Глобальный энергопереход является не только актуальной темой современности, но и одним из новых вызовов, с которыми столкнулся российский бизнес. Снижение углеродного следа становится все более актуальным для предприятий РФ. О влиянии нового углеродного регулирования на российские компании, уровень цен и налоги в интервью ТАСС рассказал глава Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП) Александр Шохин.
— Мы хотели начать интервью с темы глобального энергоперехода и трансграничного углеродного сбора со стороны ЕС. Расскажите, пожалуйста, какая ситуация сложилась вокруг этой инициативы?
— В первую очередь нужно отметить, что та конструкция, которую предлагала Европейская комиссия, противоречит правилам ВТО. Нам надо было добиваться того, чтобы эти меры не носили дискриминационного характера и не были формой промышленных субсидий для европейских предприятий, что запрещено правилами ВТО.
В итоге надо признать, что европейцы подвинулись достаточно сильно. Наверное, они осознали чрезмерную жесткость своей позиции. В том числе связанную с тем, что возрастающая стоимость импорта из России и других стран будет переложена на потребителей. Не так просто заменить российские экспортные товары на европейском рынке другой продукцией
В результате был введен трехлетний переходный период, и меры вводятся с 2026 года вместо 2023 года. В период с 2023 по 2026 год будет происходить отработка механизмов оценки, мониторинга и так далее, это во-первых. Во-вторых, даже после 2026 года будет не тотальное введение, а все-таки по неким продуктовым позициям. Нельзя сказать, что это идеальный механизм для нас, но тем не менее мы видим, что он не такой жесткий, как предполагалось вначале, и каких-то радикальных последствий для российского бизнеса мы не ожидаем.
— Как вы считаете, как введение этого регулирования скажется на российском бизнесе, есть ли какие-то оценки с вашей стороны?
— Когда эта идея только появилась, естественно, мы и международные консультанты стали давать свои оценки. Согласно опубликованному проекту регулирования получается, что ежегодные издержки импортеров российской продукции в ЕС не превысят 1-2 млрд евро в год, в зависимости от охвата и конкретных механизмов, о которых мы узнаем не ранее следующего года. Нужно учитывать, что сейчас идут активные обсуждения в ЕС, видна поляризация мнений по странам и отраслям экономики, высок градус дискуссии на международном уровне. Скорее всего, к моменту принятия регулирования оно будет еще смягчено, чтобы не спровоцировать глобальную торговую войну.
— Видите ли вы риски роста цен при введении трансграничного углеродного сбора со стороны ЕС?
— Очевидно, это приведет к росту цен именно на европейском рынке.
Импортеры переложат свои дополнительно появившиеся затраты в цены. Учитывая масштаб европейского рынка, это, несомненно, приведет к изменениям товарных потоков по всему миру
Важно отметить, что мы не ожидаем роста цен на продукцию российских компаний из-за введения европейского регулирования на внутрироссийском рынке, не стоит переоценивать его роль и значимость.
— Как поддержать конкурентоспособность российских экспортных товаров в условиях введения европейского трансграничного углеродного сбора?
— Предполагается, что величина сбора будет определяться в зависимости от величины углеродного следа импортируемой в ЕС продукции. Поэтому нам надо работать по двум направлениям: во-первых, нужно снизить или компенсировать эмиссию СО2 в рамках реализации климатических проектов — как по сокращению выбросов, так и по увеличению их поглощения экосистемами, то есть тем самым снижать углеродный след продукции, во-вторых, обеспечить объективную оценку выбросов и поглощений с учетом национальных особенностей.
Россия обладает колоссальным потенциалом для реализации климатических проектов — это мероприятия, действительно направленные на достижение целей Парижского соглашения, а не на передел рынков и торговый протекционизм.
Считаем первостепенной и справедливой задачей добиваться учета при оценке углеродного следа для целей трансграничного углеродного регулирования результатов климатических проектов. Фактически они являются основным практическим механизмом, заложенным в Парижское соглашение, и их неучет будет явным свидетельством исключительно торговой направленности трансграничного углеродного регулирования и отсутствия связи с достижением общемировых климатических (температурных) целей.
Кроме того, поскольку единой методики измерения углеродного следа нет, возникает принципиальная развилка на два направления: мерить углеродный след либо в конечном продукте, экспортируемом в Европу, либо по цепочке происхождения товаров. Надо найти разумную середину и единый подход к измерению этого углеродного следа. Важно обеспечить применение методик оценки выбросов и поглощения парниковых газов, соответствующих международным стандартам, но в полной мере учитывающих специфику российских эмитентов и экосистем.
Для анализа ситуации в части эмиссии и поглощения парниковых газов экосистемами уже сейчас в регионах в порядке эксперимента появляются карбоновые полигоны. Карбоновый полигон — это способ понять, что происходит, способ мониторить, замерять... Многие промышленные предприятия уже сейчас ведут работу над увеличением поглощающей способности лесов, высаживая эти леса вокруг себя, реализуют мероприятия по управлению лесами, охране лесов от пожаров и т.д. Спектр и масштаб таких мероприятий в ближайшие годы будет только расширяться.
Также мы должны добиваться при определении размера европейского сбора учета уже существующих обязательных платежей российских компаний, которые в том числе направлены или содействуют декарбонизации. Прежде всего это платежи потребителей на оптовом рынке электроэнергии на строительство и модернизацию возобновляемых источников энергии, гидроэлектростанций, атомных электростанций, плата за негативное воздействие на окружающую среду, в первую очередь за метан, акцизы на топливо и т.д. По нашим предварительным оценкам, эффективный размер такой платы в России может быть уже сейчас сопоставим с платой европейских предприятий, учитывая беспрецедентный объем выдаваемых бесплатных квот на выбросы парниковых газов, который порой превышает реальные выбросы и позволяет европейским компаниям дополнительно зарабатывать на этом регулировании. Этот факт лишает трансграничное углеродное регулирование вообще какого-то справедливого обоснования. Если они хотят что-то уравнять, то им надо оперативно отменять выдачу бесплатных квот, субсидии на электроэнергию крупным энергопотребителям и т.д.
— Какие другие вызовы сейчас стоят в рамках климатической повестки?
— Нас интересует признание атомной энергетики как низкоуглеродной, с минимальным углеродным следом. Плюс гидроэнергетика тоже не на 100% признается, поскольку оказывает влияние на окружающую среду — например, тех же водохранилищ. Это может быть важным фактором как для экспорта низкоуглеродной электроэнергии, так и для снижения оценки косвенных энергетических выбросов при производстве продукции российскими компаниями.
Также мы уже несколько лет пытаемся убедить правительство в необходимости изменения методики оценки поглощающей способности лесов. Сейчас признано, что надо менять методику, наблюдаем и консенсус различных научных школ. Есть расхождение в оценках, но в два раза оценка может быть обоснованно увеличена точно. Мы всегда говорили: "Давайте хотя бы возьмем методику какой-либо страны со схожими природно-климатическими условиями, потому что наша жестче намного, и мы сами заявляем поглощающую способность намного ниже, чем та, которая могла бы быть, если бы мы использовали их методику".
— Как все видят, вопрос уровня эмиссии парниковых газов является одним из наиболее важных в настоящее время для бизнеса. Какие меры необходимо принимать для снижения выбросов парниковых газов?
— В первую очередь хочу отметить, что Россия с 1990 года сократила почти на 50% эмиссию СО2, и по этому показателю мы объективно находимся впереди планеты всей. Однако здесь есть два фактора, которые повлияли на это и которые необходимо учитывать. Первый фактор — радикальное падение объемов производства в ходе кризиса 1990-х годов. И второй — что все-таки после нулевых годов в ключевых отраслях-эмитентах у нас была мощная модернизация. Рост объемов производства в 2000-х годах компенсировал сокращение выбросов, далее мы видим явный декаплинг (рост выбросов парниковых газов существенно более низкими темпами, чем происходящий в это время экономический рост). Это обусловлено именно произведенной и производимой сейчас модернизацией в базовых отраслях промышленности.
Та же металлургия — она другая. Один из примеров — способы выплавки стали. У европейцев эти способы сейчас модернизируются на водородный тип выплавки. При этом, условно говоря, у нас более современные электроплавильни по сравнению с ними, а у них устаревшие электроплавильни. Но они делают следующий шаг и уходят в водородную металлургию. А нам еще, мягко говоря, рановато, мы еще не использовали до конца ресурс предыдущей модернизации. Поэтому мы идем правильным путем, но чуть медленнее.
Большие перспективы сокращения эмиссии парниковых газов в промышленности связаны с упомянутыми ранее климатическими проектами. Думаю, что всплеск связанной с ними активности будет после принятия на Конференции ООН по климату в Глазго в ноябре правил реализации статьи 6 Парижского соглашения, которые должны определить механизмы торговли результатами этих проектов на международном уровне. Члены РСПП уделяют этим вопросам большое внимание и находятся в постоянном контакте с профильными органами власти.
При этом большой потенциал сокращения выбросов связан не только с крупными промышленными компаниями, но и секторами ЖКХ, автотранспорта и т.п. Например, по общественному транспорту понятно, как можно решить проблему. Для этого нужно перевести его на электричество или газ хотя бы. Но это же тоже требует затрат времени и средств, в частности со стороны муниципальных бюджетов. Самый легкий способ обновления городского транспорта с точки зрения бюджета — это перевести автобусы на новые источники энергии. При этом у нас до сих пор нет программы, которая бы запретила ДВС для общественного транспорта хотя бы с 2035 года. Такая программа нужна, чтобы города уже начинали готовиться.
— Хотелось задать вопрос на одну из самых горячих тем. Разрабатываются меры, которые повышают налоговую нагрузку на металлургов, и вы выступали с предложением провести обсуждения этого налогового маневра с бизнесом. Они вам какие-то предложения уже представили, бизнесы со своей стороны?
— Вы знаете, в свое время, когда год назад президент вел диалог с нами в рамках совета РСПП, я пожаловался ему на то, что правительство не обсуждало с нами повышение рентного коэффициента в 3,5 раза. Тогда был выдвинут тезис о том, что нет смысла обсуждать с бизнесом повышение налогов, если бизнес всегда против повышения налогов. Мы же, в свою очередь, предлагали просто пройтись по исключениям из этого правила.
Сейчас правительство продолжает эту логику, что налоги не надо обсуждать с бизнесом, надо сначала инициативу вбросить, а потом пусть бизнес отбивается. Если сможет отбиться и доказать, то ладно, что-нибудь скорректируем. Поэтому у нас не сложилось такой эффективной практики. В частности, последний пример — это предварительный обеспечительный арест при выходе ФНС на выездную проверку. Об этой новации мы узнали через СМИ.
Инициатива уже почти согласована ведомствами, и сейчас нам приходится уже в такой достаточно жесткой публичной полемике доказывать, что эта мера не может быть всеобъемлющей. В результате мы пытаемся сейчас обсудить как раз критерии, по которым бизнес будет подпадать или не подпадать под эти меры. Договориться о том, чтобы эта инициатива была снята, нам не удается. Поэтому мы будем стараться сделать так, чтобы она была не такой пугающей для бизнеса.
Источник: ТАСС
