«Барон Мюнхгаузен славен не тем, что летал на Луну. Он славен тем, что никогда не врет». Слова, которые сценарист фильма «Тот самый Мюнхгаузен» Григорий Горин вложил в уста главного героя, вспоминаются в связи с Генри Киссинджером. Самый знаменитый международник мира умер в возрасте ста лет.
Киссинджером восхищались, его ненавидели. Многие считали экс-госсекретаря начальником «мировой закулисы», отчасти поэтому его высказывания неизменно вызывали живой отклик. Правда, часто негативный. Леволиберальные круги вменяли ему в вину Вьетнам, варварские бомбежки Камбоджи и Лаоса, убийство Альенде, клеймили за моральную неразборчивость. Поклонники Киссинджера, сторонники школы реализма в международных отношениях, живым олицетворением которой он был, вспоминают его роль в повороте лицом к коммунистическому Китаю, что повлияло на мировую политику следующих десятилетий.
Перефразируя Мюнхгаузена, Киссинджер славен не конкретными достижениями, а тем, что он никогда не изменял себе. Едва ли найдется другой деятель такого калибра, который на протяжении долгой жизни большого ученого и крупного практика твердо придерживался бы одной картины мира. Диссертация Генри Киссинджера в Гарварде в начале 1950-х была посвящена Венскому конгрессу, который завершил эпоху Наполеоновских войн. Исследование стало классическим, обосновав идею баланса сил всех значимых игроков как необходимой предпосылки международной стабильности. Следующие семь десятилетий автор в любой ипостаси руководствовался именно этим — от подхода к завершению войны во Вьетнаме и разрядке напряженности с СССР до текущего украинского конфликта.
«Барон Мюнхгаузен славен не тем, что летал на Луну. Он славен тем, что никогда не врет». Слова, которые сценарист фильма «Тот самый Мюнхгаузен» Григорий Горин вложил в уста главного героя, вспоминаются в связи с Генри Киссинджером. Самый знаменитый международник мира умер в возрасте ста лет.
Киссинджером восхищались, его ненавидели. Многие считали экс-госсекретаря начальником «мировой закулисы», отчасти поэтому его высказывания неизменно вызывали живой отклик. Правда, часто негативный. Леволиберальные круги вменяли ему в вину Вьетнам, варварские бомбежки Камбоджи и Лаоса, убийство Альенде, клеймили за моральную неразборчивость. Поклонники Киссинджера, сторонники школы реализма в международных отношениях, живым олицетворением которой он был, вспоминают его роль в повороте лицом к коммунистическому Китаю, что повлияло на мировую политику следующих десятилетий.
Перефразируя Мюнхгаузена, Киссинджер славен не конкретными достижениями, а тем, что он никогда не изменял себе. Едва ли найдется другой деятель такого калибра, который на протяжении долгой жизни большого ученого и крупного практика твердо придерживался бы одной картины мира. Диссертация Генри Киссинджера в Гарварде в начале 1950-х была посвящена Венскому конгрессу, который завершил эпоху Наполеоновских войн. Исследование стало классическим, обосновав идею баланса сил всех значимых игроков как необходимой предпосылки международной стабильности. Следующие семь десятилетий автор в любой ипостаси руководствовался именно этим — от подхода к завершению войны во Вьетнаме и разрядке напряженности с СССР до текущего украинского конфликта.
Когда мир осыпается на политико-идеологические осколки, собрать которые в нечто осмысленное и функционирующее не получается, целостность взгляда завораживает. Отсюда ренессанс Киссинджера в последние годы. Правда, воспринимать его не хотели, а скорее уже и не могли. С концом холодной войны международная политика обрушилась в пучину дисбаланса, который считался уже не проблемой, а достоинством. Власть тех, кто прав (уверен в своей правоте), не нуждается в противовесах. А битва добра со злом не предусматривает сделок.
Мировоззрение Киссинджера — антипод «конца истории». У международных отношений не было начала, не может быть и конца. Это процесс постоянного поиска баланса, его нарушения и воссоздания.
Не бывает и безоговорочной победы — проигравший восстанавливается и требует своих прав, нарушая равновесие. Поэтому его целесообразно уважить превентивно, встроив в общую систему на приемлемых основаниях. Этот подход противоположен тому, что доминирует сегодня: ценностная правота должна быть реализована в полной мере посредством стратегического разгрома неправого.
К России Киссинджер относился с бесстрастностью естествоиспытателя — как к важному элементу баланса, не больше, но и не меньше. Врагом ее после распада СССР не считал. В современной среде этого было достаточно, чтобы постоянно получать ворох упреков в путинизме.
Уже почти в столетнем возрасте Киссинджер увлекся проблемой ИИ — он, мол, качественно изменит все, и не обязательно к лучшему. Рискну предположить: схватившись за эту тему, гуру сублимировал свои более общие сомнения, применимы ли еще концепции всей его жизни. Возможен ли еще баланс в принципе? Сам об этом уже не узнает, а нам предстоит увидеть, переживут ли его идеи нынешний исторический этап.
Источник: Коммерсантъ
