Мы можем рассуждать о международных отношениях и поведении государств как о непрерывном состоянии, которое отрицает фукуямовскую (или, правильнее сказать, гегелевскую) логику возможности наступления какого-либо статичного состояния. Здесь важно, как мы себя ведём в международных отношениях.
То, как государство ведёт себя в отношениях с другими народами, только отчасти зависит от внешнего воздействия на него. Чем больше государство и чем оно более могущественно в территориальном, военном, экономическом отношении, тем больше его поведение (то, каким образом держава, возможно, на подсознательном уровне, не рефлексируя, поступает в той или иной международной ситуации) зависит от культуры.
Как и любая политическая культура, внешнеполитическая культура – это, безусловно, не та вещь, которая может легко меняться. Это явление, возникающее в результате множественных наслоений, в ходе различных исторических переживаний, опыта, истории, в определённых географических обстоятельствах.
Россия – одна из двух стран мира, имеющая непрерывную суверенную историю на протяжении более пятисот лет. На протяжении этого времени она не была никем завоёвана, никто из внешних сил не определял её решения, законы и поведение. Для такой державы её внутреннее состояние и разговор с самой собой, понимание себя имеют первостепенное значение при взаимодействии с окружающим миром.
Для больших народов согласие с собой является намного более важным фактором, чем согласие с окружающими. И Россия в этом смысле представляет особый случай в силу географических, исторических факторов развития. Русская внешнеполитическая культура границ не видит, а значит – возможно всё и ничего недостижимого нет.
18 апреля 2023 г. Совет по внешней и оборонной политике при поддержке Фонда президентских грантов провёл экспертный семинар по актуальным международным вопросам в рамках проекта «Российские регионы в условиях острого международного кризиса: ресурсы выживания и потенциал развития» совместно с Казанским федеральным университетом (г. Казань). Ниже – тезисы выступления Тимофея Бордачёва.
Мы можем рассуждать о международных отношениях и поведении государств как о непрерывном состоянии, которое отрицает фукуямовскую (или, правильнее сказать, гегелевскую) логику возможности наступления какого-либо статичного состояния. Здесь важно, как мы себя ведём в международных отношениях.
То, как государство ведёт себя в отношениях с другими народами, только отчасти зависит от внешнего воздействия на него. Чем больше государство и чем оно более могущественно в территориальном, военном, экономическом отношении, тем больше его поведение (то, каким образом держава, возможно, на подсознательном уровне, не рефлексируя, поступает в той или иной международной ситуации) зависит от культуры.
Как и любая политическая культура, внешнеполитическая культура – это, безусловно, не та вещь, которая может легко меняться. Это явление, возникающее в результате множественных наслоений, в ходе различных исторических переживаний, опыта, истории, в определённых географических обстоятельствах.
Россия – одна из двух стран мира, имеющая непрерывную суверенную историю на протяжении более пятисот лет. На протяжении этого времени она не была никем завоёвана, никто из внешних сил не определял её решения, законы и поведение. Для такой державы её внутреннее состояние и разговор с самой собой, понимание себя имеют первостепенное значение при взаимодействии с окружающим миром.
Самый важный вопрос – вопрос о самоценности, о согласии с легитимностью своей государственности, о признании своего общественного устройства, своего способа себя вести на международной арене. Для больших народов согласие с собой является намного более важным фактором, чем согласие с окружающими. И Россия в этом смысле (как кстати и США, более молодая держава) представляет тем более особый случай в силу географических, исторических факторов своего развития. Любая серьёзная российская дискуссия, в том числе на внешнеполитические темы, касается не того, насколько мы соответствуем окружающему миру, а того, насколько мы соответствуем собственным ожиданиям в отношении себя.
Не насколько мы способны встроиться в этот мир, а насколько этот мир и наше поведение в нём соответствует тому, как мы себя видим.
Можно выделить три основных источника внешнеполитической культуры государства: это география (первый и главный), история и религия.
География
Историческая география России является уникальной, поскольку российское государство возникло в условиях географической среды, в которой отсутствуют существенные топографические ограничители (за исключением Кавказа). Этот фактор является объективным, частью окружающей природы, которую мы изменить не можем, и он решающим образом сказался на нашем восприятии пространства и границ. Для российской внешнеполитической культуры любые границы являются, во-первых, противоестественными, во-вторых, результатом политической воли, в-третьих, преодолимыми под воздействием встречной (возможно, более сильной) политической воли. Концентрация экспертных дискуссий на проблемах границ, разделительных линий, «занавесах», безусловно, укоренена в нашей политической культуре, поскольку Россия на протяжении нескольких сотен лет развивалась в рамках колонизационного процесса, не встречавшего географических ограничителей. Даже реки, которые в Европе были разделительными линиями (Франция разделена Луарой, Германия и Франция разделены между собой Рейном и так далее), для российского государства стали способом коммуникации. На протяжении первых 250 лет российская географическая экспансия происходила через движение по рекам. В Сибирь русские проникали не южнее Урала, по степи, где они опасались столкновения с кочевниками, а через северные моря, спускаясь по великим сибирским рекам. Русское государство встретило реку как объективный ограничитель своей экспансии только в случае с Китаем, другой могущественной цивилизацией.
Указание во внешнеполитической концепции на то, что Россия является государством-цивилизацией – это не цель, а констатация факта. Не то, к чему надо стремиться, а признание объективно существующей, сформированной в ходе исторического процесса реальности. (Ещё одна особенность российской внешней политики – отсутствие традиции указывать свои цели в программных документах и давать себе чёткую характеристику.)
Россия – государство, которое расположено в центре Евразии и развёрнуто сразу к четырём её важнейшим направлениям: к Восточной Азии, к Среднему Востоку, Ближнему Востоку и Западной Европе. Это является фантастическим ресурсом для развития внешних связей, но одновременно и ограничителем. Поскольку, когда у вас постоянно есть выбор, вы его никогда не делаете – и не обязаны в силу своего географического расположения.
Для России ни одно из географических направлений её внешних связей не является вопросом выживания, необходимостью, а всегда остаётся выбором.
Любое внешнеполитическое партнёрство мы оцениваем с точки зрения того, насколько выгодным является именно выбор, а не жизненная необходимость развития отношений с тем или иным партнёром.
Это отличает нас от множества малых и средних государств, для которых внешние связи являются вопросом выживания и сохранения. Самый яркий пример – маленькие государства Восточной Европы. Учитывая существование могущественного экономического, культурного и силового российского полюса, их связи с Западной Европой являются для них вопросом выживания и сохранения их государственности. В случае с Россией это не работает.
История
Второй важнейший аспект – это история, которая в значительной степени определяется географией и имеет с ней глубокую связь. История народа определяет природу его государственности. В силу географических и климатических причин в регионе возникновения, становления и распространения российского государства народы, его населявшие (русские, татары, финно-угры и другие этносы), не нуждались в государственности для решения индивидуальных целей и задач. В отличие от народов Юго-Восточной и Восточной Азии, которым нужно было выращивать рис, управлять этим процессом, думать о распределении воды и так далее. Народам, проживающим в нашем географическом и климатическом ареале, государство нужно было только для того, чтобы воевать – это то, чего они не могли делать в одиночку. Поэтому российское государство возникает именно как «вооружённая организация Великороссия» (Александр Пресняков), в которую уже в середине XV века включаются невеликорусские этнические элементы и становятся его органической частью. В 1452 г. в пределах Рязанской земли было создано Касимовское ханство – первое поселение татарского этноса в пределах Московского государства. Переход татарских царевичей на службу Московскому государству – фундаментальное событие, которое предопределило дальнейшую эволюцию формирования российской элиты и государственности как института вообще.
В силу своего исторического опыта российское государство возникало без взаимодействия с западноевропейскими народами. Российская внешнеполитическая культура развивалась в процессе коммуникации с другими народами, большинство из которых потом стали частью российского государства. Ни одно государство Европы не обладает подобной историей формирования и становления. Фактор изначальной «исторической социализации», безусловно, имеет колоссальное значение.
Исходя из этих соображений, можно считать закрытым вопрос о том, является ли российское государство европейским. Нет, не является.
Поскольку западноевропейская политическая цивилизация возникла на основе народов, разделённых чёткими топографическими барьерами и сформировавших свою государственность в тесном взаимодействии друг с другом. Россия в этом тесном взаимодействии никогда не участвовала, у нас был свой исторический опыт.
Россия появляется в европейской политике в 1489 г., когда в Москву приезжает посольство Фридриха III с предложением заключить династический брак и создать союз против Польши. Иван III ответил, что его данное предложение не интересует. Во-первых, потому что он – царь богопомазанный, и его дочь не может выйти за неравного. Во-вторых, потому что мы имеем поставление от Бога, и вопрос о нашей легитимности решён без участия третьих сторон. В-третьих, свои земельно-имущественные отношения с польским королём по поводу Киева мы решим без чужой помощи. Этот разговор произошёл через девять лет после стояния на Угре. Мы видим, что к этому моменту российское государство обрело фантастическую степень уверенности в своих отношениях с крупнейшей европейской империей. Почему это произошло? Потому что российское государство обрело свою самоценность, легитимность в собственных глазах, которая естественным образом сняла вопрос о необходимости признания извне. И в последующие периоды он не поднимался: в 1762 г. Россия крайне успешно выступает в Семилетней войне, и ни о каком участии России в европейском балансе сил речи не идёт, она не ставит этот вопрос. Наоборот, канцлер Безбородко пишет, что Россия должна быть арбитром Европы. Не участницей европейского баланса сил, а именно арбитром. Таким образом, российское государство, даже участвуя в европейской политике, всё равно исходит из уже обретённой легитимности, которая не нуждается во внешнем признании.
Культура и религия
Третье – культурно-религиозная основа общества. Существует экзистенциальный, фундаментальный антагонизм в религиозной сфере между русским православием и христианскими конфессиями Западной Европы. При этом аналогичного антагонизма не возникает в отношениях с исламом. В силу разных причин, но в том числе в силу прагматизма московских государей.
После взятия Казани призывы Сильвестра провести полную христианизацию местного населения не встречают поддержки Ивана IV. Московский государь рассуждает, исходя из необходимости создания единого сильного государства, которое будет способно через несколько лет вести войну в Ливонии, не погрязнет ли оно в выяснении межрелигиозных отношений. Безусловно, в дальнейшем взаимоотношения между русским и татарским народами на территории современного Татарстана имели много особенностей, были и конфликты. Но антагонизм, сходный с тем, что существует между русским государством-цивилизацией и нашими соседями в Западной Европе, здесь исторически не присутствовал.
Современная Россия
Какие выводы можно сделать из всего сказанного применительно к российскому внешнеполитическому поведению в современности?
Во-первых, самоценность остаётся центральным элементом российской внешнеполитической культуры. Мы можем предположить, что наши многочисленные рассуждения о статусе и признании являются в некоторой степени лукавством. Невозможно поверить в наивность и в гонку за признание державы с 550-летней непрерывной суверенной историей. Представляется, что здесь мы немножко неискренни в отношениях с западными партнёрами, и в действительности никакой формальный статус и признание с их стороны нам не требуется. Требуется уважение наших интересов. В случае отсутствия такого уважения мы двигаемся к решению посредством военно-технических мер.
Во-вторых, это отсутствие традиции чёткого целеполагания. «Безграничное» географическое пространство, отсутствие топографических барьеров и какой-либо постоянной идеологии во внешней политике (она появляется только с большевиками, и к концу 1930-х гг. вымывается из внешнеполитической практики) не предполагают постановки целей и задач. Почему?
Мы можем ставить цели и задачи тогда, когда мы видим свои границы, и эти границы являются объективными. А русская внешнеполитическая культура границ не видит.
И поскольку в нашей политической культуре центральной является мысль, что возможно всё и ничего недостижимого нет, мы концентрируемся на маленьких проблемах. Ведь для нас большой проблемы не существует, потому мы концентрируемся на частных вопросах, вызывающих у нас конкретное беспокойство в данный момент, и отношения с любым внешнеполитическим партнёром, в любой внешнеполитической ситуации рассматриваем именно с точки зрения решения конкретной, заботящей нас сейчас, проблемы. После её решения мы переходим к другим вопросам, а отношения с конкретным партнёром после преодоления конкретной проблемы могут развиваться как угодно.
Таким образом, российская внешняя политика является по своим историческим истокам исключительно прагматичной.
Источник: Россия в глобальной политике
