Покушение на Рождество

В Европе продолжается борьба двух тенденций. Одна из них — стремление к превращению Евросоюза в единую европейскую федерацию, в которой ключевые полномочия будут отданы центру, то есть Еврокомиссии в Брюсселе. Кстати, квартал в Брюсселе, где размещается евробюрократия, производит особое впечатление: ничего более бюрократически «мощного» и одновременно безликого мне видеть нигде не приходилось. Это гигантские здания-соты, «суперевропейский человейник» (используя выражение философа Александра Зиновьева), где люди, никем не выбранные (потому что выбирают только в Европарламент, который, однако, принимает лишь рекомендации), подобранные самой же бюрократией и находящиеся вне поля зрения общественности, вырабатывают положения и инструкции о том, как должна жить вся Европа.

Идея «единой Европы», выстроенной по федеративному принципу, была особенно сильна до выхода Великобритании из ЕС: с общим президентом, общим министром иностранных дел, общей внешней и оборонной политикой. Между прочим, главная причина, по которой британцы ушли из Евросоюза и о которой мало кто говорит, как раз и состоит в том, что объединенную Европу усиленно толкали в сторону единой федерации.

С этой линией не согласны многие в Европе, но она сохраняется, а в последнее время даже усиливается. В ее рамках странам ЕС отказывают в самостоятельной политике в целом ряде областей — достаточно упомянуть конфликт между Брюсселем и Будапештом. Как известно, идея единой конституции Евросоюза была отринута на референдумах в Нидерландах и во Франции, а в Ирландии и Дании референдумы были отменены. Это показало, что люди не хотят жить в Европе как едином государстве. Тем не менее европейская бюрократия, представляющая собой централизованную управленческую структуру, тяготеет к тому, чтобы выдавать предписания и подходы, которые неизменно тянут Европу в сторону де-факто единого государственного образования. А его идеологической основой, идейной платформой объявлены так называемые «фундаментальные ценности».

Западный мир переживает сложные процессы трансформации — культурной, социальной, идеологической.

О том, что происходит на Западе, где формируется совершенно новый тип общества, как это может повлиять на Россию, с «МК» поговорил глава Комиссии Совета Федерации по информационной политике и взаимодействию со СМИ Алексей Пушков.

— Что происходит с Европой? Вот сообщения: в Ирландии школьный учитель проведет Рождество в тюрьме за то, что отказался называть школьника-подростка местоимением «они», которое тот выбрал в качестве обозначения своего «гендера». В Еврокомиссии на полном серьезе обсуждали, не отказаться ли от термина «Рождество», поскольку он якобы может оскорбить представителей нехристианских конфессий…

— Начну с более крупной картины. В Европе продолжается борьба двух тенденций. Одна из них — стремление к превращению Евросоюза в единую европейскую федерацию, в которой ключевые полномочия будут отданы центру, то есть Еврокомиссии в Брюсселе. Кстати, квартал в Брюсселе, где размещается евробюрократия, производит особое впечатление: ничего более бюрократически «мощного» и одновременно безликого мне видеть нигде не приходилось. Это гигантские здания-соты, «суперевропейский человейник» (используя выражение философа Александра Зиновьева), где люди, никем не выбранные (потому что выбирают только в Европарламент, который, однако, принимает лишь рекомендации), подобранные самой же бюрократией и находящиеся вне поля зрения общественности, вырабатывают положения и инструкции о том, как должна жить вся Европа.

Идея «единой Европы», выстроенной по федеративному принципу, была особенно сильна до выхода Великобритании из ЕС: с общим президентом, общим министром иностранных дел, общей внешней и оборонной политикой. Между прочим, главная причина, по которой британцы ушли из Евросоюза и о которой мало кто говорит, как раз и состоит в том, что объединенную Европу усиленно толкали в сторону единой федерации.

С этой линией не согласны многие в Европе, но она сохраняется, а в последнее время даже усиливается. В ее рамках странам ЕС отказывают в самостоятельной политике в целом ряде областей — достаточно упомянуть конфликт между Брюсселем и Будапештом. Как известно, идея единой конституции Евросоюза была отринута на референдумах в Нидерландах и во Франции, а в Ирландии и Дании референдумы были отменены. Это показало, что люди не хотят жить в Европе как едином государстве. Тем не менее европейская бюрократия, представляющая собой централизованную управленческую структуру, тяготеет к тому, чтобы выдавать предписания и подходы, которые неизменно тянут Европу в сторону де-факто единого государственного образования. А его идеологической основой, идейной платформой объявлены так называемые «фундаментальные ценности».

— Каким образом к «фундаментальным ценностям» стали относить продвижение «гендерного разнообразия»?

— Такова политическая воля либерального лагеря, доминирующего в руководящих структурах ЕС. И воля настойчивая. Потому что одно дело — отказ от дискриминации по признаку расовой принадлежности, сексуальной ориентации и так далее. И совсем другое дело — продвижение и навязывание определенного типа культуры. Когда Венгрия в своей конституции провозглашает, что брак — это союз между мужчиной и женщиной, и за это ей из Брюсселя угрожают санкциями, то это и есть навязывание несуществующей конституции «единой Европы». Полагаю, венгры имеют право сами определять, что такое брак и семья. Кстати, на конец 2022 года только 14 из 27 государств ЕС признали однополые браки, то есть чуть больше половины. В Польше немалая часть муниципалитетов объявили себя «зонами, свободными от ЛГБТ». Это вызывает со стороны руководства Еврокомиссии обвинения в нарушении «основополагающих ценностей» Евросоюза. Вот откуда, как говорится, ноги и растут.

Вторая тенденция — это стремление видеть ЕС «Европой наций»: да, объединение государств в рамках ЕС, но в качестве отдельных национальных образований. За такую Европу выступает, как представляется, большинство населения многих европейских стран. И сторонники такой Европы хотят сохранить у себя и Рождество, и право носить нательные крестики, и традиционное понимание семьи и брака.

— И этой другой Европе, похоже, удалось спасти Рождество? Во всяком случае, о проекте инструкции для евробюрократов, в которой значился отказ от использования этого понятия, больше ничего не слышно...

— Пока удалось. Ведь что такое Рождество? Это фундаментальная историческая ценность Европы. Гораздо более давняя, чем только что придуманное гендерное разнообразие, уходящая корнями в саму природу христианства. И когда появляется некий еврочиновник, который ставит это под вопрос, у многих жителей Европы возникает отторжение, и далеко не только у христиан, кстати. Многие мусульмане в европейских странах празднуют Рождество. Поэтому пока Еврокомиссия решила не идти на скандал и не продвигать эту инструкцию в бюрократический аппарат. Но в отдельных странах, пусть и не входящих в ЕС, это происходит. Например, в Великобритании аппарату кабинета министров было тихо рекомендовано избегать в работе с населением таких понятий, как Рождество, из-за возможной реакции людей других религиозных убеждений. Так что эта тенденция прокладывает себе дорогу, ее идеология витает в воздухе Европы. Поэтому ирландский учитель, не желающий признавать абсурдные гендеры, и проведет это Рождество в тюрьме…

На Западе идет борьба за культуру будущего — какой будет завтрашняя европейская и американская культура. У нас иногда считают, что все это просто глупость. Нет, это не глупость. Это формирование новой идеологии. Даже, я бы сказал, новой общественной религии. Христианство в Европе постепенно умирает. Во Франции только 12% населения относят себя к числу верующих христиан. Христианство сильно еще только в нескольких государствах: Румынии, Польше, Греции, Венгрии, Италии, Кипре... А общество не может жить без системы нравственных убеждений и ориентиров. Либерализм в отсутствие альтернативы (когда-то такой была идеология социализма, причем и в странах Запада тоже) стремится к тотальности — как и любая идейная система, если ее не ограничивать. Но тотальный либерализм, если ему ничто не противостоит, превращается в антилиберализм, в идейную диктатуру, в набор не подвергаемых сомнению догм. Нужны ли однополые браки? Если вы публично поставите такой вопрос в либеральной среде, скажем, во Франции, то тут же получите ответ: «Как вы можете вообще задаваться таким вопросом? Вы что — против прав человека?» Так считают далеко не все, но такова официальная доктрина. За это легко можно вылететь с работы. Вы против неограниченной миграции? Тогда вы «расист» и «фашист». Считаете, что детям не надо делать транссексуальные операции? Но это же страшное преступление против «фундаментальных ценностей» либерального общества! Вот Джоан Роулинг, создательница Гарри Поттера, сейчас от этого страдает — она сама либеральных убеждений, но не поняла, что либерализм либерален лишь тогда, когда ему есть антитеза. А когда он становится тотальным, то превращается в набор идейных догм, подавляет и права человека, и свободу.

— Что насчет гендерной политики в Европе?

— Ее тоже продвигают, хотя не так активно, как в США или Канаде. Это совершенно особенная история, потому что гендер — это не пол. Природа создала мужской и женский пол. Других нет. И когда говорят, что в Германии провозглашено существование 60 гендеров, я задаю единственный вопрос: «Кто из них может рожать?» Можно сколько угодно рассказывать об асексуалах, об «отрицающих систему двух полов», о «людях Икс», об андрогинах, о женщинах, стремящихся к мужскому состоянию с сохранением тайны, и о мужчинах, стремящихся к женскому состоянию без сохранения тайны, все равно все сводится к двум полам. Гендер — это искусственно созданный социальный пол. На своей гендерной, то есть небинарной, принадлежности настаивает абсолютное «микроменьшинство» человечества.

Ключевое понятие в этой новой религии — разнообразие (diversity): расовое, сексуальное, гендерное, этническое. Даже НАТО в рекламных роликах о своей организации продвигает идею разнообразия. Такова новая религия глобального мира в американском варианте. Такой мир предполагает под видом «разнообразия» отмирание национальных государств, уничтожение границ, универсализацию нравов и устоев. Для глобального мира идеален отдельный атомизированный индивид. Ведь что такое семья? Да, это основа общества, но это и источник сопротивления любой власти, семья — сама по себе базовая форма человеческого существования. Если разбить семью, человек лишается основы и следует трендам, то есть тому, что ему говорят из телевизора, пишут в соцсетях, в СМИ и т.д. Он становится более управляемым, когда семья слабеет.

Специальной программы по уничтожению семьи вроде бы нет, но американская и в целом западная доктрина глобализации требует новой идеологии. Глобализированный мир не может опираться на идеологию национального государства, на сохранение границ, на упрочение семейных устоев, на традиционные отношения между родителями и детьми. Ему нужен оптимальный потребитель товаров и информации, которым можно легко манипулировать. Человеческое сознание может демонстрировать как чудеса независимости, так и быть легко подчиняемым, пластилиновым — особенно когда это упаковано в благородные одежды борьбы за свободу выбора, за права человека и демократию.

Мультипликация гендеров не означает, что вдруг в мире появилось 60 или 70 полов. Это нам предлагают поверить, что есть бесконечное сексуальное разнообразие. Вот оно — поощряется. Но почему-то народное движение Occupy Wall Street, которое было направлено против власти финансового капитала в США в условиях глобального кризиса 2008–2009 гг., не поощрялось — его быстро свели на нет. Поощряют то, что безопасно для основ политической и финансовой власти. Людям же надо предложить некую идейную повестку. Вот им и предлагают менять пол — свой и у детей, превращать мальчиков в девочек и т.д. И приглашают черного транссексуала играть фею в «Золушке» — ведь это «прогрессивно»! Затевают искусственно раздутую «борьбу с расизмом»: ведь юридически расизма в США не существует, а на нравственном уровне расизм искореняется никак не через агрессию движения Black Lives Matter, проповедующего антибелый расизм.

— Так что все эти инструкции и рекомендации международных организаций далеко не безобидны…

— Именно так. Они ставят под сомнение классические образцы поведения и даже лингвистического оформления наших представлений, например, почему Рождество — это праздник, или что такое мужчина и женщина. На следующем этапе «прогрессисты» в своих странах принесут это на национальный уровень уже со ссылками на ВОЗ, комиссии ООН, ЕС и т.п. После этого будет предложено преподавать эти «новые ценности» в университетах, потом в школах, а затем и в детских садах. Вот, кстати, недавно стало известно, что руководство университета Брайтона в Великобритании в своих внутренних директивах рекомендует сотрудникам не употреблять слово «Рождество», а использовать вместо него понятие «зимний нерабочий период» (winter closure period) — потому что Рождество якобы звучит «христианоцентристски».

И так будет сформировано принципиально другое общество — под лозунгом, конечно же, защиты прав человека. На самом деле это будет оруэлловский мир, в котором с детства начнут навязывать противоестественную систему представлений. Вспомните нашу историю: в начале 1920-х возникло движение «Долой стыд!», призывали уничтожить все старое искусство...

— И Рождество с Новым годом как «поповские» праздники, к слову, тоже пытались отменить!

— Такие призывы были. И сама история заставила Сталина все-таки опереться не столько на революционные, сколько на традиционные ценности, особенно во время Великой Отечественной войны. Это было заметно уже в конце 1930-х — когда Троцкий рвал и метал из Мексики, обрушиваясь на Сталина за то, что тот «предал революцию». И, кстати, большинство сторонников «контркультуры» на Западе — бывшие троцкисты.

Да, я считаю, что все начнется с инструкций для аппарата Евросоюза, а закончится школами. И появится трансформированное общество, где будет совершенно другая система представлений, будут другие фундаментальные ценности. И это очень опасно. Дехристианизация Европы открывает путь либеральной «религии», которая должна подчинить всех. При этом 10 процентов населения Франции, которые относят себя к мусульманам, эту «религию» не приемлют. И неизвестно, к чему это все приведет. Люди, которые руководят этим процессом, настолько увлечены своими «прогрессистскими» преобразованиями, что не понимают последствий. Носители этой контркультурной революции — как слепые, которые ведут за собой слепых. У них нет полного понимания, к чему приведет безграничное расширение либеральной правозащитной доктрины.

На мой взгляд, это путь к «диффузной» диктатуре (до сих пор диктатуры ассоциировались с отдельной личностью или группой людей), у которой не будет явного лидера. Но это будет жесточайшая система контроля за тем, как вы мыслите, как поступаете, как воспитываете своих детей, как относитесь к тому, что в детсадах им взрослые люди рассказывают, что если мальчиков и девочек не устраивает их пол, они могут его сменить.

— А нас в России это как-нибудь касается?

— Некоторые думают: «Это все чудят в США, Европе». Но нет, это касается и нас, то же самое будут и уже навязывают и нам. И уже есть документы, в которых говорится, что эти «фундаментальные ценности» надо распространять за пределами западного мира. Так что мы — объекты этого воздействия, и должны понимать, с чем сталкиваемся и еще можем столкнуться.