Мир, Латиноамерика и устойчивое развитие
Вход
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
(Нет голосов) |
(0 голосов) |
Научный руководитель Института Латинской Америки РАН, член-корреспондент РАН, член РСМД
По мнению ученого, мир, чтобы выжить, крайне и срочно нуждается в иной модели своего существования – в модели устойчивого развития.
195 государств договорились не допустить в течение XXI века повышения средней температуры на планете сверх 2 градусов по Цельсию по сравнению с доиндустриальной эпохой. Вместе с тем, в расчете на благоприятный сценарий ориентир ограничен приростом в 1,5 градуса. Стратегическая цель Парижского соглашения – выйти на режим климатической нейтральности, то есть, когда выбросы парниковых газов будут уравновешены их поглощением, иначе говоря, когда нетто-выбросы приравняются к нулю уже к середине нынешнего века.
Как представляется, два базовых документа – Парижское соглашение и Повестка 2030 – образуют некое единство, основываясь в известном смысле на общих принципах и посылках. Речь о добровольно осознанных обязательствах, об общей, но дифференцированной ответственности. Таким образом, нет оснований говорить о юридически обязывающих документах (хотя это может быть достижимо в будущем). Ключевую роль может играть гражданское общество, в том числе его интернациональная версия. Состав целей устойчивого развития, обозначенных Повесткой 2030, показывает, что они практически в равной мере представляют приоритеты эколого-климатической и социально-экономической направленности. Впечатляет широта диапазона избранных целей и доведение их до функциональной конкретики: Повестка 2030 включает 17 целей и 169 задач. Среди этих целей – ликвидация нищеты, ликвидация голода, хорошее здоровье и благополучие, качественное образование, гендерное равенство, чиста вода и санитария, недорогостоящая и чистая энергия, достойная работа и экономический рост, борьба с изменением климата, сохранение морских экосистем… А выбор целей свидетельствует об учете и понимании взаимообусловленности факторов устойчивого развития, неизбежности разрушительных цепных реакций, охватывающих те участки общего фронта защитных или превентивных действий, которые обойдены должным вниманием и чувством ответственности. А грозных вызовов на нашей планете накопилось множество. При сохранении прежних тенденций специалисты по проблемам биосферы допускают вероятность исчезновения на Земле до половины существующих ныне разновидностей живых организмов, в том числе по причине лесных пожаров. В 2019 году впервые был признан факт вымирания вида из-за климатических отклонений рифовых мозаичнохвостых грызунов. На подходе утконосы, черепахи, тихоокеанские касатки и еще около миллиона разновидностей растений и животных.
Другой грозный вызов – повышение уровня мирового океана как следствие таяния ледников, обусловленного, понятно, процессами глобального потепления. Идет наступление морских вод на сушу до 20 сантиметров в год. Это грозит затоплением исторически заселенных территорий как в развитых, так и в развивающихся странах. В отношении мелких островов речь идет о продолжении самого существования социума, этноса, государства. Особенно это касается малых стран Карибского бассейна и их жителей.
Подрыв здоровья мирового океана вызывает смену системообразующих течений. Это оборачивается учащением и усилением стихийных бедствий, поражением ими зон традиционного расселения и активной хозяйственной деятельности. Для Южной Америки в настоящее время особые тревоги вызывает состояние тихоокеанское течения Эль Ниньо, которое определяет климатическую конъюнктуру сельскохозяйственной деятельности почти на половине южноамериканского пространства.
В Латино-Карибской Америке, например, количество крупных стихийных бедствий за последние два десятилетия увеличилось вдвое – до 70 случаев. И каждое наносит возрастающие раз от раза потери. Но и это не весь спектр вызовов. Явно недостаточное внимание уделяется закислению мирового океана. От него в нарастающем масштабе страдают флора и фауна. Далее следует упомянуть эффект обезлесивания и опустынивания. И все эти отклонения, как правило, имеют глобальные последствия, если не прямые, то косвенные.
Возвращаясь к Повестке 2030, отмечу, что она не воспринимается как истина в последней инстанции. Жизнь будет вносить свои коррективы. А пока мы имеем определенный горизонт целеполагания, который соответствует уже проявившимся и осознанным императивам исправления глобального бытия.
Ключевым вопросом остаются взносы отдельных стран в общий объем токсичных выбросов и порядок их компенсации. Принимая во внимание действующий до сих пор принцип добровольности, перечень лимитов выбросов пока в полной мере не устоялся. И в ООН планировалось завершить его к концу 2020 года. Но тут вмешалась пандемия коронавируса…
В одном из своих недавних выступлений член-корреспондент Российской Академии Наук Владимир Давыдов заявил: «В международном сообществе явно усиливается ощущение того, что мир приближается к роковой черте, за которой разворачиваются необратимые процессы деградации природной среды и такой модификации глобального климата, которая несовместима с потенциалом естественной регенерации и шансами адаптации, заложенными в существующих экономических и социальных структурах». По мнению ученого, мир, чтобы выжить, крайне и срочно нуждается в иной модели своего существования – в модели устойчивого развития.
Именно на эту тему Владимир Михайлович Давыдов – научный руководитель Института Латинской Америки РАН, член-корреспондент РАН, доктор экономических наук, профессор, заведующий кафедрой экономического факультета РУДН - беседует с обозревателем.
— Владимир Михайлович, какое значение устойчивое развитие имеет для всего мира и, в частности, для Латинской Америки? И что это означает в глобальном и региональном контексте, учитывая влияние роковой пандемии коронавируса COVID -19?
— Пандемия, безусловно, оказывает на перспективу устойчивого развития мира огромное негативное воздействие. Мы к теме эпидемии еще вернемся. А перед этим позвольте сказать о резонах устойчивого развития. Казалось бы, давно знакомый сюжет. Уже прошли десятилетия с той поры, как стартовал Римский клуб, с тезисами о «пределах роста». Почти тридцать лет прошло после созыва Комиссии Брундтланд и Конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро в 1992 году, итогом которой стала Рамочная конвенция ООН об изменении климата. Позади остались и дебаты по поводу признания формулы «Целей тысячелетия». И тем временем, уже появилась дисциплина «устойчивое развитие», которая начинает вводиться в учебный процесс высшей школы. Вместе с тем, в последнее время, накануне пандемии с концепцией устойчивого развития, на мой взгляд, происходит радикальная метаморфоза, особенно по ее внешнему контуру. Не буду говорить, что концепция эта овладевает массами. Однако, появился «свет в конце тоннеля» неопределенности - она начала получать адекватно значимый отзвук в общественном сознании, а в идейном плане указывает выход из тупика дивергенции. До этого неопределенность возобладала вследствие эрозии и кризиса традиционных моделей развития. Это коснулось и стран Латино-Карибской Америки.
— Когда же, по-вашему, случился поворотный момент к осознанию необходимости перехода мира к его устойчивому развитию?
— Полагаю, что на это, несомненно, повлияли события 2015 года, связанные с консенсусной апробацией на платформе ООН Парижского соглашения по климату и Повестке устойчивого развития на период до 2030 года. Далее же, в значительной мере как реакция на эти события, происходило ускоренное осознание масштаба угроз и императивности запуска масштабных превентивных и защитных действий. Похоже, что это сказалось и в наших пенатах. Например, правительство России ратифицировало давно подписанное Парижское соглашение, а Минэкономразвития подготовило уже к марту этого года долгожданный проект «Стратегии низкоуглеродного развития».
Однако практически одновременно с российской ратификацией официально стартовал выход США из числа 195 подписантов Парижского соглашения. А ведь именно Соединенные Штаты являются ключевым загрязнителем атмосферы и потенциально крупнейшим донором международных программ вследствие вероятного перехода на рельсы «зеленого» рециклирования экономики. Правда, нельзя исключать возможности возвращения «блудного сына» в лоно Парижского соглашения после предстоящих ноябрьских выборов в США и при изменении там расстановки политических сил или «переоценки ценностей» среди властвующей элиты. Похоже, что на выборах в ноябре среди прочих кричащих проблем в Соединенных Штатах тема глобального потепления и его торможения на пути «зеленого» рециклирования станет одной из главных, а демократы не преминут воспользоваться и отказом Дональда Трампа от Парижского соглашения. В целом же мы получили достаточные основания утверждать, что в наше время на фоне резкого изменения климата тема устойчивого развития обрастает новым содержанием и становится доминантой не только научного, но и общественного дискурса.
— Владимир Михайлович, напомните, пожалуйста, нашим читателям: в чем суть Парижского соглашения? И какие вызовы несут нам климатические изменения?
— Если говорить упрощенно, 195 государств, принявших участие в форуме, договорились не допустить в течение XXI века повышения средней температуры на планете сверх 2 градусов по Цельсию по сравнению с доиндустриальной эпохой. Вместе с тем, в расчете на благоприятный сценарий ориентир ограничен приростом в 1,5 градуса. Стратегическая цель Парижского соглашения – выйти на режим климатической нейтральности, то есть, когда выбросы парниковых газов будут уравновешены их поглощением, иначе говоря, когда нетто-выбросы приравняются к нулю уже к середине нынешнего века.
Как представляется, два базовых документа – Парижское соглашение и Повестка 2030 – образуют некое единство, основываясь в известном смысле на общих принципах и посылках. Речь о добровольно осознанных обязательствах, об общей, но дифференцированной ответственности. Таким образом, нет оснований говорить о юридически обязывающих документах (хотя это может быть достижимо в будущем). Ключевую роль может играть гражданское общество, в том числе его интернациональная версия. Состав целей устойчивого развития, обозначенных Повесткой 2030, показывает, что они практически в равной мере представляют приоритеты эколого-климатической и социально-экономической направленности. Впечатляет широта диапазона избранных целей и доведение их до функциональной конкретики: Повестка 2030 включает 17 целей и 169 задач. Среди этих целей – ликвидация нищеты, ликвидация голода, хорошее здоровье и благополучие, качественное образование, гендерное равенство, чиста вода и санитария, недорогостоящая и чистая энергия, достойная работа и экономический рост, борьба с изменением климата, сохранение морских экосистем… А выбор целей свидетельствует об учете и понимании взаимообусловленности факторов устойчивого развития, неизбежности разрушительных цепных реакций, охватывающих те участки общего фронта защитных или превентивных действий, которые обойдены должным вниманием и чувством ответственности. А грозных вызовов на нашей планете накопилось множество. При сохранении прежних тенденций специалисты по проблемам биосферы допускают вероятность исчезновения на Земле до половины существующих ныне разновидностей живых организмов, в том числе по причине лесных пожаров. В 2019 году впервые был признан факт вымирания вида из-за климатических отклонений рифовых мозаичнохвостых грызунов. На подходе утконосы, черепахи, тихоокеанские касатки и еще около миллиона разновидностей растений и животных.
Другой грозный вызов – повышение уровня мирового океана как следствие таяния ледников, обусловленного, понятно, процессами глобального потепления. Идет наступление морских вод на сушу до 20 сантиметров в год. Это грозит затоплением исторически заселенных территорий как в развитых, так и в развивающихся странах. В отношении мелких островов речь идет о продолжении самого существования социума, этноса, государства. Особенно это касается малых стран Карибского бассейна и их жителей.
Подрыв здоровья мирового океана вызывает смену системообразующих течений. Это оборачивается учащением и усилением стихийных бедствий, поражением ими зон традиционного расселения и активной хозяйственной деятельности. Для Южной Америки в настоящее время особые тревоги вызывает состояние тихоокеанское течения Эль Ниньо, которое определяет климатическую конъюнктуру сельскохозяйственной деятельности почти на половине южноамериканского пространства.
В Латино-Карибской Америке, например, количество крупных стихийных бедствий за последние два десятилетия увеличилось вдвое – до 70 случаев. И каждое наносит возрастающие раз от раза потери. Но и это не весь спектр вызовов. Явно недостаточное внимание уделяется закислению мирового океана. От него в нарастающем масштабе страдают флора и фауна. Далее следует упомянуть эффект обезлесивания и опустынивания. И все эти отклонения, как правило, имеют глобальные последствия, если не прямые, то косвенные.
Возвращаясь к Повестке 2030, отмечу, что она не воспринимается как истина в последней инстанции. Жизнь будет вносить свои коррективы. А пока мы имеем определенный горизонт целеполагания, который соответствует уже проявившимся и осознанным императивам исправления глобального бытия.
Ключевым вопросом остаются взносы отдельных стран в общий объем токсичных выбросов и порядок их компенсации. Принимая во внимание действующий до сих пор принцип добровольности, перечень лимитов выбросов пока в полной мере не устоялся. И в ООН планировалось завершить его к концу 2020 года. Но тут вмешалась пандемия коронавируса…
— Какие страны более всего загрязняют нашу планету?
— По эмиссии парниковых газов, как считают специалисты, лидируют такие индустриально развитые страны, как США, в целом Евросоюз, Япония, а также Китай, Россия, Индонезия, Республика Корея…
— А в Латинской Америке?
— В Латино-Карибской Америке называют Бразилию, Мексику, Колумбию и Чили…
При этом, каждая страна, как развитая, так и развивающаяся, в соответствии со своими социально-экономическими возможностями, наметила уменьшить выброс парниковых газов в ближайшие десятилетия от 20% до 50%.
Теперь о том, что касается сугубо Латинской Америки и Карибского бассейна. Нынешнее состояние латиноамериканских экономик, действующая система распределения и перераспределения неблагополучны для того, чтобы, как обозначено Повесткой 2030, покончить с крайней бедностью. В последнее десятилетие региональный ВВП увеличивался с годовым темпом прироста менее 2%, а точнее 1,7%. А на горизонте собрались тучи глобального экономического кризиса со всеми вытекающими неприятностями. Пандемия коронавируса вносит свой катастрофический вклад, погружая страны Латиноамерики, их развитие в глубокий минус.
— Владимир Михайлович, каким образом сегодня можно сочетать перспективу устойчивого развития в новом глобальном и региональном контексте и пандемию коронавируса COVID -19?
— На мой взгляд, российская дипломатия способна извлечь из этой ситуации полезный урок, приняв на вооружение на только меры и средства борьбы с пандемией COVID-19, но и элементы «зеленого» дискурса. Это, несомненно, раздвинет рамки российского влияния за рубежом в том случае, если наша практика будет давать примеры удачного решения задач, встающих перед нами и всем миром на пути к приоритетам устойчивого развития. Спустя месяцы эффект пандемии заслонил собой все предыдущие озабоченности, даже те, что были обусловлены реакцией на угрозы экзистенциального порядка. Во всех странах, пораженных пандемией, оказалась парализованной хозяйственная деятельность из-за спада спроса, ограничения пассажирского сообщения и грузового транспорта, Были закрыты межгосударственные границы и прекращено сообщение между странами. Прекращена нормальная деятельность многих предприятий. Пандемия де-факто вызвала деглобализацию и обратила вспять достижения экономической интеграции. Все это превосходит даже то, что обычно ассоциируется с экстраординарными глобальными экономическими кризисами. Потери стран мира измеряются миллиардами и триллионами долларов и евро. Вирусная пандемия кардинально меняет былые представления о безопасности, о гарантиях обеспечения устойчивого развития. Информационное поле сегодня выносит немало версий о происхождении COVID-19. Но еще, думаю, не время останавливать свой выбор. Но нельзя исключать и того, что климатические отклонения создают благоприятные условия для распространения, а может быть, и для мутации и экспансии вредоносных вирусов, которые незнакомы медицинской практике. Скорее всего, полагаю, что реализация мер по обеспечению устойчивого развития будет этой ситуации отложена. Государствам нужно время для ликвидации последствий пандемии и восстановления своих экономик. И вместе с тем – нет худа без добра! – пандемия привела к сокращению эмиссии парниковых газов и других экологических издержек. И это результат спада хозяйственной деятельности и спроса на национальных и мировых рынках. (Правда кое-где, в ряде стран и леса горят, и экологии наносится вред). Но при всем при том «отсрочка» перехода к устойчивому развитию все равно сделает «зеленую» конверсию делом еще более настоятельным и необходимым, хотя и более затратным.
— И последний вопрос. Чего нам ожидать в постковидный период? Какие коррективы следует сделать в планах на будущее?
— Как я полагаю, нынешняя пандемия внесет очень серьёзные изменения в картину будущего. Конечно, заранее всегда трудно загадывать, но некоторые допущения вполне можно высказать. Уже можно предположить, что пандемия подтолкнет цифровизацию и усилит наметившиеся сдвиги в структуре занятости на рынке труда, впрочем, как со знаком минус, так и со знаком плюс. Жизнь после этого вируса подскажет также коррективы, которые придется вносить и в практику интеграции, и в целом международного сотрудничества. Она даст новые ориентиры с решением задач, связанных с углеродной зависимостью. И, в конце концов, как я ранее утверждал, после пандемии COVID-19 вновь на передний край выйдет повестка устойчивого развития. Только она уже будет обогащена новым российским и международным опытом.
Источник: Журнал «Международная жизнь»
(Нет голосов) |
(0 голосов) |