Обращаясь к миграционной проблеме, для России самое важное – это сыграть на опережение и не попасть в будущем в ситуацию, где уже оказались наши соседи в Западной Европе или США.
Поскольку Россия – это, первоначально, «военная организация населяющего ее народа», то именно отражение внешних угроз было наиболее сильным фактором внутреннего сплочения. В этом состоял уникальный «московский» способ строительства государства, в котором неизбежно должны жить вместе разные народы.
Но к миграционному потоку из стран Центральной Азии такой способ может оказаться неприменимым. Он использовался, когда эти народы входили в состав Российской империи или СССР – даже сейчас у нас множество ярких дипломатов и военных, родившихся, например, в Узбекистане. Однако в условиях разных государств это пока неизвестно, как работает: мы понимаем, что общее культурное пространство со странами Центральной Азии постепенно размывается. Это естественный процесс после обретения республиками бывшего СССР формальной независимости. Хуже того, по мере культурного размежевания наши отношения с соседями в регионе могут формально все больше напоминать те, что существуют у европейцев с их бывшими колониями в Северной Африке. Общее географическое пространство, неизбежный запрос России на рабочую силу из региона и все большие культурные отличия – все вместе это представляет собой достаточно тревожное сочетание.
Поэтому нам уже сейчас нужно, изучив весь негативный опыт стран Европы, а также внимательно обратившись к практикам других цивилизаций, например, стран Персидского залива, создавать свой уникальный способ решения этого вопроса. При этом, по мнению демографов и специалистов по социальной политике, принципиальное значение будет иметь интеграция второго и третьего поколения тех, кто переселяется в Россию навсегда. Именно на этом прокололись европейцы – выросшие в пригородах Парижа или Лондона дети мигрантов не испытывают к странам своего проживания никаких добрых чувств.
Нет оснований думать, что Россия пойдет по пути политики «открытых дверей» и повторит ошибки европейцев. Наш ответ окажется более гибким, сочетающим серьезный административный контроль и возможность интеграции тех, кто будет готов подтвердить свою политическую лояльность новой родине в лице России.
Обращаясь к миграционной проблеме, для России самое важное – это сыграть на опережение и не попасть в будущем в ситуацию, где уже оказались наши соседи в Западной Европе или США.
Сейчас обсуждение связанных с темой миграции вопросов вызывает в обществе яростные столкновения точек зрения, а действия правоохранительных органов часто становятся поводом для дипломатических демаршей со стороны наших друзей в странах Центральной Азии. Однако это намного лучше, чем если бы ситуация дошла до того, чтобы политика уклонения от поиска решений привела к реальным социально-экономическим и политическим проблемам.
Тогда их последствия могли бы угрожать самому важному – стабильности российского государства и его системы управления. Поэтому чем раньше мы начнем искать способы взаимодействия с неизбежным притоком трудовых и постоянных мигрантов из Центральной Азии, тем лучше. И делать это, по-видимому, стоит в традиционном российском стиле – гибко, без радикальных решений и сохраняя множество вариантов развития политики в будущем. Ведь именно постоянное стремление не ограничивать себя рамками жесткой доктрины и политики является объективным российским преимуществом перед другими цивилизациями.
Тем более что перед глазами есть достаточно убедительные негативные примеры. Для стран Западной Европы постоянно нарастающий миграционный приток стал результатом сочетания двух процессов. Во-первых, распада колониальных империй, сопровождавшегося сохранение прочных связей между Европой и большинством ее бывших колоний. Во-вторых, бурного экономического роста, который продолжался в Старом Свете с 1950-х и практически до 1990-х годов. Незначительные перерывы в нем были, но они не имели форму масштабных потрясений. В любом случае, крупным европейским странам постоянно был необходим приток не особенно требовательной к условиям труда рабочей силы. Иными словами, политики хотели сохранить рычаги влияния на бывшие колонии и основания сохранять там свое присутствие, а бизнес – получать рабочие руки для решения задач, где собственные граждане были неприменимы.
Однако постепенно количество постоянно находящихся на территории Германии, Франции, Италии или Британии выходцев из колоний стало настолько значительным, что потребовало включения их в общество. И здесь перед европейцами встала одна важная и совершенно не решаемая проблема: все государства Европы основаны на принципе этнической однородности. Того, что в западной научной литературе называется «национальное государство». Там, собственно говоря, эта концепция и возникла, а потому совершенно не применима к таким странам, как Россия, Китай или, например, Индия. В основе такой интерпретации государства находится традиционно низкий уровень терпимости к представителям иных национальных и религиозных групп. На протяжении всей европейской истории они либо выдавливались, либо подвергались достаточно жесткой ассимиляции.
Одним из важнейших последствий такого пути в международном плане стало то, что крупные страны Западной Европы достаточно легко смогли принять свое стратегическое поражение и крушение империй. Они просто вернулись в пределы жесткого национального ядра в Старом Свете, где проблемы совместного существования с иными культурами не было. Яркий пример – это операция Парижа по эвакуации почти всех французов из Алжира и Туниса после того, как им была предоставлена независимость. Франция тогда была богатой страной и могла себе это, в отличие от России в 1990-е годы, позволить. А затем интегрировать обратно в свою культуру соотечественников, привыкших жить в Африке.
Но обратная сторона национального государства – это отсутствие решений, допускающих реальную интеграцию представителей иных народов и религий. Во Франции их просто объявляли французами, хотя за этим не следовало никаких практических действий. В Британии или Германии обратились к политике мультикультурализма – версии расовой сегрегации, прикрытой лозунгами о праве каждого сохранять свою идентичность. Отсюда все эти чалмы на английских полицейских и право для мигрантов жить как угодно, лишь бы не думали действительно смешиваться с коренными гражданами.
Исторически иным был подход в США, однако, как мы знаем, и там миграционная тема стала одним из наиболее важных предметов политического раскола в последние годы. Общественный уклад и экономическая система Америки являются, как известно, весьма гибкими и совершенно не ориентированными на создание массы постоянных социальных льгот. Это позволяло достаточно долгое время воспринимать миграцию из стран Латинской Америки, Азии или Африки просто как приток новой рабочей силы, совершенно не заморачиваясь по поводу политических последствий. Собственно говоря, в США отношение к гражданам в плане их социальной защищенности особенно не отличалось от того, что приходилось на долю мигрантов.
Однако за последние пару десятилетий системные проблемы в американской экономике накапливались, а приток мигрантов только увеличивался. В значительной степени, в результате того, что некоторые страны Центральной Америки стали пространством климатического бедствия и жить там стало просто невозможно. Правительство демократов поощряло приток мигрантов, поскольку всегда рассматривало их в качестве своих избирателей в будущем. Но множество простых американцев это уже не устраивало. И они проголосовали за республиканцев, лидер которых предложил радикальные решения – физическое закрытие границы с Мексикой и демонстративные высылки мигрантов самолетами.
В Европе проблемы с интеграцией мигрантов стали еще более драматическими – отсутствие решений у традиционных элит привело к росту настоящей популярности несистемных и правых партий. Которые, хоть и выступают против либерального глобализма, друзьями России являются не всегда. Мы слышали недавние заявления лидера французских правых Марин Ле Пен по поводу украинской проблемы, знаем, что самое правое после Второй мировой войны правительство Италии всегда поддерживало киевский режим и является яростным сторонником сохранения американского военного присутствия в Европе. А в маленькой Финляндии выросшая на проблеме миграции партия «Истинные финны» поддержала вступление страны в НАТО и является весьма русофобской. Не стоит забывать о том, что традиционные элиты и бизнес в Европе ориентируются достаточно быстро и поставить рост правых настроений на службу своим интересам – для них дело не сложное.
В любом случае, в Европе и США, хотя там в меньшей степени, вопрос о мигрантах стал основанием для серьезного кризиса политических систем, роста правых настроений и элементов милитаризма. И было бы самонадеянным думать, что Россия застрахована от того, чтобы повторить этот путь хотя бы частично. Тем более что мы сталкиваемся с задачей, применительно к которой не просматривается исторического опыта решений.
Россия всегда была страной, основанной на многообразии этнической и религиозной принадлежности ее народов. Основа для этого была заложена в середине XV века, когда московские князья начали приглашать значительные группы татар на постоянную службу с проживанием без требования смены веры. Постепенно это практическое решение приобрело вид государственной стратегии: новые народы включались в состав России на полных правах, а представители их аристократии становились часть российского служилого класса. И в первую очередь шли воевать в одних рядах с русскими.
А поскольку Россия – это, первоначально, «военная организация населяющего ее народа», то именно отражение внешних угроз было наиболее сильным фактором внутреннего сплочения. В этом состоял уникальный «московский» способ строительства государства, в котором неизбежно должны жить вместе разные народы.
Но к миграционному потоку из стран Центральной Азии такой способ может оказаться неприменимым. Он использовался, когда эти народы входили в состав Российской империи или СССР – даже сейчас у нас множество ярких дипломатов и военных, родившихся, например, в Узбекистане. Однако в условиях разных государств это пока неизвестно, как работает: мы понимаем, что общее культурное пространство со странами Центральной Азии постепенно размывается. Это естественный процесс после обретения республиками бывшего СССР формальной независимости. Хуже того, по мере культурного размежевания наши отношения с соседями в регионе могут формально все больше напоминать те, что существуют у европейцев с их бывшими колониями в Северной Африке. Общее географическое пространство, неизбежный запрос России на рабочую силу из региона и все большие культурные отличия – все вместе это представляет собой достаточно тревожное сочетание.
Поэтому нам уже сейчас нужно, изучив весь негативный опыт стран Европы, а также внимательно обратившись к практикам других цивилизаций, например, стран Персидского залива, создавать свой уникальный способ решения этого вопроса. При этом, по мнению демографов и специалистов по социальной политике, принципиальное значение будет иметь интеграция второго и третьего поколения тех, кто переселяется в Россию навсегда. Именно на этом прокололись европейцы – выросшие в пригородах Парижа или Лондона дети мигрантов не испытывают к странам своего проживания никаких добрых чувств.
Нет оснований думать, что Россия пойдет по пути политики «открытых дверей» и повторит ошибки европейцев. Наш ответ окажется более гибким, сочетающим серьезный административный контроль и возможность интеграции тех, кто будет готов подтвердить свою политическую лояльность новой родине в лице России.
Источник: Взгляд.
