явилась как умиротворитель, лидер неяркий, но обстоятельный и надёжный. И главное – всегда предпочитающий консенсусное решение (три из четырёх правительств Меркель – «большие коалиции» с главным оппонентом СДПГ) риску или резкому развороту ситуации.
Можно обсуждать черты характера самой дамы-канцлера, определяющие такой подход. Но не стоит подменять причины следствиями. Появление и длительное нахождение на вершине именно такого политика отражает стремление немецкого общества к сохранению в целом удобного для него статус-кво. А не наоборот. Тем более что вскоре после прихода Меркель европейский и мировой контекст начал всё быстрее и быстрее меняться.
С середины нулевых европейский интеграционный проект, достигнув качественного и количественного пика, вступил в фазу торможения, а потом сворачивания. Вся череда неурядиц, с которой столкнулась Меркель, сводится именно к этой проблеме. Неудача с попыткой федерализации ЕС (провал Конституции и замена её Лиссабонским договором, построенным на бесконечных выхолащивающих смысл компромиссах). Долговой вал, превратившийся в кризис зоны евро. «Арабская весна» и Украина, зафиксировавшие невозможность дальнейшей экспансии Евросоюза за пределы его границ. Миграционная волна, показавшая степень отсутствия единства внутри ЕС и неготовность всего механизма к таким потрясениям. Брекзит, создавший прецедент сужения Европейского союза. Изменение отношения Америки, которая перестала считать Европу первейшим партнёром (это произошло не при Трампе, а раньше, и продолжилось после него). Наконец, пандемия, заставившая все страны, в том числе и входящие в интеграционное объединение, окукливаться, сосредотачиваться на внутренних проблемах.
Подход Меркель к кризисам вызывает разные оценки – от восторженных до остро критических. В его основе лежало желание любой ценой сохранить существующее положение вещей, избежать кардинальных изменений всей европейской конструкции и каркаса немецкой политики. Изменения считались более рискованными, чем консервация. Охранительный пафос воспроизводил сам себя. Его следствием стал странный для страны с развитой демократической системой дефицит политических кадров. Осознанно или инстинктивно, Меркель не позволяла возникнуть альтернативам. Отсюда трудности на финальном этапе, когда уход стал неизбежным, – некому передать. Конфуз с «кронпринцессой» ХДС Аннегретой Крамп-Карренбауэр и неубедительный выбор другого преемника (Армин Лашет) связаны с этим обстоятельством.
Меркель искала «себя номер два». Но дело не в персональных амбициях, а в фаустовской попытке «остановить мгновение».
И этим госпожа канцлер вполне отражала весь дух немецкой политики (в значительной степени и общества) начала ХХI века.
Германия была главным бенефициаром перемен рубежа 1980-х и 1990-х годов, слом тогдашнего мирового устройства оказался чрезвычайно выгоден немцам. А новый рубеж международных перемен, напротив, грозит Германии тем, что она вновь окажется лицом к лицу с проблемами, попытки решения которых приводили её к катастрофическим катаклизмам.
С начала 2010-х годов от Германии и персонально Меркель ждали, что она станет флагманом назревших изменений в Евросоюзе. Изменений не косметических, а качественных, позволяющих приспособить интеграционную модель к новой международной реальности. По мере осложнения и общеевропейской, и внутригерманской политической ситуации многие стали сетовать, что Меркель уже не справится с ролью реформатора Европы, ибо позиции её слабеют. Дело, однако, не в этом. Ангела Меркель, как и её предшественник Гельмут Коль принципиально считали, что именно действующий дизайн европейской интеграции позволяет Германии успешно решать свои задачи, контролировать ситуацию, но избегать ловушки пугающего соседей доминирования. Поэтому все силы были направлены не на изменение, а на поддержание статус-кво. Судя по тому, что 80 процентов немцев полагают: Меркель хорошо справляется со своей работой, такой взгляд – не прихоть главы правительства. Это же объясняет и то, что в немецком обществе в последние годы мало была заметна усталость от несменяемости, хотя после стольких каденций одного человека она должна была бы появиться. Точнее, по многим опросам, немцы хотели бы увидеть другой состав коалиции и ждали свежих лиц, но под руководством того же канцлера. Постепенное скукоживание левых популистов и стагнация правых после бурного старта показывают ограниченность радикальных настроений.
Немецкий политический класс долго отрицал, что Европе нужны фундаментальные перемены. Только настройка, а не перестройка. Сейчас это начинает меняться. Но, во-первых, запрос общества на изменения довольно специфичен – он касается не собственно социально-политических и тем более геополитических тем, а крутится вокруг «зелёной повестки» и цифровизации. Во-вторых, идей относительно европейского устройства и мирового позиционирования страны нет. Основные кандидаты в канцлеры, соперничая друг с другом, фактически соревновались за то, чтобы стать преемником Меркель, то есть продолжать олицетворяемый ею консенсус. Но консенсус подвергается атаке снаружи – международные и европейские реалии не позволяют Германии оставаться в «зоне комфорта», созданной Гельмутом Колем и обустроенной Ангелой Меркель.
Базовые элементы внешней политики Германии – отношения с европейскими соседями, Соединёнными Штатами, Россией, Китаем, желание избегать лидирующих позиций – переживают глубокие изменения. Возвращение к привычным схемам невозможно. ЕС не будет таким, как думали в конце ХХ века. Америка не вернётся к атлантизму по модели холодной войны. Восточная политика с Россией исчерпала прежние источники (энергетический императив и общее восприятие Второй мировой) и не восстановится. Китай больше не будет просто могучим экономическим партнёром. А политика без силовой составляющей перестает действовать на каком бы то ни было направлении. Новым руководителям Германии предстоит осознать, что глава закончена, а новая ставит гораздо более сложные вопросы. И, скорее всего, эпоху Ангелы Меркель (точнее, Коля – Меркель) скоро будут вспоминать с ностальгией как счастливое и относительно беззаботное «золотое время».
Источник: «Россия в глобальной политике»
