«Мягкая сила» США – это гораздо шире, чем смена режимов»

США традиционно брали мир динамизмом своего развития и стремительностью своего успеха. Первооснова американской «мягкой силы» – это то, чем Соединенные Штаты традиционно являлись, нежели чем то, что США делали.

На протяжении большей части своей истории США были успешной моделью политического, экономического и внешнеполитического развития. Они стремительно усиливались и стремительно росли. Уровень жизни, достигнутый в Соединенных Штатах, уровень накопленного богатства был очень велик.

Большую роль в американской «мягкой силе» играли и продолжают играть ценности. Главная ценность, на основе которой строится американская политическая система, – свобода – одна из наиболее притягательных идей в истории человечества. Гарантированность в США политических свобод, которые прописаны в Билле о правах - в первых десяти поправках к американской Конституции, нацеленность американского государственного устройства на их защиту, разделение властей по горизонтали и вертикали, независимость судебной системы и верховенство права, - все это, безусловно, делало США местом притяжения для миллионов людей из репрессивных, авторитарных, тоталитарных государств.

Америка являет собой пример наиболее стабильной политической системы. Американская конституция ни разу не пересматривалась. И американская политическая система позволяла в процессе эволюции США решать очень многие вопросы и гасить противоречия, сохранять внутреннюю гармонию и эффективность. Другие факторы привлекательности – экономический динамизм Соединенных Штатов, относительная справедливость в части равенства возможностей – отсутствие в США аристократических привилегий, каких-то классовых различий, которые были свойственны европейским обществам до второй половины ХХ века. Это стало основой так называемой «американской мечты» - возможности для любого человека независимо от его происхождения, расы или вероисповедания добиться личного успеха в Соединенных Штатах.

Также сюда стоит отнести большие достижения американского гражданского общества – это касается как технологических достижений и лидерства, научных открытий, так и массовой культуры – Голливуд, американский образ жизни, Бродвей, мюзиклы, многие направления музыки… Всё это составляет главную основу американской «мягкой силы».

Наконец, нельзя на упомянуть и внешнеполитический компонент американской привлекательности: США за двести лет превратились из тринадцати колоний на берегу Атлантического океана в единственную сверхдержаву, обладающую глобальным военным присутствием и глобальной системой союзов, валютой, являющейся мировой резервной валютой и валютой международных расчетов, страной, на которую сегодня приходится 40% мировых военных расходов, а после Второй мировой войны приходилось 50% мирового ВВП. Со второй половины 1940-х гг. США выступали в роли благожелательного гегемона для десятков стран мира, вошедших в сферу их влияния, и главного производителя глобальных общественных благ для капиталистического мира. В рамках американской гегемонии была выстроена новая государственность Германии, Японии и Южной Кореи, политические элиты, которые смотрели на США как на Создателя, защитника и благодетеля в одном лице; произошло европейское и японское послевоенное экономическое чудо. В западноевропейских и азиатских странах-союзниках США сформировался истеблишмент, который не может себе представить жизнь без союза с Америкой, американского присутствия и лидерства, своего рода "Homo Atlanticus", если говорить о европейской, особенно западногерманской элите. Но в последнее время в Штатах происходят существенные изменения – их политическая система вступила в кризис и сегодня характеризуется беспрецедентной со времен Гражданской войны 1860-х гг. поляризацией между демократами и республиканцами, прогрессистами и консерваторами, левыми и правыми. Демократы все больше сдвигаются влево, и республиканцы – вправо, и практически ни о чем не могут договориться, рассматривают друг друга как врагов и говорят о необходимости демонтажа политического наследия другой партии. Данная поляризация опирается на глубокий раскол американского общества по ценностному и социально-экономическому принципам, и прошедшие в ноябре выборы это очень ярко продемонстрировали. Экономическое развитие США стало характеризоваться всё большим и большим неравенством и стагнацией доходов, снижением уровня жизни значительной части населения. Всё это, безусловно, подрывает американскую «мягкую силу» и делает США менее привлекательными, чем это было на протяжении большей части американской истории. 

«Креативная дипломатия» представляет новый разговор о «мягкой силе» США с Дмитрием Вячеславовичем Сусловым, заместителем директора Центра комплексных европейских и международных исследований (ЦКЕМИ) НИУ ВШЭ, старшим преподавателем Высшей школы экономики, членом Российского совета по международным делам и Международного дискуссионного клуба «Валдай». Чем привлекательны Штаты и будут ли они доминировать в мире с точки зрения «мягкого влияния», читайте в новом материале.

Креативная дипломатия» («КД»): Дмитрий Вячеславович, США считаются одним из главных идеологов и создателей концепции «мягкой силы». Во многом именно США продвигали современные инструменты «мягкой силы». В чем же сила их привлекательности, чем они берут?

Дмитрий Суслов: США традиционно брали мир динамизмом своего развития и стремительностью своего успеха. Первооснова американской «мягкой силы» – это то, чем Соединенные Штаты традиционно являлись, нежели чем то, что США делали.

На протяжении большей части своей истории США были успешной моделью политического, экономического и внешнеполитического развития. Они стремительно усиливались и стремительно росли. Уровень жизни, достигнутый в Соединенных Штатах, уровень накопленного богатства был очень велик.

Большую роль в американской «мягкой силе» играли и продолжают играть ценности. Главная ценность, на основе которой строится американская политическая система, – свобода – одна из наиболее притягательных идей в истории человечества. Гарантированность в США политических свобод, которые прописаны в Билле о правах - в первых десяти поправках к американской Конституции, нацеленность американского государственного устройства на их защиту, разделение властей по горизонтали и вертикали, независимость судебной системы и верховенство права, - все это, безусловно, делало США местом притяжения для миллионов людей из репрессивных, авторитарных, тоталитарных государств.

Америка являет собой пример наиболее стабильной политической системы. Американская конституция ни разу не пересматривалась. И американская политическая система позволяла в процессе эволюции США решать очень многие вопросы и гасить противоречия, сохранять внутреннюю гармонию и эффективность. Другие факторы привлекательности – экономический динамизм Соединенных Штатов, относительная справедливость в части равенства возможностей – отсутствие в США аристократических привилегий, каких-то классовых различий, которые были свойственны европейским обществам до второй половины ХХ века. Это стало основой так называемой «американской мечты» - возможности для любого человека независимо от его происхождения, расы или вероисповедания добиться личного успеха в Соединенных Штатах.

Также сюда стоит отнести большие достижения американского гражданского общества – это касается как технологических достижений и лидерства, научных открытий, так и массовой культуры – Голливуд, американский образ жизни, Бродвей, мюзиклы, многие направления музыки… Всё это составляет главную основу американской «мягкой силы».

Наконец, нельзя на упомянуть и внешнеполитический компонент американской привлекательности: США за двести лет превратились из тринадцати колоний на берегу Атлантического океана в единственную сверхдержаву, обладающую глобальным военным присутствием и глобальной системой союзов, валютой, являющейся мировой резервной валютой и валютой международных расчетов, страной, на которую сегодня приходится 40% мировых военных расходов, а после Второй мировой войны приходилось 50% мирового ВВП. Со второй половины 1940-х гг. США выступали в роли благожелательного гегемона для десятков стран мира, вошедших в сферу их влияния, и главного производителя глобальных общественных благ для капиталистического мира. В рамках американской гегемонии была выстроена новая государственность Германии, Японии и Южной Кореи, политические элиты, которые смотрели на США как на Создателя, защитника и благодетеля в одном лице; произошло европейское и японское послевоенное экономическое чудо. В западноевропейских и азиатских странах-союзниках США сформировался истеблишмент, который не может себе представить жизнь без союза с Америкой, американского присутствия и лидерства, своего рода "Homo Atlanticus", если говорить о европейской, особенно западногерманской элите. Но в последнее время в Штатах происходят существенные изменения – их политическая система вступила в кризис и сегодня характеризуется беспрецедентной со времен Гражданской войны 1860-х гг. поляризацией между демократами и республиканцами, прогрессистами и консерваторами, левыми и правыми. Демократы все больше сдвигаются влево, и республиканцы – вправо, и практически ни о чем не могут договориться, рассматривают друг друга как врагов и говорят о необходимости демонтажа политического наследия другой партии. Данная поляризация опирается на глубокий раскол американского общества по ценностному и социально-экономическому принципам, и прошедшие в ноябре выборы это очень ярко продемонстрировали. Экономическое развитие США стало характеризоваться всё большим и большим неравенством и стагнацией доходов, снижением уровня жизни значительной части населения. Всё это, безусловно, подрывает американскую «мягкую силу» и делает США менее привлекательными, чем это было на протяжении большей части американской истории.

Еще добавлю к этому, что международный контекст ранее работал на «мягкую силу» Соединенных Штатов. Он позволял подчеркивать контраст между США и несвободными, репрессивными государствами – ведь в XIX в. и в первой половине XX в. большинство европейских стран были авторитарными. Когда был Советский Союз и коммунистическая система с тоталитарными политическими строями, это тоже подчеркивало привлекательность США в качестве лидера «свободного мира».

Сегодня подобного контраста между США и их глобальными соперниками уже нет: и Россия, и Китай – страны с рыночными экономиками. Соединенным Штатам не с чем так рьяно себя противопоставлять, и отсюда их попытки искусственно возродить старый контраст времен «холодной войны», представляя свою конфронтацию с Россией и Китаем как конфликт «свободы и несвободы», подчеркивая недемократический характер политических режимов России и Китая, роль Коммунистической партии Китая, и тем самым пытаясь за счет этого усилить свою привлекательность. США понимают, что новый глобальный раскол, характерный тому, что имел место в период «холодной войны», снова усилил бы их привлекательность, а потому снова отчаянно позиционируют себя в качестве «лидера свободного мира», защищающего свободу и демократию от агрессии со стороны российской и китайской «диктатур».

«КД»: Действительно, как Вы упомянули, США во многом сформировали свой образ благодаря массовой культуре. Но можно ли утверждать, что массовая культура, которая производится Голливудом и американскими «звездами» сегодня, – по-прежнему доминантна в мире? Или всё-таки появились какие-то серьезные конкуренты на этой площадке?

Дмитрий Суслов: Мне кажется, Соединенные Штаты остаются безусловным лидером в массовой культуре. Если мы посмотрим на кинопрокат, то Голливуд продолжает быть законодателем мод в мире кино. А кинематограф – одно из главных средств трансляции американской массовой культуры, популяризации американского образа жизни, создания благоприятного образа США как страны безграничных возможностей, справедливости, супергероев, страны, где уважается человеческая личность, ее индивидуальность, где жизнь маленького человека стоит не меньше, чем жизнь великого государственного деятеля. Подавляющее число фильмов – это по-прежнему американские фильмы.

Что слушает молодежь, в том числе российская? В первую очередь, это продолжение американских традиций, причем традиций некоторых американских субкультур. Поэтому здесь конкурентов, которые могли бы противостоять США в области массовой культуры, по-прежнему нет.

Другое дело, что американская массовая культура стала в меньшей степени, чем раньше, восприниматься и приветствоваться во многих странах и регионах мира вследствие усиления их собственной цивилизационной особости. Это касается и азиатских стран, и ближневосточных, мусульманских стран. Там элементы американского образа жизни в последнее время воспринимаются менее позитивно и часто вызывают отторжение. Но другого глобального источника массовой культуры, который мог бы составить США конкуренцию, я пока не вижу.

«КД»: Прежде, чем перейдем к политике, еще один вопрос про культуру. Британскую массовую культуру Вы считаете продолжением американской – тем, что ее дополняет? Или это в какой-то степени отдельное движение? Есть достаточно популярное британское кино, музыка, есть свои традиции театра, которые охватывают весь мир. На Великобританию в частности ориентируются бывшие колонии. Или всё же нужно смотреть на британскую культуру как на часть одной большой англосаксонской культуры?

Дмитрий Суслов: С одной стороны, это часть англосаксонской культуры, с другой стороны, Британия, безусловно, – отдельная ее составляющая. Это всё-таки другая массовая культура: английский юмор отличается от американского юмора, английские фильмы отличаются от американских, можно сказать, большей утонченностью. Британская музыка, «Битлз», да и не только они, – это часть именно британского культурного наследия.

Однако по глобальному влиянию, глобальному охвату, я бы сказал, что они близки, но отдельны друг от друга. Великобритания в гораздо меньшей степени транслирует свою массовую культуру в «мягкую силу» в части политического и внешнеполитического влияния. США это делают активнее.

Американская массовая культура, как и многие элементы американской внешней политики, нацелена на трансформацию других цивилизаций и народов. У Британии это присутствует в меньшей степени. Великобритания близка США, она тоже привлекательна, но я не стал бы рассматривать ее как конкурента в данном случае.

«КД»: Теперь хотелось бы немного затронуть фигуру Дональда Трампа. В течение его президентского срока звучало много критики касательно того, что он отвергает методы soft power и предпочитает «жесткую силу». Джозеф Най также неоднократно открыто критиковал Трампа. Так что же в итоге сделал Дональд Трамп с «мягкой силой» США?

Дмитрий Суслов: Вы знаете, здесь отсутствует однозначная картина. По большей части, он ослабил американскую «мягкую силу», но фигура Дональда Трампа, его заявления и действия делали трамповскую Америку более привлекательной для европейских правых консерваторов, для тех слоев населения, которые недовольны итогами глобализации, а также для многих стран, которые ценят самостоятельность, суверенитет, свою культурную и цивилизационную особенность. Поэтому однозначно нельзя сказать, что Трамп воздействовал на «мягкую силу» США только в минус.

Однако Дональд Трамп существенно ослабил внешние активные компоненты американской «мягкой силы», о которых мы пока еще не говорили. А «мягкая сила» – это не только то, что государство, страна собой являет, но и что страна делает во внешнем мире. И сюда относятся политика зарубежной помощи, уважение или неуважение международного права, легитимность внешней политики, производство глобальных общественных благ, участие в глобальном управлении, вклад в решение глобальных проблем. Это традиционно была очень важная основа американской «мягкой силы». В абсолютном выражении США были и остаются главным мировым донором – они больше других стран тратят на зарубежную помощь. Соединенные Штаты также много делали по линии организации борьбы с глобальными вызовами.

Дональд Трамп существенно усилил эгоизм и ослабил благожелательную часть американского гегемонизма. Он заявлял, что Америка теперь будет делать то, что соответствует только ее узким, эгоистическим интересам. Трамп существенно сократил американскую зарубежную помощь и открыто говорил о помощи как инструменте подкупа: помогать будем не тем, кто нуждается, а тем, кто открыто поддерживает американские внешнеполитические инициативы. Дональд Трамп существенно ослабил вклад США в борьбу с общими вызовами и угрозами, такими как изменение климата и даже пандемия коронавируса. Он вывел США из важных международных институтов и режимов, организующих международное сотрудничество по борьбе с этими вызовами, – Парижского соглашения по климату и Всемирной организации здравоохранения. Трамп в целом усилил односторонность американской внешней политики – стремление действовать в одиночку, нежелание прислушиваться к мнению других стран, даже ближайших союзников. Он подчеркивал утилитарный подход к союзникам. Американские действия при Трампе стали менее легитимными в глобальном масштабе, чем, например, при Обаме. И всё это било по внешнеполитическим активным инструментам «мягкой силы».

Но есть еще одна причина. И это вина не только Трампа. При Трампе резко усилился раскол американского общества, резко интенсифицировалась внутриполитическая борьба, которая стала носить абсолютно ожесточенный характер и, соответственно, углубился кризис и паралич американской политической системы. Этот раскол и внутренняя поляризация резко подрывают первую основу американской «мягкой силы» – США как успешная модель развития.

В период президентства Трампа американская политическая система находилась в состоянии ступора, интенсивность борьбы зашкаливала, и это подрывало имидж Штатов как успешной страны, как политической системы, которая успешно справляется со всеми проблемами. В итоге многие вообще поставили под вопрос функциональность Соединенных Штатов в нынешнем состоянии.

При Дональде Трампе продолжилось усиление неравенства в США, разрывы между бедными и богатыми. При Трампе также усилились расовые противоречия в американском обществе. Всё это ослабляет американскую привлекательность: погромы, протесты, сбрасывание памятников, столкновение между правыми и левыми, республиканцами и демократами.

«КД»: Как Вы полагаете, при Джозефе Байдене усилятся активные компоненты «мягкой силы»? Насколько это вообще останется эффективным при внутренней неразберихе?

Дмитрий Суслов: Администрации Байдена не удастся полностью восстановить американскую «мягкую силу» и, скорее всего, не удастся остановить ее ослабление в силу фундаментальных проблем внутри американского общества. Байден будет оставаться президентом половины Америки, вторая половина Америки его будет ненавидеть, ставить палки в колеса всему, что он станет делать, – не только во внутренней, но и во внешней политике. Ступор американской политической системы будет сохраняться.

Но, с другой стороны, администрация Байдена, безусловно, интенсифицирует активные инструменты «мягкой силы», увеличит американскую зарубежную помощь. Администрация Байдена будет рассматривать борьбу с изменением климата в качестве одного из главных внешнеполитических приоритетов именно с целью позиционирования США как производителя общественных благ и благожелательного гегемона. При Байдене Соединенные Штаты вернутся в ЮНЕСКО и Всемирную организацию здравоохранения. И Байден будет использовать в гораздо большей степени именно многосторонние инструменты решения внешнеполитических проблем, как, например, ядерной программы Ирана. Риторика по отношению к союзникам станет менее утилитарна: Байден, по крайней мере, не будет говорить о том, что США будут защищать союзников только до тех пор, пока союзники оплачивают эти услуги.

Это будет благоприятно сказываться на американской «мягкой силе». Подобные шаги будут при Байдене вполне реализуемы, поскольку зависят от администрации и в меньшей степени – от Конгресса. Конгресс нужен для утверждения бюджетов, и, конечно, республиканцы будут противиться тому, чтобы увеличивать бюджет зарубежной помощи. Многое ещё зависит от того, кто будет контролировать Конгресс. Пока республиканцы контролируют Сенат, но сохранится ли этот контроль при Байдене, будет зависеть от исхода выборов в штате Джорджия, намеченных на январь. Через два года в США состоятся промежуточные выборы в Конгресс – будет переизбираться весь состав Палаты представителей и треть Сената, и их итоги будут во многом зависеть от благополучия США в 2021-2022 гг., способности администрации Байдена улучшить экономическую ситуацию и сгладить проблему расового, ценностного и социально-экономического раскола. Поскольку добиться успеха здесь будет чрезвычайно трудно, уже в 2023 г. республиканцы снова могут получить контроль над Палатой Представителей – тогда Байдену будет сложнее наращивать зарубежную помощь, но и это будет возможно.

Одним словом, интенсификация активных компонентов «мягкой силы» при Байдене произойдет, несмотря на то что пассивные компоненты по-прежнему будут оставаться слабыми.

«КД»: Мне кажется, очень важно в нашем диалоге уточнить терминологию. Думаю, Вы неоднократно сталкивались с устоявшейся как среди ученых, так и среди политиков точкой зрения, что вся активная «мягкая сила» США направлена на «цветные революции» – то есть свержение режимов и продвижение своих ставленников в государственные аппараты других стран. Согласны ли Вы с такой трактовкой? И что следовало бы в ней уточнить?

Дмитрий Суслов: Я согласен с тем, что политика, нацеленная на смену режимов, является одним из элементов этого активного компонента американской «мягкой силы». Но я не согласен с тем, что все активные компоненты «мягкой силы» США нацелены на организацию «цветных революций», подрыв государственных устоев и мультипликацию хаоса. Это, безусловно, не так.

«Мягкая сила» США, ее активные компоненты нацелены на ослабление тех режимов, которые враждебны Штатам, – в этом я абсолютно согласен. США используют зарубежную помощь как способ формирования клиентелы в зарубежных странах, как способ усиления влияния в политических элитах и гражданских обществах иностранных государств, и это оказывает решающее воздействие в ходе «цветных революций».

Но дело в том, что не только американская «мягкая сила» является фактором для успешной «цветной революции». Во-первых, необходимо долго работать с другой страной. Во-вторых, необходим такой фактор, как объективный внутриполитический кризис в стране, где США хотели бы произвести смену режима через «цветную революцию». Если реального внутриполитического кризиса нет, то и «бархатной революции», скорей всего, не будет.

В момент кризиса США мобилизуют ту клиентелу, которую они создавали на протяжении многих лет с помощью политики зарубежной помощи. Плюс «бархатная революция» предполагает не только «мягкую силу», но и «жесткую силу», а именно оказание жесткого давления и шантажа по отношению к действующей власти. Это подразумевает очень жесткое давление, угрозы санкций, изоляции и тому подобное. Тем самым Соединенные Штаты не только поддерживают демонстрации и протестующих, организаторами которых являются те НКО и политики, которые на протяжении многих лет получали американскую помощь, но и способствуют параличу действующей власти.

Вспомните, какое давление администрация Барака Обамы оказывала на Януковича в период «евромайдана» на Украине и какое давление США оказывали на Кучму в 2004 году в ходе «оранжевой революции». Они в открытую говорили тогда, что если не будут аннулированы итоги президентских выборов, то Киев окажется в международной изоляции. Это «жесткая сила».

Итак, когда мы говорим про воздействие США на недружественные режимы, в смене которых они заинтересованы, то «мягкая сила» становится инструментом смены режимов. Но «мягкая сила» США воздействует не только на недружественные страны, но также применяется и в отношении союзников и партнеров Соединенных Штатов. Например, один из главных традиционных получателей американской помощи – это Израиль, который ежегодно безвозмездно получает от США 3 млрд. долларов. Разве там они стремятся производить «цветную революцию»? И в дружественных странах «мягкая сила» не носит такого деструктивного характера. Плюс один из важных активных компонентов американской «мягкой силы» – это все-таки организация борьбы с транснациональными угрозами, и это уже вообще не про смену режимов. Поэтому активные компоненты «мягкой силы» США – это гораздо шире, чем смена режимов.

«КД»: Как Вы полагаете, России нужно защищаться от «мягкой силы» США?

Дмитрий Суслов: Я думаю, что России нужно защищаться от тех элементов американской «мягкой силы», которые нацелены на внутриполитическую трансформацию и дестабилизацию в России. И это делается. Но, безусловно, России не нужно защищаться от тех элементов «мягкой силы», которые носят пассивный характер или не имеют явную нацеленность на смену режимов. Не нужно впадать в полный неоизоляционизм, не нужно закрываться, не нужно делать так, как делал Советский Союз, – запрещать американскую музыку, фильмы, джинсы и прочее. «Сегодня он танцует джаз, а завтра Родину продаст» – это очень деструктивный подход, который во многом и привел СССР к краху.

Россия должна оставаться открытым обществом, открытым для проявлений американской «мягкой силы», но при этом обладающим своей собственной идентичностью, собственной «мягкой силой», национальной идеей, патриотизмом. Надо смотреть голливудские фильмы, слушать американскую музыку, путешествовать в США, но любить свою Родину. Американская «мягкая сила» становится опасной тогда, когда своя собственная низведена до нуля. Вот тогда получается, простите, "American boy, уеду с тобой". Но проблема здесь – не в Америке, а в нас самих.

«КД»: А нужно ли защищать других? Например, ближнее зарубежье, постсоветское пространство?

Дмитрий Суслов: Страны ближнего зарубежья и постсоветского пространства – все-таки независимые государства. Поэтому будет очень странно, если Россия будет как-то защищать их от «мягкого воздействия» США. Вместо того, чтобы пытаться защитить их, России нужно усиливать свое собственное «мягкое влияние» на страны ближнего зарубежья и позиционировать себя как не менее или даже более привлекательного партнера, чем США. И это будет гораздо более эффективно и продуктивно, и менее конфронтационно.

Да, конечно, России нужно доносить до элит стран ближнего зарубежья, что последствия американской политики могут носить опасный дестабилизирующий характер, но это они и сами это знают. Самое главное, что Россия должна делать, – усиливать собственную привлекательность, активные и пассивные компоненты российской политики «мягкой силы».

Кроме того, необходимо понимать, что привлекательность США на постсоветском пространстве во многом носит искусственный характер и является следствием стремления части постсоветских элит использовать Соединенные Штаты для защиты и дистанцирования от России.

Когда грузинские и украинские политики слагают гимн американским ценностям, надо совершенно четко понимать, что это ложь. Они сами не верят в то, что говорят. Они просто произносят приятные Соединенным Штатам ритуальные фразы, чтобы тем самым прикрыться от российского влияния. США используются как защитник от России, как фактор, который помогает отдельным странам постсоветского пространства выйти из российской орбиты. Дело вовсе не в том, что Соединенные Штаты сами по себе являются привлекательными. В этом дискурсе есть сильный элемент манипуляции.

Тут, скорее, нужно ставить вопрос о том, как убедить эти страны в целесообразности проведения более сбалансированной политики, а не в том, чтобы они перестали любить американские ценности и возлюбили какие-то российские ценности. Они не любят американские ценности.

«КД»: Сейчас Россия способна представить какую-то интересную альтернативу Соединенным Штатам с точки зрения образа жизни, модели общества, иного взгляда на мир?

Дмитрий Суслов: Что Россия может предложить другим? Россия уже предлагает образование, язык, культуру – то, что является неотъемлемой частью «мягкой силы» России. Россия предлагает консервативные или, правильнее сказать, не ультралиберальные ценности. Это «нормальные» в российском понимании вещи: когда мы говорим «мама» и «папа», а не «родитель 1» и «родитель 2», когда мы считаем, что однополые браки – это плохо; также это патриотизм, вера. Эти традиционные ценности предлагает Россия своим партнерам, и они пользуются поддержкой со стороны большинства населения и политических элит постсоветского пространства.

Плюс Россия предлагает общественные блага – доступ к внутреннему рынку, эффективные финансовые и экономические инструменты поддержки тех стран, которые участвуют в интеграционных процессах России. Предоставление помощи – также очень важный элемент «мягкой силы», и Россия это делает. Страны СНГ были первыми, кому Россия предложила помощь на первом этапе пандемии коронавируса, посылала туда врачей, я уже не говорю об оборудовании. И эти страны были одни из первых, кому Россия предоставит помощь в вакцинации от коронавируса. Эти действия будут повышать российскую «мягкую силу» в регионе. Просто Россия должна делать это больше и более ощутимо.

Наконец, Россия предлагает другим странам мир, суверенитет и способность самостоятельно выбирать модель развития, проводить независимую внешнюю политику, не делать губительный выбор «или – или», условно, между США и Китаем. Укрепляя стратегическую стабильность и сдерживание, проводя активную внешнюю и эффективную политику, Россия уменьшает угрозу большой войны – войны между великими ядерными державами – и препятствует американской политике интервенционизма, силовой смены режимов. Развивая партнерские отношения с теми странами, что ценят свою самостоятельность, Россия выступает в качестве важного балансира, позволяет им не становиться сателлитом одной из глобальных великих держав.

Другое дело, что, делая все это, Россия пока мало подчеркивает это в своей внешнеполитической риторике, хотя позитивные подвижки имеют место (например, Россия стремится играть более важную роль в Движении Неприсоединения, повысить там свой статус). Россия вместе с партнерами по БРИКС выступает за справедливый полицентричный миропорядок без гегемона, в котором уважаются суверенитет и многообразие, совместно принимаются ключевые решения. Все это, безусловно, усиливает «мягкую силу» России.

«КД»: Как Вы считаете, есть ли у других стран, помимо Соединенных Штатов, сейчас достаточный потенциал, чтобы постепенно занять лидирующие позиции с точки зрения «мягкого влияния»? Способен ли тот же Китай «подвинуть» США, или априори это слишком разные культуры и говорить о смещении лидерства пока рано? И Запад по-прежнему будет лидировать с точки зрения «мягкой силы»?

Дмитрий Суслов: Однозначного лидера не будет. Картина с «мягкой силой» будет воспроизводить общую картину в плане распределения сил в мире. Мир будет носить полицентричный, многоцивилизационный и многоукладный характер.

Китай, безусловно, не сможет сместить Соединенные Штаты, занять место, которые США занимали в период «холодной войны» и после ее завершения, в силу уникальности и во многом закрытости китайской культуры. Она чужда многим странам мира – просто потому, что она слишком уникальна. Она, безусловно, очень интересная и великая, но она слишком чужая – для нас тоже, по сравнению с американскими культурой и образом жизни. И в силу своей культурной уникальности Китай не сможет претендовать на место США.

Китай стремится усилить свою «мягкую силу», позиционировать себя как благожелательную великую державу, которая за гармонию, за развитие, за помощь, но этому мало кто верит. И чем более сильным и влиятельным становится Китай, чем больше он проникает в различные регионы мира, тем больше становится страх перед Китаем. Вряд ли Китай сможет как-то это побороть в обозримой перспективе, поэтому его сложно рассматривать как глобального конкурента США в части «мягкой силы». Но и «мягкая сила» США и Запада будет слабеть по мере своего ослабления и общего исчезновения западоцентризма в мире. Американская «мягкая сила» достигла своего апогея в уникальный период в истории мира – биполярности и короткого момента однополярности.

В биполярности был контраст между свободным и тоталитарным миром – США и СССР. В момент однополярности Соединенные Штаты в принципе не имели никаких конкурентов и доминировали на международной арене – в том числе в технологиях и экономических достижениях. Сейчас это становится все труднее, вес США слабеет. Да, США остаются сверхдержавой, американская «мягкая сила» в силу динамизма американского общества будет ощутимой. И, наверное, в обозримой перспективе американская «мягкая сила» будет выше по сравнению с другими великими державами, но ее относительный вес будет сокращаться. В мире середины ХХI века, скорее всего, не будет доминанта, какими США были в конце ХХ-го века.

«КД»: И последний вопрос – он также навеян еще одной распространенной дискуссией. Когда мы обсуждаем «мягкую силу» России или других стран, есть такое мнение, что поскольку США – во многом инициатор активных инструментов и технологий «мягкой силы», то нужно делать всё «как они». Условно есть в США USAID, значит, нужно Россотрудничество также превратить в USAID. Есть программы для лидеров, то, значит, и мы должны их скопировать. Согласны ли Вы с этим или каждой стране нужно искать свои рецепты?

Дмитрий Суслов: В том, что касается инструментализации, популяризации пассивных инструментов «мягкой силы», каждой стране, безусловно, надо опираться на свое наследие, на свое богатство и искать какие-то свои подходы. Россия не может копировать США в том, что касается Голливуда, кинематографа, музыки, либерально-демократических ценностей и идеологии. У России другие сильные стороны.

Существенным различием между пассивными компонентами российской и американской «мягкой силы» является то, что «мягкая сила» США во многом создается американским гражданским обществом при минимальном участии государства. В случае с Россией государственное участие носит если не преобладающий, то крайне важный характер – наравне с тем, что происходит на уровне гражданского общества. Российское государство также является драйвером российской «мягкой силы», и Россия – более этатистское государство, чем США. России не свойственна концепция государства как «ночного сторожа» или неолиберальная идеология а-ля Рональд Рейган: чем меньше государства, тем лучше. Россия, скорее рассматривает ослабление государства как угрозу.

Но в том, что касается компонентов активной «мягкой силы», России есть чему поучиться у США. Конечно, России нужно придавать свое содержание, вкладывать свои «месседжи» в эти активные компоненты, но они действительно носят во многом универсальный характер. Например, политика зарубежной помощи. Российская зарубежная помощь не должна копировать американскую, но она в принципе должна быть и должна позиционироваться как помощь.

США очень активно популяризируют свою зарубежную помощь и не только отчитываются перед ОЭСР, но и ведут собственную национальную статистику помощи, в которой отражено все – и военная помощь, и экономическая, и гуманитарная, и помощь, предоставляемая на распространение демократии и защиту прав человека. Россия же почему-то пользуется только критериями ОЭСР, в которую она, кстати, не входит и вряд ли войдет в обозримой перспективе, а национальной статистики нет вообще. Открытых данных о том, сколько Россия помогает другим странам – той же Белоруссии, или сколько помогала Украине до 2014 года, нет. Чтобы что-то узнать о своей собственной политике помощи, необходимо обращаться к статистике ОЭСР, которая отсекает очень большую часть того, что Россия реально делает. В Америке подобная ситуация просто немыслима.

Далее: в США за зарубежную помощь отвечает Госдеп, который координирует деятельность Агентства США по международному развитию. В России же предоставление помощи по-прежнему находится в руках не Россотрудничества, а Минфина. Необходима глубокая реформа этой политики, в том числе институциональная, и здесь нам есть чему поучиться у США.

Работа с гражданским обществом иностранных государств, работа с иностранными НКО – здесь тоже есть что позаимствовать у Соединенных Штатов. Необязательно для этого работать с НКО с целью смены режимов, но необходимо в принципе работать с НКО, подключать местных игроков к реализации российских проектов в иностранных государствах. Не стоит изобретать велосипед и говорить, что американский опыт нам абсолютно неприемлем. Он во многом приемлем, но его просто нужно адаптировать к российским реалиям.

---

Источник: «Креативная дипломатия»