Стратегический диалог и китайский вызов

Перспектива подключения Китая к процессу ядерного разоружения в последние три года вышла на передний план тематики контроля над вооружениями. В 2019 г. его «поставила ребром» администрация Дональда Трампа, обвинив Китай в несоразмерном наращивании ракет средней дальности, что стало одним из официальных поводов для выхода США из Договора по ракетам средней и меньшей дальности (ДРСМД). В 2020 г. подключением КНР к процессу разоружения было обусловлено согласие Трампа на продление российско-американского Договора об ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений (ДСНВ-3) и на начало переговоров о следующем договоре по СНВ. Со своей стороны, Пекин категорически отверг эти требования, в чём его поддержала Москва. Благодаря приходу к власти в 2021 г. демократической администрации Джозефа Байдена, в феврале того же года был продлён на 5 лет ДСНВ-3 и уже в июле в Женеве начался официальный двусторонний диалог по стратегической стабильности. Однако тем же летом, а затем зимой произошли события, которые могут снова завести переговоры двух ядерных сверхдержав в тупик, а также будут иметь более широкие военнополитические последствия глобального и регионального масштабов.

Хронологии вопреки, следует начать с более позднего события — оно не является темой настоящей статьи, но может быть косвенно с ней связано. Как известно, в декабре 2021 г. Россия «поставила ребром» перед США и НАТО вопрос о гарантиях её безопасности, а конкретно — об отказе от дальнейшего расширения альянса на Украину, остальное постсоветское пространство и о принятии пакета других военноограничительных мер в Европе и за её пределами. Негативное отношение Москвы к расширению НАТО на восток после 1997 г. высказывалось с той или иной степенью последовательности на протяжении последней четверти века. Это отношение вполне понятно и обоснованно, тем более, что указанный процесс явился нарушением устных, хотя и весьма путанных, обещаний руководителей США и ФРГ, которые были даны президенту СССР М.С. Горбачёву во время объединения Германии под эгидой ФРГ и НАТО в 1989 – 1990 годах.

Вместе с тем нельзя не отметить, что, помимо существа двух представленных Западу проектов договоров, момент, выбранный для дипломатического демарша, вызвал самые разные оценки как в России, так и за рубежом. К тому же ультимативная форма представленных предложений в сочетании с концентрацией крупной войсковой группировки вокруг украинских границ дали повод целой кампании о подготовке военного вторжения на Украину, вызвало достаточно жёсткий ответ США и их союзников с угрозами новых тяжёлых санкций, что повлекло контругрозы российского «военно-технического ответа» вплоть до размещения ударных вооружений в Латинской Америке в пределах досягаемости до США.

Перспектива подключения Китая к процессу ядерного разоружения в последние три года вышла на передний план тематики контроля над вооружениями. В 2019 г. его «поставила ребром» администрация Дональда Трампа, обвинив Китай в несоразмерном наращивании ракет средней дальности, что стало одним из официальных поводов для выхода США из Договора по ракетам средней и меньшей дальности (ДРСМД). В 2020 г. подключением КНР к процессу разоружения было обусловлено согласие Трампа на продление российско-американского Договора об ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений (ДСНВ-3) и на начало переговоров о следующем договоре по СНВ. Со своей стороны, Пекин категорически отверг эти требования, в чём его поддержала Москва. Благодаря приходу к власти в 2021 г. демократической администрации Джозефа Байдена, в феврале того же года был продлён на 5 лет ДСНВ-3 и уже в июле в Женеве начался официальный двусторонний диалог по стратегической стабильности. Однако тем же летом, а затем зимой произошли события, которые могут снова завести переговоры двух ядерных сверхдержав в тупик, а также будут иметь более широкие военнополитические последствия глобального и регионального масштабов¹.

Хронологии вопреки, следует начать с более позднего события — оно не является темой настоящей статьи, но может быть косвенно с ней связано. Как известно, в декабре 2021 г. Россия «поставила ребром» перед США и НАТО вопрос о гарантиях её безопасности, а конкретно — об отказе от дальнейшего расширения альянса на Украину, остальное постсоветское пространство и о принятии пакета других военноограничительных мер в Европе и за её пределами. Негативное отношение Москвы к расширению НАТО на восток после 1997 г. высказывалось с той или иной степенью последовательности на протяжении последней четверти века. Это отношение вполне понятно и обоснованно, тем более, что указанный процесс явился нарушением устных, хотя и весьма путанных, обещаний руководителей США и ФРГ, которые были даны президенту СССР М.С. Горбачёву во время объединения Германии под эгидой ФРГ и НАТО в 1989 – 1990 годах.

Вместе с тем нельзя не отметить, что, помимо существа двух представленных Западу проектов договоров, момент, выбранный для дипломатического демарша, вызвал самые разные оценки как в России, так и за рубежом. К тому же ультимативная форма представленных предложений в сочетании с концентрацией крупной войсковой группировки вокруг украинских границ дали повод целой кампании о подготовке военного вторжения на Украину, вызвало достаточно жёсткий ответ США и их союзников с угрозами новых тяжёлых санкций, что повлекло контругрозы российского «военно-технического ответа» вплоть до размещения ударных вооружений в Латинской Америке в пределах досягаемости до США.

Эта беспрецедентная со времён Берлинского кризиса 1961 г. эскалация европейской напряжённости, помимо всего прочего, может осложнить начавшийся было диалог по стратегической стабильности в Женеве, нагрузив его многими политическими и военными вопросами регионального характера, затронутыми в проекте договора РФ и США. Одновременно евро-атлантические противоречия отвлекают международное внимание от обостряющейся военно-политической напряжённости в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) между КНР и США с их региональными союзниками. Но как бы ни разрешился кризис в Европе, конфронтация в АТР сохранится на долгое время, а в худшем случае может и наложиться на европейский кризис, приведя к небывалому после Второй мировой войны противостоянию великих держав в глобальном масштабе.

Тихоокеанская ракетно-ядерная конфигурация

В отличие от европейского биполярного противостояния между НАТО и Россией, которое пронизывает почти всю конфликтную географию региона, стратегическая обстановка в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) пока ещё имеет трёхстороннюю конфигурацию: КНР—США—РФ.

На этом макро-фоне присутствуют несколько очагов активных или «дремлющих» конфликтов: на Корейском полуострове, в Охотском, Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях. На Тихом океане развертывается интенсивное военное противостояние КНР и США вместе с их союзниками и партнёрами (Япония, Южная Корея, Тайвань, Филиппины). В последние годы нарастает военное соперничество России с американо-японским альянсом в северной части Тихого океана. С запада к этой военно-политической мозаике примыкает Индия, соперничающая с Китаем и Пакистаном по ядерным вооружениям, а также по обычным силам в Индийском океане и Гималаях.

Ядерный баланс АТР тоже отличается от Европы, имея выраженный трёхсторонний характер (КНР—США—РФ) с «ядерным довеском» в лице ракетных сил КНДР, направленных на США и их союзников. При этом стратегические ядерные силы (СЯС²) России, США и Китая, ввиду их дальности действия, являются не региональным, а глобальным военным фактором³, хотя они развернуты в данном регионе.

К региональному балансу больше относятся системы средней и малой дальности (как ракеты, запрещённые в прошлом по Договору РСМД). Но при размещении в Азии они имели бы для США характер оружия отдалённого театра военных действий, а для России и Китая стали бы равнозначны стратегической угрозе. В свою очередь, аналогичные средства России и КНР имеют стратегическое значение с точки зрения Японии, Южной Кореи, Тайваня, стран Юго-Восточной Азии.

Трёхполюсный стратегический баланс в АТР имеет форму разностороннего треугольника. Стратегические отношения России и США представляют собой образец классического взаимного ядерного сдерживания на основе примерного количественного паритета и сопоставимых потенциалов обоюдного уничтожения. Эти отношения лежат в основе более полувека переговоров и десятка соглашений об ограничении и сокращении стратегических вооружений.

Отношения США и Китая тоже имеют выраженный характер взаимного ядерного сдерживания. Но оно не равновесно по количественным и качественным параметрам, поскольку США обладают многократным превосходством на глобальном уровне при региональном ракетноядерном преимуществе КНР.

Самая большая неопределенность — это отношения России и Китая. Примерно до конца 1980-х гг. две державы были противниками и имели примерно такие же стратегические отношения, какие сейчас присутствуют между КНР и США при ещё большем перевесе в пользу СССР. Однако ныне стороны пребывают в состоянии широкого «стратегического партнёрства». Возможно, отношения Москвы и Пекина вступили в качественно новый этап осенью 2019 г. с объявлением плана российской помощи в создании китайской системы раннего предупреждения о ракетном нападении (СПРН)⁴. Сотрудничество в столь чувствительной сфере национальной безопасности характерно для теснейших союзнических отношений государств (как между США и Великобританией, Канадой, Данией⁵).

Ракеты средней дальности

Начиная с 2019 г., Вашингтон забил тревогу по поводу китайских высокоточных ракет средней и меньшей дальности не только в ядерном, но и в обычном оснащении, которых в Пентагоне насчитали до 2000 единиц и которые якобы способны поражать американские авианосные соединения и любые объекты в Японии, Южной Корее, на Тайване и Гуаме⁶. Угрозой китайских вооружений, в частности, оправдывался выход США из ДРСМД в 2019 г., а также план развертывания в Азии новых ракет средней дальности (РСД).

Как утверждают сторонники этого плана, в условиях вероятного кризиса американские гарантии безопасности азиатским союзникам (Япония, Южная Корея) и партнёрам (Тайвань, Филиппины) будут поставлены под сомнение из-за уязвимости их сил общего назначения в западной части Тихого океана. По аргументам приверженцев развертывания РСД в Азии, нейтрализовать такую угрозу способны новые ракеты передового наземного базирования, которые будут стоять в постоянной готовности к пуску, находиться в пределах досягаемости до целей и иметь короткое подлётное время для поражения китайских систем наземно-мобильного базирования или высокой готовности к применению⁷.

Симптоматично, что пришедшая к власти в 2021 г. демократическая администрация Байдена пока не отменила план размещения РСД наземного базирования на Тихом океане. Главными кандидатами на развёртывание являются баллистические ракеты с наведением на конечном участке траектории, наземный вариант морской крылатой ракеты «Томахок» («Томагавк»), баллистические ракеты средней дальности с корректируемой траекторией или ракетно-планирующая гиперзвуковая система из программы «Быстрого конвенционального глобального удара»⁸.

В политическом смысле главной проблемой для США станет поиск мест базирования ракет средней дальности. Теоретически их можно разместить в Японии, Южной Корее, на Тайване, Филиппинах, островах Диего-Гарсия, Алеутах, Гуаме и в Австралии⁹. Однако по внутривнешнеполитическим, а также оперативным причинам это везде сопряжено с большими проблемами. Кроме того, Австралия, как Диего Гарсия и Алеуты, слишком далеко (4500—5500 км), а Тайвань и Южная Корея слишком близко (50—130 км), что может провоцировать упреждающий удар Китая. Единственное место, не связанное с политическими и географическими трудностями, это остров Гуам — подконтрольная США территория.

Жёсткая реакция на новые ракеты США может последовать не только со стороны Китая (в виде наращивания и модернизации их СЯС и ракет средней дальности), но также и России, особенно в случае развертывания американских РСД в Японии и Южной Корее. В качестве ответных действий некоторые российские специалисты предлагают разместить РСД против Японии и Южной Кореи на Южных Курилах и в Приморье, а против США — на Чукотке, откуда они смогут держать под ударом базы ПРО и радары СПРН, другие военные и промышленные объекты на Аляске и в Калифорнии¹⁰.

Пока КНР категорически отвергает предложения США присоединиться к переговорам по ракетам средней дальности. Как было сказано в мае 2019 г., «не существует абсолютно никаких предпосылок и оснований для трёхсторонних переговоров по контролю над вооружениями, и Китай никогда не будет в них участвовать»¹¹. Официально Россия безоговорочно поддержала китайский отказ от разоружения¹².

Но даже если рано или поздно КНР пойдёт на переговоры, то первым делом, вероятно, потребует включить под общий потолок не только наземные ракетные системы, но и сопоставимые по дальности крылатые ракеты морского базирования¹³ (КРМБ), которых у США имеется более 3000 единиц на всех флотах. Правда, эти ракеты имеют неядерное оснащение, но ведь и приписываемые Китаю 2000 РСД тоже в основном несут обычные боеголовки.

Между тем ограничение КРМБ сопряжено с большим проблемами верификации, даже помимо традиционно негативного отношения Пентагона к их ограничению по оперативно-стратегическим соображениям. Они размещаются в универсальных пусковых установках надводных кораблей наряду с зенитными и противолодочными ракетами, а также могут запускаться из торпедных аппаратов многоцелевых подводных лодок. К тому же мобильность флотов не позволяет ограничить их вооружения региональными рамками (в отличие от наземных ракет средней дальности), и потому Китай будет вправе требовать для США установления глобальных потолков.

Едва ли Вашингтон примет эти предложения, но такая гипотетическая позиция КНР была бы вполне обоснована по логике контроля над вооружениями и поставила бы США в исключительно трудное положение.

Контроль над стратегическими вооружениями

Подключение КНР к ограничению вооружений явилось условием администрации Трампа для продления ДСНВ-3 и начала переговоров о следующем договоре по СНВ¹⁴. Президент Байден снял это препятствие, продлил текущий Договор и согласился на переговоры о следующем договоре без предварительных условий.

Традиционно Китай ставил условием своего участия в таких переговорах сокращение стратегических вооружений России и США до уровня, сопоставимого с китайским. Однако этот уровень и прежде и сейчас хранится в тайне. Отношение Пекина к данному вопросу, по всей видимости, диктуется инерционной и крайне консервативной позицией китайской партийно-военной бюрократии. Наверняка сказывается и нежелание открыть информацию о своих ядерных силах, которая, не исключено, продемонстрировала бы значительно больший ядерный потенциал Поднебесной, чем обычно считают за рубежом¹⁵. С 2019 г. Москва поддерживает отказ Пекина¹⁶ присоединиться к диалогу, указывая на его большое отставание от двух сверхдержав по величине ядерного потенциала¹⁷. И как раз в этих условиях Китай преподнес миру большой стратегический сюрприз.

Китайское ракетное строительство

Летом 2021 г. независимые американские специалисты обнародовали находящиеся в открытом доступе данные от коммерческих спутников о ведущемся в центральных районах КНР грандиозном строительстве трёх баз и сотен шахтных пусковых установок (ШПУ) для межконтинентальных баллистических ракет¹⁸. Вскоре эту информацию официально подтвердил Пентагон¹⁹. Пекин пока не подтверждает и не опровергает эту информацию, а Москва в духе «стратегического партнёрства» тоже приняла фигуру умолчания.

По зарубежным данным (за неимением официальной китайской информации), у КНР есть суммарно порядка 350 ядерных боезарядов на 372 носителях различной дальности (включая авиационные). К стратегическим силам по правилам засчёта СНВ-3 можно отнести 188 ракет наземного и морского базирования и 264 боеголовки²⁰. Ракетное строительство, обнаруженное летом 2021 г., по официальным американским оценкам, может увеличить это количество к 2027 г. до 700 единиц, а к 2030 г. — до 1000 единиц. Впрочем, как официально признано Пентагоном²¹, прежние оценки китайской программы были занижены и не исключено, что они снова преуменьшаются. По максимуму даже уже заложенные ракетные пусковые установки на трёх базах позволят разместить там более 300 ракет и — в зависимости от типа их разделяющихся головных частей индивидуального наведения — две-три тысячи ядерных боеголовок. (Напомним, что по ДСНВ-3 Россия и США имеют право на 1550 стратегических боезарядов.) Тем же летом 2021 г., по зарубежным данным, Китай испытал новейшую «гибридную систему», совместив частично-орбитальную баллистическую ракету с гиперзвуковым планирующим блоком²². Пекин опроверг эту информацию, а Москва опять воздержалась от комментариев.

Как это обычно бывает, задним числом программу Китая несложно объяснить. Во-первых, Пекин озабочен развитием американской системы противоракетной обороны (ПРО) на глобальном уровне и в АТР. Преобладающая часть противоракетного потенциала США, действительно, развернута в регионе, даже если его отдельные элементы имеют глобальное назначение²³. Эти средства оправдываются задачей защиты от ракетной угрозы КНДР, но Китай (как и Россия) проецирует потенциал американской обороны на себя.

Во-вторых, КНР постоянно ощущает угрозу ударной мощи ядерных и высокоточных неядерных наступательных вооружений США²⁴. Комбинация наступательных и оборонительных средств США с нарастающим акцентом на конфронтацию с Китаем заставляет Пекин опасаться массированного высокоточного неядерного удара, на который он не сможет ответить, если будет следовать своему обязательству о неприменении первым ядерного оружия. А разоружающий ядерный удар США в настоящее время, возможно, не оставил бы Китаю выживших средств для возмездия. Такая угроза ставит под сомнение сакраментальный элемент официальной китайской военной доктрины безоговорочного неприменения ядерного оружия первым, согласно которому КНР «привержена принципам обороны, самообороны и ответного удара после нападения (противника)… Она придерживается позиции «мы не нападём, если на нас не нападут, но мы, конечно, контратакуем, если повергнемся атаке»²⁵.

Беспрецедентная программа наращивания межконтинентальных баллистических ракет (МБР), наряду с развитием морского и воздушного компонентов ядерной триады, а также системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН), впервые предоставит Китаю высокоживучий и высоко-боеготовый потенциал ядерного возмездия в ответ на применение против него американских ядерных сил или новейших высокоточных обычных гиперзвуковых вооружений. Высокопоставленный представитель министерство иностранных дел КНР Фу Конг по этому поводу заявил: «Неприменение (ядерного оружия) первыми и (концепция) минимального сдерживания не означают, что китайские ядерные силы останутся неизменными, поскольку окружающая среда нашей безопасности меняется… США вкладывают триллионы долларов в наращивание своего ядерного арсенала, который и так является самым совершенным и большим ядерным арсеналом… Они также публично анонсировали, что собираются разместить ракеты средней дальности наземного базирования в тихоокеанской Азии, которые могут угрожать китайскому стратегическому потенциалу, выживаемости китайских ядерных сил. А также, — продолжал Фу Конг, — они реально развивают возможности своей противоракетной обороны и развёртывают все эти возможности вокруг Китая, как говорится, на пороге Китая. Все это серьёзно ухудшает китайскую среду безопасности. И это заставляет Китай развивать свой потенциал сдерживания. Это всё очень важно, но это не означает, что, немного расширяя свой ядерный потенциал, мы изменим нашу политику неприменения первыми и изменим политику минимального сдерживания»²⁶.

Каковы бы ни были основания для китайской ракетной программы, если её зарубежные оценки соответствуют действительности, то в ближайшем десятилетии намечается поистине тектонический сдвиг миропорядка: Китай станет полновесной военной, в т.ч. ядерной, сверхдержавой. Приблизившись к США по мощи стратегических сил и имея большие преимущества по силам общего назначения и ракетам средней дальности, Китай эффективно поставит под сомнение американские гарантии безопасности Японии, Южной Корее и Тайваню и существенно потеснит военно-политическое влияние США в регионе. Одновременно это не может не сказаться и на балансе «стратегического партнёрства» КНР с Россией, поскольку при своем огромном финансово-экономическом превосходстве Китай сравняется с ней и по военному потенциалу.

Новая повестка дня контроля над вооружениями

После беспрецедентно длительной паузы в июле 2021 г. возобновился российско-американский диалог по стратегической стабильности с далекоидущими планами обеих сторон. По магистральной тематике, схематично выражаясь, США хотели радикально сократить как стратегические, так и тактические ядерные вооружения (включая размещённые в хранилищах), а Россия, согласно своей новой концепции «уравнения безопасности», стремилась ограничить как ядерные, так и неядерные, как наступательные, так и оборонительные стратегические вооружения²⁷. Однако начавшееся китайское ракетное строительство может внести изрядную турбулентность в эту сложнейшую переговорную тематику.

Весьма вероятно, что США вновь поставят условие подключения КНР к ограничению не только наземных ракет средней дальности, но также стратегических вооружений в контекст переговоров о следующем соглашении по СНВ. Параллельно Вашингтон наверняка займётся глубокой коррекцией программы модернизации своих стратегических сил, намеченной на следующую четверть века²⁸. Россия, в свою очередь, начнёт корректировать программу модернизации СЯС с учётом американских нововведений.

Перспективы формального трёхстороннего диалога весьма сомнительны²⁹ как по военно-стратегическим, так и по международнополитическим причинам. Российско-американский стратегический диалог имеет собственную повестку дня, полувековую историю, огромный опыт решения сложнейших проблем и обширный инструментарий определений, понятий и режимов верификации. Китай едва ли примет это наследство в готовом виде, но внесёт в него собственные коррективы согласно традициям китайской стратегической мысли, технической специфике и степени открытости военной информации. Даже в двустороннем формате России и США предстоит преодолеть большие препятствия на пути к следующему договору. А в трёхстороннем контексте диалог неминуемо быстро и надолго зайдет в тупик, тем более, что неформально Россия и Китай будут кооперироваться против США.

Другой вариант — переговоры Китая и США, а также США и России с разной повесткой и сроками, но с некоторой степенью взаимозависимости. Ведь достижение соглашений с Москвой может впредь ставиться в Вашингтоне в зависимость от ограничения соответствующих китайских вооружений. В то же время Соединённые Штаты едва ли согласятся на ограничение своих систем оружия на переговорах с КНР, если одновременно не будут ограничены аналогичные силы России.

При наличии политической воли сторон можно представить себе договор США и КНР о равном суммарном потолке на наземные МБР и наземные ракеты средней дальности. Этот договор (как ДСНВ-3 и ДРСМД) не проводил бы различие между ядерными и обычными носителями, но на первом этапе не ограничивал бы сами ядерные боезаряды (как в своё время первое временное соглашение СССР и США об ограничении пусковых установок стратегических ракет — ОСВ-1 от 1972 г.).

Тогда Китай имел бы право наращивать свои стратегические наземные ракеты, но параллельно сокращать соответствующее количество ракет средней дальности. А США могли бы по своему усмотрению развертывать ракеты средней и меньшей дальности, но за счёт соответственного сокращения своих стратегических МБР. Параллельно можно вести диалог по системам ПРО, космическим и кибернетическим вооружениям и технологиям.

От представленного варианта договора КНР получила бы равный с США стратегический статус и признание ими (пусть по умолчанию) права Китая хотя бы на частичный паритет. Не менее важно, что КНР выиграла бы от ограничения части новейших ядерных и обычных наступательных систем стратегической и средней дальности США, создающих для Китая (если верить товарищу Фу Конгу) угрозу разоружающего удара.

Со своей стороны, США (как и Россия) получили бы гарантии предсказуемости и пределов наращивания китайского потенциала ядерных и обычных вооружений стратегического назначения и средней дальности. Значительно расширилась бы транспарентность китайских сил и программ.

В рамках нового договора признание права КНР иметь равное с США и Россией количество вооружений стратегической дальности не вызовет энтузиазма в Вашингтоне (да, наверное, и в Москве). Но и без договора Китай может сравняться с двумя сверхдержавами, если на то есть политическое решение руководства. А в рамках договора он должен будет ради этого жертвовать большим количеством ракет средней дальности, что весьма сомнительно, учитывая его геостратегическое положение и региональные военные планы. Со своей стороны, США и Россия будут вынуждены сокращать стратегические вооружения ради развертывания наземных ракет средней дальности. Аргументы в пользу таких систем с обеих сторон неубедительны, а сопряжённые опасности вполне предсказуемы и очень серьёзны.

* * *

Масштабное ракетное строительство КНР, при всем лояльном отношении Москвы, существенно осложняет стратегические отношения России и США. Это относится как к тематике их двусторонних переговоров, так и к возможным ответным военно-техническим мерам США, на которые последуют военно-технические контрмеры России, поскольку многие американские программы развития вооружений и военных технологий объективно затронут и российскую безопасность.

Делая растущий упор на противоборство с Китаем, Соединённые Штаты по идее должны быть гораздо больше, чем ранее, заинтересованы в налаживании отношений с Россией, в т.ч. в области переговоров СНВ и вопросах европейской безопасности. Тем более в контексте политического ослабления американских позиций после бесславного ухода из Афганистана и в условиях небывалого раскола во внутренней политике страны. Но в то же время не менее важно, что внимание Вашингтона в военно-политической сфере всё больше перемещается в сторону Китая от России, которая будет объективно утрачивать свое историческое эксклюзивное место в военно-стратегическом балансе и диалоге с США по контролю над вооружениями. Беспрецедентный после 1945 г. кризис европейской безопасности из-за вооруженного конфликта на Украине и конфронтации России и Запада вокруг него отодвинул проблемы стратегической стабильности в АТР на задний план мировой политики. Однако если удастся избежать наихудшего сценария развития украинского кризиса, то рано или поздно стратегический диалог между Россией и США возобновится. Тогда учет китайского ракетного потенциала и вовлечение КНР в процесс контроля стратегических вооружений станет императивом обеспечения глобальной и региональной безопасности.

---

¹ Расширенную версию статьи см.: Арбатов А.Г. Китай и ограничение вооружений: не утопия, а возможность // Полис. 2020. № 4. С. 36–54.

² Термин «стратегические ядерные силы» (СЯС) примерно равнозначен термину «стратегические наступательные вооружения» (СНВ), хотя численность СЯС несколько превышают количественные уровни СНВ за счёт реально развернутых носителей и боезарядов, которые по Договору СНВ-3 не учитываются по принятым правилам засчёта (именно таков термин переговоров СНВ).

³ Если подтвердятся заявления КНДР о создании межконтинентальной баллистической ракеты, то и её соответствующие силы выйдут на глобальный уровень.

⁴ Путин рассказал о помощи КНР в создании системы предупреждения о ракетном нападении //https://www.interfax.ru/world/679050.

⁵ США и Канада включены в Североамериканское командование противовоздушной обороны, а на территории Великобритании и Дании (в Гренландии) размещены американские радары (РЛС) СПРН.

⁶ Remarks at a UN Security Council Briefing on Threats to International Peace and Security // https://usun.usmission.gov/remarks-at-a-un-security-council-briefing-on-threats-tointernational-peac...; Cohn J., Walton N., Lemon A., Yoshihara T. Leveling the Playing Field. Reintroducing U.S. Theater-range Missiles in a Post-INF World. Center for Strategic and Budgetary Assessments. 2019. P. 5.

⁷ Cohn J., Walton N., Lemon A., Yoshihara T. Leveling the Playing Field… Pp. 32–33.

⁸ Эти системы называются соответственно: Precision Strike Missile (PSM) с дальностью 700 км, Tomahawk BGM-109G с дальностью 1000 км, ground-launched intermediate-range ballistic missile with trajectory shaping vehicles (TSVs), boost-glide Long Range Hypersonic Weapon (LRHW) с дальностью 4,000–6,800 км. Развертывание возможно в 2023–2024 годах. Pifer S. The Death of the INF Treaty has Given Birth to New Missile Possibilities // The National Interest. September. 2019. P. 1–7. Кетонов С.

«Локхид Мартин» обошли на гиперзвуке // Военно-промышленный курьер. № 35. 2019. С. 9.

⁹ В США также рассматривается вариант размещения РСД на островах Палау, ассоциированных с США. Однако они расположены дальше Гуама и, в отличие от него, не имеют развитой военной инфраструктуры (фактически — никакой инфраструктуры, кроме туристической).

¹⁰ Широкорад А. Оружие Судного дня // https://nvo.ng.ru/realty/2019-06-07/6_1047_day.html. 11 Foreign Ministry Spokesperson Lu Kang’s Regular Press Conference on May 20, 2019 // https://www.fmprc.gov.cn/ce/celv/eng/fyrth/t1665026.htm

¹² Пленарное заседание Восточного экономического форума, 5 сентября 2019 г. http://kremlin.ru/events/president/news/61451.

¹³ Авиационные ракеты дальностью свыше 600 км размещаются на тяжёлых бомбардировщиках, которые являются предметом Договора СНВ-3.

¹⁴ U.S. Secretary of State Mike Pompeo Testifies Before a Senate Foreign Relations Committee Hearing on the State Department Budget Request in Washington Wednesday // REUTERS; Mike Pompeo Wants China to Join Russia in START Nuclear Treaty. APFJIJI, Asia Pacific/Politics. April 11, 2019. Article History.

¹⁵ Для планирования и нацеливания первого ядерного удара используется не обмен информацией по договорам, а данные собственной военной разведки.

¹⁶ Foreign Ministry Spokesperson Geng Shuang’s Regular Press Conference on July 16, 2019 // https://www.fmprc.gov.cn/ce/cgjed/eng/fyrth/t1681503.htm.

¹⁷ Пленарное заседание Восточного экономического форума, 5 сентября 2019 г. // http://kremlin.ru/events/president/news/61451.

¹⁸ By Brad Lendon, China Is Building a Sprawling Network of Missile Silos, Satellite Imagery Appears To Show // CNN. Updated 1427 GMT (2227 HKT) July 2, 2021; Matt Korda and Hans Kristensen. A Closer Look at China’s Missile Silo Construction // https://www.realcleardefense.com/2021/11/05/a_closer_look_at_chinas_missile_silo_con struction_802209.html.

¹⁹ Military and security developments involving the Peoples’ Republics of China, 2021. Annual Report to Congress. Office of the Secretary of Defense. Pursuant to the National Defense Authorization Act for Fiscal Year 2000. Washington D.C. P. 48.

²⁰ SIPRI Yearbook 2021: Armaments, Disarmament and International Security. Oxford University Press, 2021, P. 369–372.

²¹ Military and Security Developments Involving the Peoples’ Republics of China, 2021. Annual Report to Congress. Office of the Secretary of Defense. Pursuant to the National Defense Authorization Act for Fiscal Year 2000. Washington D.C. P. VIII.

²² Trevitnik J. China’s Claim That Its Fractional Orbital Bombardment System Was A Spaceplane Test Doesn’t Add Up. THE WAR ZONE. LOCKHEED.18.10.2021.

²³ Здесь размещены 3 из 5 больших РЛС ПРО/СПРН, 3 из 6 транспортируемых РЛС Х-диапазона, 44 стратегических антиракет (на Аляске и в Калифорнии), 16 из 23 кораблей с системой ПРО «Иджис», плюс 6 японских кораблей с ПРО «Иджис», а также на японской территории система ПРО «Пэтриот» и планируемая система

«Иджис-Ашор». См.: Пырьев В., Дворкин В. Программа США/НАТО и стратегическая стабильность // Противоракетная оборона: противостояние или сотрудничество? / под ред. А. Арбатова и В. Дворкина; Моск. Центр Карнеги. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). 2012. С. 173–192. (http://carnegieendow- ment.org/files/Missile_Defense_book_eng_fin2013.pdf).

В АТР базируются и патрулируют 8 из 14 стратегических ракетных подводных лодок (ПЛАРБ) «Трайдент», возможно, на КНР нацелена часть из 400 наземных ракет

«Минитмен» и 60 тяжелых бомбардировщиков Б-52 и Б-2. Неядерными высокоточными крылатыми ракетами «Томахок» («Томагавк») в АТР оснащены 2 из 4 переоборудованных подводных лодок «Трайдент/Огайо», 30 многоцелевых атомных подводных лодок, 45 крупных кораблей. Около 70% всех американских ракет этого типа развернуто в АТР — порядка 3000 единиц. Также для неядерных ударов предназначена палубная авиация авианосцев (6 из 11 на Тихом океане) и часть тяжелых бомбардировщиков, базирующихся на Гавайях и Гуаме. С приоритетной ориентацией на КНР разрабатываются гиперзвуковые ракетно-планирующие авиационные ракеты большой дальности в обычном снаряжении.

²⁴ Ссылка на информационный ресурс удалена в связи с требованиями законодательства РФ.

²⁵ China’s National Defense in the New Era. The State Council Information Office of the People’s Republic of China. July 2019. First Edition 2019. Beijing, China, 2019. Published by Foreign Languages Press Co. Ltd. P. 8.

²⁶ Liu Xin’s Exclusive Interview with MFA’s Fu Cong. TV Show, Jan 6, 2022. Translate.

27 Эту концепцию конкретизировал заместитель министра иностранных дел С. Рябков: «Основу для продолжения диалога с США по стратегической стабильности Москва видит в ранее переданных Вашингтону предложениях. Их суть — выработать новое уравнение безопасности, которое учитывало бы эволюцию как военнотехнических, так и военно-политических аспектов безопасности. По сути, мы предлагаем расширить стратегическую повестку дня и включить в неё все наступательные и оборонительные вооружения, как ядерные, так и неядерные, способные решать стратегические задачи, — подчеркнул он. — При этом особое внимание считаем необходимым уделять средствам, применяемым в целях нанесения первого удара для нейтрализации или ослабления потенциала сдерживания другой стороны» // См. об этом Рябков: Россия предлагает США включить в стратегическую повестку безъядерные вооружения (https://tass.ru/politika/10557045).

²⁸ Ранее предполагалось, что новые системы вооружений будут развертываться меньшими сериями и загружаться меньшим числом ядерных боеголовок с учетом понижения потолков ДСНВ-3 в следующем договоре. Например, изначально США построили 18 подводных лодок класса «Огайо/Трайдент» по 24 БРПЛ на каждой. Сейчас в строю 14 лодок по 20 БРПЛ на каждой. Взамен до 2040-х гг. планируется построить 12 лодок класса «Колумбия» по 16 БРПЛ на каждой.

²⁹ Полицентричный ядерный мир: вызовы и новые возможности. / Под ред. А. Арбатова и В. Дворкина. Моск. Центр Карнеги. М.: Политическая энциклопедия. 2017.

---

Источник: ИМЭМО РАН