«Большая двадцатка» своим рождением обязана кризисам: сначала азиатскому 1997 года, когда этот формат появился на уровне министров, а потом мировому финансовому 2008-го. «Двадцатка», спешно собранная на высшем уровне по инициативе Джорджа Буша, выполнила функцию психотерапевта для рынков. С тех пор фокус внимания — глобальная экономика, деньги, торговля.
Сейчас G20 переживает быструю трансформацию — из чисто экономического во все более политический орган. Не потому, что так решили, а сама по себе — вследствие логики всеобщего развития.
Оказалось, что политика в современном мире — куда более определяющий фактор развития экономики, чем представлялось на заре современной глобализации.
В осеннем выпуске журнала Foreign Affairs экономист Ручир Шарма из Goldman Sachs обратил внимание на то, что фондовые рынки стали невероятно чувствительны к политической конъюнктуре, особенно к фактору личного лидерства. Это частное проявление общей тенденции. Политические ожидания как бы отсоединяются от экономики, споря с Карлом Марксом и Адамом Смитом.
Важнейшим фактором экономической нестабильности в мире становится политическая неупорядоченность, то, что после окончания холодной войны так и не появилось устойчивое мировое устройство. Одно время думали, что экономическое переплетение его и обеспечит. Но нет, доказательством чему — плачевное состояние мировой системы, каскад опасных коллизий без малейшего понимания, как их решать.
Глобализация не устранила геополитическое соперничество и противоречия между крупными державами, как надеялись четверть века назад.
А если взаимозависимость не предотвращает конфликты, то она их усугубляет, урон становится всеобщим.
События 2014 года — тому свидетельство. Санкции и взаимное давление пагубны для экономики. И для атакующей, и для обороняющейся стороны. Однако политическая логика преобладает, азарт противостояния берет верх. По причине тесной взаимосвязи всего и вся эффект ощущают и те, кто к конфликту отношения не имеет. Они ведь тоже часть общей экономики. У «большой двадцатки», призванной реагировать на экономические кризисы, нет иного выхода, кроме как обретать политическое измерение. Тем более что у нее есть предпосылки занять место наиболее влиятельного органа глобального регулирования.
Совет безопасности ООН страдает пороком, который не исправить: он недостаточно представителен и отражает расстановку мировых сил образца 70-летней давности. С этим ничего не сделать. Реформа Совбеза — расширение, наделение новых стран правом вето, изменение процедуры — возможна только с согласия нынешней «большой пятерки». Она же перемены никогда не одобрит, ибо не было прецедента, чтобы державы добровольно делились привилегиями, которыми законно обладают.
Но даже если случится чудо и постоянные члены СБ захотят расширить элитарный клуб, в рамках Генассамблеи нереально договориться, кто его пополнит. По географическому признаку? По населению? По политическому весу? По размеру экономики? Шансов на скоординированный подход нет. Прежний-то состав «высшей лиги» формировался по итогам мировой войны, вопросов не возникало — победители решают. А как без войны?
Еще один орган, претендовавший на роль «мирового правительства», — G8. Ее отменили, России там больше не будет. А тогда это не более чем западный клуб. Крайне влиятельный, но, естественно, никем за его пределами не признаваемый в качестве начальства.
«Двадцатка» — орган произвольный, но логичный. Два десятка крупнейших экономик — понятный критерий. Само собой получилось, что набор репрезентативный. Страны и развивающиеся, и развитые. И технологические, и сырьевые. И демократические, и авторитарные. Все основные культуры и религии. Полное региональное представительство — от Крайнего Севера до юга Тихого океана. Формальной легитимности нет, но неформальная признается.
В G20 никто не может диктовать: взгляды разные, а равны все не по уставу, а по факту. Неоднородность состава обеспечивает возможность маневра и коалиций.
В 2013 году «двадцатка» внесла весомый вклад в мировую политику. Горячая дискуссия за ужином в Санкт-Петербурге, когда мнения разделились пополам, и 15-минутный разговор на полях Путина и Обамы предотвратили интервенцию в Сирии. Это один из очень немногих примеров того, что современные проблемы можно решать, а не только создавать.
Источник: Forbes
