В поисках света в конце тоннеля

Предстоящий российско-американский саммит и в России, и в остальном мире следует воспринимать позитивно независимо от персонального отношения к лидерам обеих стран. От двух ядерных сверхдержав больше всего зависит международная безопасность и в конечном итоге — выживание нашей цивилизации в XXI веке.

В то же время нельзя допустить повторения опасных прошлых прецедентов: в 1961 году лидеры СССР и США встретились в Вене, имея далекоидущие планы, но не смогли их состыковать. После этого наступило разочарование и большие взаимные претензии, что привело к Берлинскому кризису, когда танки двух сторон стояли друг против друга на прямой наводке и дело чуть не закончилось ядерной войной. А через год произошел еще более опасный Карибский ракетный кризис, когда лишь счастливая случайность позволила избежать глобальной катастрофы. И лишь после этого стороны начали долгий и противоречивый путь свертывания холодной войны и гонки вооружений. Сейчас нельзя повторять такую модель нормализации, поскольку нет никаких гарантий, что всем снова повезет, как в 1961–1962 годах.

Предугадать результаты предстоящего саммита в Хельсинки невозможно: будет ли это общее благозвучное коммюнике или договоренность запустить процесс практических переговоров по конкретным важнейшим темам. Никогда прежде не было так трудно давать оценку отношениям Москвы и Вашингтона, которые сейчас не только плохие, но и крайне непредсказуемые. После победы Дональда Трампа на выборах 2016-го прошло уже более года, но подводить итоги его президентству, как и новой фазе российско-американских отношений, пока рано. Однако некоторые предварительные наблюдения сделать уже можно.

Во-первых, часть радикальных новаций внешней политики, провозглашавшихся Трампом в ходе предвыборной кампании, подвергается нивелированию под воздействием международных реалий и беспрецедентного давления двухпартийной оппозиции внутри страны. «Особый» курс Трампа дрейфует в сторону более традиционной модели жестко консервативной линии Республиканской партии.

Во-вторых, самое большое «обтесывание» политических намерений Трампа (или, во всяком случае, его предвыборных деклараций) происходит на российском направлении. Здесь не только не случилось позитивных прорывов, но налицо дальнейшее ухудшение. Курс в отношении России стал главным объектом давления оппозиции, в которой сплотились консерваторы, почти все умеренные и либералы. Поэтому на треке отношений с Москвой самый антилиберальный президент в новейшей истории США оказался более уязвим, чем его либеральные предшественники (Джон Кеннеди, Джимми Картер, Билл Клинтон и Барак Обама).

В-третьих, робкие попытки нормализовать взаимодействие (Сирия, Украина) дают слабый эффект, поскольку наталкиваются на противодействие влиятельных внутриполитических интересов в США и России и касаются многофакторных проблем с большим числом внешних участников.

В то же время, в силу политических особенностей и приоритетов обоих правительств, не продвигается та сфера отношений, где успех может быть достигнут быстро, на двусторонней основе и с огромной пользой для международной безопасности. Речь идет о контроле над ядерным оружием. Сотрудничество двух держав в этой сфере должно быть выше любых текущих политических противоречий и персональных качеств их лидеров.

Состояние дел

Состояние российско-американских отношений теперь зачастую характеризуют как новую холодную войну. Чтобы определиться с этим вопросом, вспомним признаки «старой» холодной войны.

Период международных отношений с конца 1940-х до конца 1980-х годов не был однообразным на всем своем протяжении, но имел ряд отличительных характеристик. Среди них преобладающая биполярность международной политики и глобальное соперничество «с нулевой суммой» ¹ двух главных международных коалиций во главе с США и СССР. Эти коалиции представляли собой две различные экономические и политические системы и вели между собой непримиримую идеологическую борьбу. Практически во всех международных конфликтах они поддерживали противоположные стороны, хотя избегали прямого вооруженного столкновения друг с другом. Также США и СССР во главе своих союзов вели беспрецедентную по масштабам и темпам гонку ядерных и обычных вооружений.

Многие события и процессы последних лет напоминают тот период. Более пяти лет назад Россия отказалась от «европейского пути» развития (в смысле построения либеральных демократических норм и институтов и интеграции с западным сообществом государств). Был взят курс на активную дипломатию и укрепление военной мощи с целью восстановления статуса России как самостоятельного глобального центра силы и локомотива коалиций (ЕАЭС, ОДКБ, ШОС, БРИКС), противостоящих доминированию США и Запада в целом.

Как и следовало ожидать, США и их союзники — с некоторым запозданием и немалыми разногласиями — встали на курс противодействия России. С 2013 года в ходе украинского кризиса резко обострилось соперничество России и Запада за доминирование на постсоветском пространстве и влияние в прилегающих регионах (Ближний и Средний Восток, Центральная и Южная Азия, Северная Африка, избирательно — Латинская Америка, Дальний Восток). После присоединения Крыма к России и конфликта в Донбассе Запад начал войну экономических санкций. Возрождается военное противостояние России и США (НАТО) в зонах Балтийского и Черного морей, в Арктике и в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР): наращивание военного присутствия, крупные войсковые учения, рискованные сближения кораблей и самолетов.

Начинается новый цикл гонки ядерных и обычных, наступательных и оборонительных вооружений (в том числе средств кибервойны, а в перспективе космических систем). Опасность большой войны России и США — в том числе с применением ядерного оружия, — казалось бы, навсегда ушедшая в прошлое, вновь нависла над Европой и всем миром.

Даже если ситуация на Украине будет развиваться благоприятно (не силовым путем), если удастся избежать вооруженного столкновения России и США в Сирии, — преодолеть этот всеобъемлющий кризис одномоментным пакетом соглашений не получится. Его корни имеют не только международный, но также внутриполитический и идеологический характер. И вопреки прошлым надеждам крах коммунизма в Европе не стал «концом истории».

Например, согласно распространенному мнению, идеологической борьбы между Россией и Западом, в отличие от прошлого, больше нет. Однако в действительности она существует. Только теперь это не соперничество коммунизма и капитализма, а раскол между двумя моделями последнего: либерально-демократической — и авторитарной, государственно-монополистической. Конечно, эти модели не гомогенны и имеют внутривидовые различия как на Востоке (Россия, Китай, их партнеры по ШОС и БРИКС), так и на Западе (страны НАТО и Евросоюза, союзники США в Азии), причем с приходом администрации Трампа эти различия будут углубляться. Однако две господствующие идеологии стали весьма явными. Наряду с третьей — воинствующим исламским фундаментализмом.

В последние годы термин «либеральная демократия» стал для правящего класса России чуть ли не ругательным, как в прошлом «буржуазная идеология». Трудно сейчас поверить, что в декабре 2012 г. президент Владимир Путин заявлял: «Для России нет и не может быть другого политического выбора, кроме демократии. При этом хочу сказать и даже подчеркнуть: мы разделяем именно универсальные демократические принципы, принятые во всем мире» ^2. А незадолго до того президент Дмитрий Медведев писал: «Модернизация российской демократии, формирование новой экономики, на мой взгляд, возможны только в том случае, если мы воспользуемся интеллектуальными ресурсами постиндустриального общества» ³. Сегодня за такие слова хоть и не посадят (как было бы в СССР), но любой чиновник или депутат от правящей партии мгновенно вылетел бы с работы.

Знамением времени в России стали абсолютный суверенитет (самодостаточность, импортозамещение) и особый «евразийский путь» России на основе ее традиционных ценностей, которые Путин назвал «скрепами». Судя по долгой истории, к таковым относятся: державное величие; всесильная бюрократическая вертикаль во главе с национальным лидером; слабая законодательная (совещательная) власть и зависимый суд; бизнес в подчинении государству; господствующая идеология (православие, коммунизм), патриотизм и народное единство на службе у державы; безусловный приоритет обороны и спецслужб для защиты от враждебного (чаще всего западного) военного давления и идеологического влияния. Нередко сокровенные идеологические наклонности того или иного лидера ярче проявляются в оговорках и импровизациях, нежели в пространных официальных речах. Так, год назад Путин поставил под сомнение общепринятое мнение о кровавом изуверском правлении царя Ивана Грозного: «…Придумал это все папский нунций, который приехал на переговоры и пытался православную Русь превратить в католическую. И когда Иван Васильевич ему отказал и послал его по известному адресу, возникли всякие легенды. Из него сделали Ивана Грозного, такого супержестокого человека. Этот способ борьбы с нашей страной постоянно идет. Как возникает конкурент какой-то, сразу все другие участники процесса думают: надо его притормозить» ⁴. Опровергнув этим наблюдением взгляды русских историков Николая Карамзина, Василия Ключевского и Сергея Соловьева, президент России обозначил свое видение исторической преемственности внутренней и внешней политики страны.

Впрочем, Путин — великий мастер загадочных сентенций. Другой случай имел место, когда он вручал премии талантливым детям и спросил у одного из них: «Где кончаются границы России?» Вундеркинд на это ответил: «У Берингова пролива». Но президент его поправил: «Границы России не кончаются нигде». Правда, он не уточнил, имел ли он в виду великую русскую культуру и безбрежный метафизический менталитет или что-то иное, — к немалому беспокойству соседних стран.

Так или иначе, в отличие от советской эпохи, формирующаяся идеология современной России весьма эклектична, ее не навязывают другим странам, она имеет скорее оборонительный (оградительный), нежели экспансионистский характер. Правящая элита отвергает либеральную демократию для России и открыто или негласно солидаризируется с иностранными режимами, противостоящими Западу (Белоруссия, Азербайджан, постсоветская Центральная Азия, Китай, Северная Корея, Сирия, Куба, Венесуэла, Боливия и даже член НАТО Турция, а в прошлом — Ирак и Ливия). Советский Союз поддерживал такие страны в надежде, что они построят социализм, а Россия — чтобы им и ей самой не навязывали западные демократические нормы и институты. Не следует преуменьшать силу православно-патриотической идеологии и обращения к национальным истокам. Этот настрой осознанно или инстинктивно близок большинству в российском обществе после травмирующего распада империи, обнищания и хаоса 1990-х годов, развала армии, внешнеполитических унижений (особенно войны НАТО против Югославии в 1999 году). В этом отличие нынешней, пока официально не оформленной идеологии от коммунистических догматов, которые советский народ не понимал и в которые на закате империи никто уже не верил.

Что касается российско-американских противоречий, то, как и во времена холодной войны, стороны совершенно по-разному воспринимают причины возникшего противостояния. Официальная версия недавней истории России, согласно взглядам нового правящего класса ⁵, сводится к тому, что США развалили СССР, способствовали политическому хаосу на его пространстве, экономическому и военному ослаблению России (по этой версии, от окончательного краха и расчленения страну спас только ядерный потенциал ⁶). В 1990-е годы Запад пытался в экономическом и военно-политическом отношениях подчинить Россию, окружить ее странами и военными базами НАТО и разграбить ее природные ресурсы ⁷. Поэтому после окончания холодной войны безопасность России не росла, а снижалась. Когда начиная со второй половины 2000-х и еще более решительно после 2012 года российское государство под руководством Путина стало бороться за свой суверенитет и статус глобальной державы, восстанавливать оборону, возрождать традиционные ценности и собирать «русский мир», США и их союзники возродили политику холодной войны. Они встали на курс изоляции и сдерживания России, стали разрушать ее экономику санкциями и пытаются девальвировать ее ядерный потенциал за счет развертывания системы ПРО и высокоточных стратегических неядерных вооружений.

Западная версия заключается в том, что в 1990-е годы внутреннее развитие и отношения России с США и их союзниками шли по верному пути ⁸. Но в начале 2000-х посткоммунистическая номенклатура решила навечно закрепить свои власть и богатство путем свертывания демократии, взамен предоставляя населению растущие блага от высоких цен на экспортируемые нефть и газ. Тем самым экспортно-сырьевой характер экономики и авторитарная политическая система были «зацементированы». Когда после 2012 года начался экономический кризис, а высокие цены на углеводороды упали, правящий класс стал на путь консолидации авторитаризма, вражды с демократическим Западом, гонки вооружений и территориальных захватов ⁹.

Видимо, Трамп не ведал этой истории и собирался строить отношения с Москвой «с чистого листа». Однако и Путин, и вся российская и американская политические элиты были свидетелями и прямыми участниками событий последнего двадцатилетия. Поэтому отмеченные различия в интерпретации недавнего прошлого будут серьезно отягощать перспективы отношений России и США.

Претензии России

Придя в Кремль в 2000 году, Путин стремился укрепить власть внутри страны за счет всемерной консолидации государственных структур и расширения их контроля над обществом. Во внешней политике он пытался строить сотрудничество с Западом на более равноправных условиях, причем для этого сделал ряд важных шагов, которые были невозможны при Ельцине. В 2000-м Путин добился ратификации Договора СНВ-2, который на протяжении предыдущих семи лет был заблокирован в Госдуме, и Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ), а в 2004-м — Адаптированного договора по обычным вооруженным силам в Европе (АДОВСЕ). Несмотря на выход США из Договора по ПРО в 2002 году, Россия пошла на заключение нового договора с США о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП) ¹⁰. Кроме того, была подписана Декларация о новых стратегических отношениях, которая предусматривала сотрудничество в развитии систем ПРО. После террористических актов в США 11 сентября 2001 года президент России, вопреки настрою большей части политической элиты, оказал полную и безоговорочную поддержку военной операции в Афганистане, а позднее предоставил странам НАТО «афганский транзит». В 2001 году он заявил по поводу расширения НАТО на восток: «Конечно, мы пересмотрели бы нашу позицию в отношении процесса такого расширения, если бы мы были вовлечены в такой процесс» ¹¹. На Петербургском саммите Россия — ЕС в мае 2003 года Путин безоговорочно провозгласил императив «европейского выбора» России.

В ответ на эти шаги Россия получила выход США (2002–2004) из Договора по ПРО и начало ее одностороннего строительства в Польше и Чехии, войну в Ираке и ликвидацию там крупных российских нефтяных концессий, новый шаг в расширении НАТО на восток с включением в альянс семи государств, в том числе трех постсоветских стран Балтии, поощрение «цветных» революций в Грузии и на Украине и активное втягивание этих стран в Североатлантический альянс. Речь Путина в Мюнхене в 2007 году стала сигналом Западу о том, что Россия больше не намерена играть по старым правилам и не будет следовать в фарватере курса США. Однако потребовался вооруженный конфликт в Грузии в августе 2008-го, чтобы на Западе поняли, что Россия действительно намерена остановить расширение НАТО на восток.

Четыре года президентства Дмитрия Медведева стали короткой передышкой («перезагрузкой») в процессе растущего противостояния России и США (новый Договор СНВ, отмена поставки зенитно-ракетной системы С-300 Ирану, совместная борьба с терроризмом и пиратством).

Придя третий раз в Кремль в 2012 году, Путин принялся реализовывать новый курс в духе положений своей мюнхенской речи. Горькая ирония состоит в том, что президент Обама в 2008−2012 годах пытался изменить политику США предыдущих десятилетий, как будто откликаясь на упреки Путина в Мюнхене: утвердить в международной политике верховенство правовых норм, ведущую роль легитимных международных институтов (ООН и ОБСЕ), примат дипломатии и многосторонних подходов в разрешении конфликтов, вывод США из войн в Ираке и Афганистане, прекращение расширения НАТО на восток, радикальное ядерное разоружение. С точки зрения взаимодействия с Россией Обама был, пожалуй, лучшим лидером США после Франклина Рузвельта. Однако его коррективы запоздали: вернувшись к власти в 2012 году, Путин и его соратники были полны решимости радикально изменить модель внутреннего развития страны и отношений с Западом 1990-х годов и первых двух президентских сроков Путина (2000−2008). Мирные инициативы Обамы воспринимались в лучшем случае как проявления слабости, а в худшем — как очередной обман. Отношения России с Западом вступили в самый трудный период за последние четверть века и ныне изрядно напоминают времена холодной войны.

Тем не менее нужно подчеркнуть, что история не повторяется дважды «под копирку». Мир объективно и основательно изменился за тридцать последних лет, какие бы ностальгические чувства и заимствованные из прошлого идеи ни овладевали политиками. На смену биполярному миропорядку холодной войны — после провала попыток США утвердить однополюсный мир под своим руководством — идет полицентрическая, неравномерная и динамичная международная система. Даже нынешнее острое противостояние России и Запада, в отличие от времен холодной войны, не охватывает все стороны отношений оппонентов, к тому же в него не вовлекается остальной мир, занятый своими делами и конфликтами. Мировая экономика, в отличие от прошлого, стала единой и глобальной, а взаимные экономические санкции влекут обоюдный, хотя и неравный ущерб. Глобализация, информационная революция и беспрерывные инновации в сфере высоких технологий размывают суверенитет государств, мощно влияют на социально-экономические процессы, международную политику, военные балансы и безопасность.

Этнические и религиозные конфликты, распад государств и перекройка границ, массовая миграция, исламский экстремизм и международный терроризм, распространение оружия массового уничтожения представляют серьезную угрозу цивилизации. Для того чтобы ей противостоять, необходимо единство ведущих держав и союзов, укрепление институтов и норм глобальной и региональной безопасности, упрочение режимов ограничения и нераспространения вооружений. Тем более это относится к базисным глобальным проблемам, которые связаны с климатом, экологией, эпидемиями, демографией, дефицитом природных ресурсов и продовольствия — и чреваты политическими потрясениями.

Между тем резкое обострение военно-политических противоречий между некоторыми главными центрами силы, прежде всего Россией и США (НАТО) — а в перспективе, возможно, между КНР и США и их союзниками в Азии, — ныне возобладало над императивами сотрудничества. Это угрожает разрушить институты, режимы и нормы глобального управления (пусть и несовершенные); повлечь многостороннюю и многоканальную гонку вооружений; вызвать региональные и даже глобальные войны; обратить миропорядок в хаос экономического распада, произвола и насилия.

Отдельного замечания заслуживает кампания в США по продвижению идеи о тайном влиянии России на президентские выборы 2016 года. Поскольку речь не идет о кибервмешательстве в подсчет голосов, обвинения в адрес России за победу Трампа волей-неволей дискредитируют великую американскую демократию и политическую культуру. Никто не мог бы извне повлиять на результаты выборов, если бы в самих США не было предпосылок и запроса общества на таких политиков, как Трамп. Как отмечал российский политолог Дмитрий Тренин, «…сама мысль о том, что хакерские атаки, которые, в общем, происходят постоянно, могут подорвать самое святое, что есть в США — демократию, является революционной. Это свидетельство низкой уверенности в себе тех людей, которые продвигают эти тезисы. Это говорит и об их недоверии к американскому избирателю» ¹².

Возложение на Россию ответственности за итоги выборов 2016 года в чем-то созвучны периодической кампании некоторых каналов российского телевидения, обвиняющих США во враждебных происках, приведших к развалу СССР. К тому же Трамп в любом случае получил на 3 млн голосов меньше, чем Клинтон, а итог выборов определила специфика американской непрямой избирательной системы.

Что Москва ожидала?

Ни для кого не секрет, что в ходе избирательной кампании Кремль негласно отдавал предпочтение Трампу. Несомненно, его лицеприятные высказывания в адрес президента Путина сыграли немалую роль, поскольку российский лидер очень неравнодушно воспринимает все политические демарши извне и внутри России в адрес своей политики.

Но этим дело не ограничивается ¹³. Главная причина симпатий российской элиты к Трампу в том, что он строил свою линию как отрицание внешней политики президента Барака Обамы и кампании его преемницы Хиллари Клинтон. Начиная с 2014 года — в ответ на события на Украине и вокруг нее — эта политика ставила своей целью международную изоляцию России, разрушение ее экономики и подрыв власти президента Путина.

В более фундаментальном плане благожелательное отношение российского истеблишмента к Трампу объяснялось прежде всего его безразличием к правам человека, праву народов на самоопределение (в том числе постсоветских стран) и к поддержке демократической оппозиции в России, что в Кремле однозначно воспринимается как инспирирование «цветных» революций. В ходе избирательной кампании заявления Трампа по Украине не отличались четкой позицией, а по Крыму были вполне созвучны позиции Москвы. Для российского руководства такая позиция Трампа являлась принципиальной. В Стратегии национальной безопасности Российской Федерации от 31 декабря 2015 года ¹⁴ «цветные» революции поставлены в разряд приоритетных угроз национальной безопасности России.

Далее как Трампа, так и Путина, хотя и по разным причинам, не устраивает сложившийся мировой порядок. Трамп выступает против глобализации, укрепления роли международных организаций, расширения взаимозависимости и открытости международных отношений. В российской политической элите отношение к глобализации тоже весьма негативное, поскольку этот процесс шел под эгидой Запада, тогда как экономическая и технологическая роль и в нем России была весьма скромной и односторонне зависимой. В Москве отдают предпочтение двусторонним отношениям и полагают, что прагматические интересы станут более удобной основой для договоренностей с США, чем американский курс на глобальное лидерство и ответственность за все всегда и везде.

У нового американского президента есть укоренившееся представление о том, что союзники пользуются альтруизмом США и понуждают их к военным и экономическим жертвам ради безопасности альянсов, а сами заботятся только о своем экономическом процветании. Трамп называл НАТО «устаревшей организацией» и грозил, что если союзники не начнут платить, то должны покинуть альянс: «И если НАТО распадется, то так тому и быть» ¹⁵. Между тем у Кремля имеются большие исторические претензии к НАТО по поводу расширения альянса на восток — к российским границам.

К тому же Трамп делал много критических заявлений в адрес Евросоюза, открыто поддержал Brexit и евроскептиков-популистов типа президента Венгрии Виктора Орбана, а с 2018 года начал торговую войну с европейскими партнерами. Россия имеет еще больше претензий к ЕС, который на протяжении многих лет конкурирует с ней за влияние на постсоветском пространстве. Поэтому Москва по умолчанию приветствует Brexit, поддерживала Марин Ле Пен во Франции и сочувствует националистическим и сепаратистским движениям в странах Европы.

Изначально недружественное отношение Трампа к Китаю и вероятный рост экономических и политических противоречий двух ведущих мировых центров силы едва ли беспокоили Россию. Огромная экономическая взаимозависимость Китая и США всегда тревожила Москву на фоне весьма скромных экономических связей России с обоими промышленно-финансовыми гигантами. Это расценивалось российской стороной как причина крайне сдержанной поддержки Москвы со стороны Пекина в отношении расширения НАТО и Евросоюза, а также конфликтов в Грузии, на Украине и в Сирии.

Наконец, администрация США, как и руководство России, весьма позитивно относится к ядерному оружию и скептически — к ядерному разоружению. Для России огромный ядерный арсенал — это опора статуса великой державы, несмотря на слабость экономики и ее неизбывно экспортно-сырьевой характер. В Концепции внешней политики России от 2016 года предотвращение ядерной войны, сокращение ядерного оружия и его нераспространение не упомянуты в разделе общих целей ¹⁶. Если администрация Обамы постоянно «докучала» России своими инициативами о сокращении стратегических вооружений и движении к безъядерному миру, то интерес Трампа и его окружения к данной теме практически невидим.

Приведенные предпосылки внешней политики Трампа давали Москве надежду на отказ Вашингтона от санкций и политики изоляции России, на равноправное и прагматическое сотрудничество двух держав по взаимно интересующим вопросам: инвестициям и импорту высоких технологий, освоению арктического шельфа, борьбе с исламизмом.

Что Россия получила?

В ноябре 2016 года российский парламент (Государственная дума, в которой не осталось ни одного либерала) стоя аплодировал новости о победе Трампа, а пресса и экспертное сообщество были охвачены эйфорией по поводу перспектив отношений с США. Ныне, спустя полтора года, это отношение сменилось на глубокий скепсис. На первый план вернулось привычное, хотя и никак не подтверждаемое историей, представление об извечной враждебности США к России. Правда, Трампа скорее считают жертвой антироссийской оппозиции внутри страны, нежели инициатором такой политики, и этим объясняется более сдержанная реакция Москвы, чем в отношении Обамы.

Тем не менее надежды российской политической элиты пока — хотя бы отчасти — оправдываются. Например, эксцентричность Трампа, его невежество в международных делах и косноязычие выгодно контрастируют со сдержанностью, опытностью и риторическим мастерством Путина (несмотря на его нередкие присказки в духе русского фольклора).

И все-таки эти бонусы имеют поверхностный характер. Ни в одном серьезном вопросе наладить сотрудничество двух держав пока не удалось (если не считать договоренность в июне 2017 года о четырех ограниченных зонах «деэскалации» в Сирии). Наоборот, ситуация заметно деградирует — будь то экономические санкции, обоюдное ущемление дипломатических представительств или взаимные обвинения в нарушении Договора по ракетам средней дальности.

Прежде всего это объясняется характером государственного строя США, базирующегося на системе сдержек и противовесов и накладывающего ограничения на президента даже в сфере внешней политики. Скандальные заявления Трампа в адрес союзников по НАТО были подвергнуты корректировке в ходе зарубежных визитов вице-президента Майкла Пенса, министра обороны Джеймса Мэттиса и бывшего госсекретаря Рекса Тиллерсона. В Сирии, Ираке, Афганистане администрация увеличила акцент на силовые средства политики. Постепенно возрождается жесткая позиция США по Украине.

Под нажимом массированной кампании против России в связи с ее предполагаемым вмешательством в президентские выборы США налаживание отношений с Москвой полтора года откладывалось. Внутренние и внешние ограничители едва ли позволят Трампу в полной мере реализовать свои выношенные в одноименной башне «революционные» идеи. Вполне вероятно, что они в итоге будут нивелированы под жестко-консервативный вариант традиционного курса республиканской элиты усилиями профессионалов в администрации (а именно, недавно назначенного советником по национальной безопасности Джона Болтона и госсекретаря Майка Помпео, напоминающих по взглядам команду президента Рональда Рейгана, пришедшую в 1980 году).

Кроме того, даже ослабление сплоченности Запада вовсе не обязательно укрепляет положение России. Позиции администрации США в отношении атомной сделки с Ираном и ракетно-ядерной программы Северной Кореи пугают американских союзников в Европе и на Дальнем Востоке, но не сулят никаких выигрышей Москве. Встреча Трампа с Ким Чен Ыном в Сингапуре в марте 2018 года принесла некоторое облегчение после кризиса, спровоцированного незадолго до того Вашингтоном, но перспективы решения вопросов с ракетно-ядерной программой КНДР остаются крайне неопределенными.

Из-за личных качеств и политических решений Трампа произошло явное отчуждение от США ведущих стран НАТО, Евросоюза и союзников на Дальнем Востоке. Администрация Барака Обамы с 2013 года упорно работала над созданием зон свободной торговли и инвестиций с Евросоюзом и странами Тихоокеанского региона. Новый же президент сразу отказался от этих соглашений, как и от Парижской конвенции по климату, США покинули ЮНЕСКО и Совет ООН по правам человека, вышли из соглашения по иранской ядерной программе. Однако Россия не смогла извлечь выгоду из этих трений, ее отношения с союзниками и партнерами США не улучшились. Экономические санкции Евросоюза продлеваются, военное присутствие и активность НАТО в приграничных с Россией зонах нарастают, системы ПРО на суше и на море в Румынии, Польше, Японии и Южной Корее развертываются вопреки протестам Москвы.

Правда, Россия пытается расширить торгово-экономический оборот с Китаем и наращивает с ним военное сотрудничество. При этом Россия постепенно попадает во все большую экономическую, технологическую, а потенциально и военную зависимость от КНР, что, по идее, должно вызывать у Москвы гораздо большее беспокойство, чем у Вашингтона.

Почему надежды России чаще всего не сбываются?

В многополярном мире действуют намного более сложные правила, чем в прошлом биполярном миропорядке, и далеко не всегда проигрыш одной стороны равнозначен выигрышу другой. Например, Brexit ни в коей мере не улучшил положение России в ее отношениях с Евросоюзом, хотя и создал для последнего огромные проблемы. То же можно сказать о противоречиях ЕС с Польшей, сепаратизме в Испании, Италии, Бельгии, Великобритании, трениях между США и Мексикой, а также между США и многими мусульманскими государствами, в том числе после переезда американского посольства в Иерусалим в 2018 г.

Другая причина в том, что при росте силового фактора в международных делах экономика остается на первом месте как фундамент политических отношений государств и в долгосрочном плане — их военных потенциалов. В этом смысле Россия, с ее менее чем 2% мирового ВВП и экспортно-сырьевой экономикой, имеет изначально проигрышные позиции. Восстановление глобального статуса России с первой половины 2000-х годов нужно было начинать с глубоких преобразований ее экономики, перехода с экспортно-сырьевой на высокотехнологичную инновационную модель. Именно этим путем пошел Китай с начала 1980-х годов и за 30 лет из аграрной страны превратился в индустриального колосса, стал общепризнанной второй глобальной державой мира, которая на равных соревнуется и сотрудничает с США. У России 15 лет назад для такого рывка было гораздо больше возможностей и ресурсов, хотя китайская модель ей, конечно, не подходила. Однако Москва этим шансом не воспользовалась, за исключением разве что большой программы возрождения военной мощи.

Усилия США и их союзников реанимировать стратегию сдерживания и изоляции России не приносят искомых результатов. Кремль пользуется поддержкой большинства народа, готового к жертвам ради возрождения державного величия. В полицентричном мире много государств и движений, выступающих против доминирования Запада и стремящихся к политическому взаимодействию с Москвой. За рубежом нуждаются в российских природных ресурсах, оружии, атомных технологиях.

Тем не менее положение России нельзя назвать благоприятным, несмотря на официальный оптимизм. В условиях полицентричного мира она оказалась на западе в конфронтации с самыми мощными экономическими и военными союзами мира (НАТО, Евросоюз), на юге имеет нестабильное соседство, а на востоке — неравноправное партнерство с Китаем. К тому же, ее военный потенциал опирается на сравнительно скромный ВВП, который зависит от мировых цен на энергоресурсы. Положение России становится относительно более уязвимым в условиях взаимных экономических санкций, трансграничных конфликтов на сопряженных территориях, экспансии религиозного радикализма и терроризма, распада системы ограничения и нераспространения вооружений, развития новейших военных технологий.

Наконец, разочаровывающие итоги полутора лет президентства Трампа для Москвы связаны с тем, что Путин и его окружение ожидали смены курса и уступок от США в одностороннем порядке, имея уверенность в правильности своей политики после 2012 года. Однако значимых американских уступок не последовало и в обозримой перспективе не будет. С учетом политического хаоса в США и паралича администрации шансы на позитивные перемены в отношениях двух стран теперь больше зависят не от американского, а от российского руководства — от его желания и способности выдвигать содержательные новые инициативы.

При этом нужно сознавать, что в сложившихся политических условиях фундаментальное улучшение отношений между Западом и Россией, на которое надеялись после окончания холодной войны, придется отложить надолго. В ближней перспективе необходимо остановить дальнейшую эскалацию противостояния, предотвратить прямой вооруженный конфликт на Украине и в Сирии, ограничить начинающийся новый опасный цикл гонки вооружений.

Что делать?

Одной из таких российских инициатив потенциально может стать идея, выдвинутая Путиным в сентябре 2017 года на саммите БРИКС в Китае, о миротворческой операции ООН на Украине. Как известно, процесс «Минск-2» вот уже более трех лет буксует по всем пунктам, кроме прекращения огня. Хотя и это условие регулярно нарушается, в чем стороны всегда обвиняют друг друга. Упомянутая Путиным идея размещения военного контингента ООН на линии разграничения в Донбассе могла бы стать началом распутывания клубка противоречий, завязавшегося в последние годы.

Однако для этого нужна полномасштабная миротворческая операция по мандату Совбеза ООН, предпочтительно с привлечением воинских контингентов стран ОБСЕ, оснащенных бронетехникой, артиллерией, вертолетами и беспилотниками. Только на основе такой операции можно установить в Донбассе прочный мир, а затем постепенно выполнить все пункты минских договоренностей. В более отдаленном будущем это откроет возможность решать более широкий круг проблем между Россией и Украиной, равно как и в отношениях России с Западом в европейских делах.

В Сирии ситуация, как в капле воды, отражает противоречивость современной мировой политики. С одной стороны, Россия и США в Сирии вроде бы союзники, поскольку у них есть общие враги — ИГИЛ (запрещено в РФ) и «Ан-Нусра». С другой стороны, две державы там противники: Россия оказывает военную поддержку режиму Асада (совместно с Ираном и «Хезболлой»), а США и их коалиция помогают вооруженной оппозиции в лице «Сирийских демократических сил» (СДС). Турция — ключевой член НАТО — является, несмотря на частые политические зигзаги, противником режима Асада и Ирана. Но при этом у Анкары острые противоречия с Евросоюзом и США (НАТО), и потому она активно заигрывает с Москвой. Россия ведет в Турцию газопровод, продает ей новейшую зенитную систему С-400 и строит там атомные реакторы. Положение выглядит еще более запутанным, если дополнить картину Саудовской Аравией и ее партнерами, враждебными Ирану; Ираком, дружественным США и Ирану, но враждебным курдам; Израилем, для которого наибольшая угроза — «Хезболла» и Иран; курдами, которых Турция считает главным врагом, хотя их поддерживают США. В связи с тем, что США и Россия выбирают союзников, которые находятся в конфронтации между собой, угроза прямого военного столкновения между двумя странами растет по мере того, как общие враги США и России сдают свои позиции, Бой вблизи Дейр-эз-Зора в феврале 2018 года и паника по поводу ракетного удара США по сирийским химическим объектам в апреле 2018 года должны восприниматься как самое серьезное предупреждение об опасности, которую следует избегать любой ценой.

После страшной гражданской войны с широким внешним вмешательством национальное единство и мир в Сирии стали в лучшем случае делом далекой перспективы. Похоже, что в ближайшее время единственное реалистическое решение — поддержание стабильности в Сирии на основе согласованной модели зон деэскалации под контролем режима Асада (под патронажем России и Ирана), группировок СДС (под прикрытием США, Саудовской Аравии и Турции) и курдов (под защитой США). Все три группировки должны совместными усилиями добить ИГИЛ и «Ан-Нусру», а после этого контролировать режим Асада, Иран, Турцию и саудовскую коалицию, чтобы пресечь их посягательства на расширение своих зон в Сирии.

Предложенные решения украинской и сирийской проблем потребуют длительного времени. Но есть еще одна большая тема, по которой у России и США нет никакого дипломатического взаимодействия. Речь идет о контроле над ядерным оружием, которому обе державы не уделяют практического внимания, если не считать завершения в начале 2018 году сокращения стратегических вооружений по Договору СНВ от 2010 г. Между тем положение дел подспудно приобретает кризисный характер и требует срочных спасательных мер. В отличие от проблем Украины и Сирии, такие меры могут быть согласованы быстро и послужить триггером для сотрудничества по прочим вопросам.

Трансформация сдерживания

Бессвязные сентенции Трампа на тему ядерного оружия в течение 2017 года не позволяют составить полную картину его взглядов на предмет. В одном интервью он говорил: «Давайте посмотрим, можем ли мы заключить хорошую сделку с русскими… Кстати, я считаю, что ядерные вооружения нужно уменьшить и сократить очень существенно» ¹⁷. В другом эпизоде он заявил: «Пусть будет гонка вооружений… Мы обгоним их на любом направлении и выдержим дольше, чем все они» ¹⁸. Несомненно, однако, что Трамп является сторонником широкой модернизации ядерных сил США и обещал это избирателям, Пентагону и военной промышленности. Обзор ядерной политики, опубликованный в феврале 2018 года, предусматривает широкую модернизацию ядерной триады США и ряд дополнительных ядерных программ (таких как маломощные ядерные боеголовки для некоторых ракет «Trident-2» и новая крылатая ракета морского базирования). Эти инициативы угрожают еще больше понизить «ядерный порог» применения такого оружия в кризисной ситуации.

Президент Путин, как правило, высказывает на эту тему более последовательные соображения. На Валдайском форуме в октябре 2016 года он заявил: «Ядерное оружие является фактором сдерживания и фактором обеспечения мира и безопасности во всем мире», и его нельзя «рассматривать как фактор какой бы то ни было потенциальной агрессии» ¹⁹. Это вполне соответствует курсу Путина, принятому с 2012 года, когда в своей программной статье он подчеркивал: «Мы ни при каких условиях не откажемся от потенциала стратегического сдерживания и будем его укреплять. Именно он помог нам сохранить государственный суверенитет в сложнейший период 90-х годов» ²⁰. После третьего президентского срока Путина этот курс набирает новые обороты. Согласно его заявлению от 1 марта 2018 года, в ответ на развертывание противоракетной обороны США, Россия разрабатывает целый пакет наступательных систем, чтобы это нивелировать (и, возможно, справиться с любой расширенной версией противоракетной системы, которая еще не введена администрацией Трампа). Помимо тяжелой межконтинентальной баллистической ракеты СС-28 (МБР) «Авангард» / «Сармат», к другим видам такого оружия относится межконтинентальная ядерная крылатая ракета («Буревестник»); дальний атомный супер-торпеда с ядерной боеголовкой («Посейдон») и гиперзвуковая ракета средней дальности воздушного базирования («Кинжал»). Пока не ясно, как все эти новшества повлияют на перспективы контроля над вооружениями

Роль ядерного сдерживания в обеспечении мира и безопасности весьма противоречива. Дело в том, что все государства, имеющие ядерное оружие, допускают применение этого оружия первыми в своих официальных военных доктринах или по умолчанию. До недавнего времени КНР и Индия были единственными двумя странами, принявшими обязательство о неприменении ядерного оружия первыми, но и там этот принцип сейчас пересматривается ²¹. Великобритания и Франция, Пакистан, Израиль открыто или по умолчанию допускают применение ядерного оружия первыми ²². У Северной Кореи вместо доктрины звучит агрессивная пропаганда, но, в свете малочисленности и уязвимости ее ядерных средств, в военном конфликте с США первый удар — единственный способ для КНДР применить ядерное оружие (и после этого погибнуть).

Тем более сказанное выше относится к двум ведущим ядерным державам. Российская официальная Военная доктрина недвусмысленно предусматривает не только ответный ядерный удар (в качестве реакции на нападение на РФ и ее союзников с использованием ядерного и других видов оружия массового уничтожения — ОМУ), но также и первый ядерный удар: «…В случае агрессии против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства» ²³.

В военной политике США тоже всегда допускалась возможность использования ядерного оружия первыми, как гласит американская ядерная доктрина от 2010 года, «для узкого набора сценариев» ²⁴. Обеспечивая гарантии безопасности союзникам в Европе и Азии, США имеют варианты ядерного ответа на нападение на них с использованием обычного оружия или других видов ОМУ и потому «…не готовы в настоящее время принять безоговорочную политику сдерживания ядерного нападения как единственного предназначения ядерного оружия…» ²⁵. В Обзоре ядерной доктрины Трампа 2018 года в значительной степени расширены возможности ограничения ущерба, которые подразумевают первичное использование ядерного оружия или превентивный удар, указывая, что «Если сдерживание не принесет желаемых результатов, Соединенные Штаты постараются положить конец любому конфликту с минимально возможными потерями и на максимально выгодных условиях для США, наших союзников и партнеров. Ядерная политика США на протяжении десятилетий последовательно включает цель ограничения ущерба в случае неудачи сдерживания... Для решения этих проблем и сохранения стабильного сдерживания Соединенные Штаты повысят гибкость и расширят диапазон своих индивидуальных вариантов сдерживания».

Таким образом, Россия, США и другие государства, обладающие ядерным оружием, готовы применить ядерное оружие первыми в ответ на агрессию с использованием других видов ОМУ или обычных вооружений. Однако исторически во многих войнах, особенно после 1945 года, каждая сторона считала, что, даже ведя наступательные операции, она обороняется, отражая реальную или неминуемо грозящую агрессию. Это влекло за собой или могло повлечь эскалацию конфликта. Карибский ракетный кризис октября 1962-го наглядно продемонстрировал: ядерная война возможна из-за потери контроля над событиями, а не в результате спланированной агрессии.

В последнее время такие угрозы эскалации кризиса усиливаются в Сирии, Черноморском и Балтийском регионах, а также в Арктике в связи с наращиванием сил России и НАТО и активизацией их деятельности в непосредственной близости друг от друга.

Нынешняя конфронтация России и НАТО в Европе, многосторонний характер кризисов на Ближнем Востоке в сочетании с развитием новейших ядерных и обычных высокоточных вооружений и изощренных информационно-управляющих систем — все это порождает угрозу быстрой непреднамеренной эскалации обычного (даже локального) конфликта между великими державами до ядерной войны. Эта угроза усугубляется «новаторскими» концепциями применения ядерного оружия в стратегиях ведущих государств.

После окончания холодной войны тактические ядерные средства США и России в Европе были многократно сокращены, а апокалипсические сценарии были на четверть века забыты. Но кризис вокруг Украины и наращивание вооруженных сил по обе стороны новых границ между Россией и НАТО вернули прежние страхи в европейскую политику. Масштабные военные учения сторон стали регулярно проводиться с имитацией применения тактических ядерных средств ²⁶. Оружие такого класса в количестве нескольких сотен единиц все еще размещено вместе с силами общего назначения на передовых базах России и в американских хранилищах на территории стран НАТО.

Ядерный «фактор сдерживания» реализуется исключительно в рамках системы и процесса контроля над вооружениями и их нераспространения — и никак иначе. До начала практического контроля над вооружениями (ведя отсчет с Договора 1963 года о частичном запрещении ядерных испытаний) мир неоднократно приближался к грани ядерной войны. Характерно, что упомянутый выше самый опасный эпизод — Карибский кризис, помимо противоречий СССР и США из-за Кубы, был главным образом вызван именно динамикой ядерного сдерживания: попыткой Никиты Хрущева замедлить быстро растущее ракетное отставание от США за счет переброски ракет средней дальности на Кубу.

После договора 1963-го в течение последующего полувека была создана обширная система ограничения и нераспространения ядерного оружия. Соглашения об ограничении и сокращении ядерного оружия стабилизировали военный баланс на пониженных уровнях и сыграли решающую роль в спасении мира от глобальной войны. Точно так же четко прослеживается взаимосвязь успехов и провалов диалога великих держав по ядерному разоружению и, соответственно, прогресса или регресса режима нераспространения ядерного оружия ²⁷.

Даже если исходить из того, что сдерживание, наряду с соглашениями великих держав, явилось одним из факторов спасения мира от ядерной войны в прошлом, вовсе не очевидно, что так будет продолжаться в будущем. Отношения стабильного стратегического паритета сложились исключительно между СССР — Россией и США, хотя и здесь сейчас нарастают возмущающие факторы. Но нет никаких оснований рассчитывать на тот же эффект в отношениях других ядерных государств, например Индии и Пакистана. Тем более это относится к Северной Корее и возможным будущим обладателям ядерного оружия, если продолжится его распространение — а это неизбежно в случае провала переговоров по дальнейшему сокращению ядерных арсеналов.

А через новые ядерные государства это оружие или оружейные материалы и экспертиза рано или поздно неизбежно попадут в руки террористов, что положит катастрофический конец роли ядерного оружия как «фактора обеспечения мира и безопасности». Ядерное сдерживание, согласно вечным законам гегелевской диалектики, «убьет» само себя. Тем более что в настоящее время разворачивается беспрецедентный кризис системы контроля над ядерным оружием.

Распад контроля

Традиционный контроль над ядерным оружием зиждился на ярко выраженной биполярности миропорядка, примерном равновесии сил сторон и согласовании классов и типов оружия в качестве предмета переговоров. Ныне миропорядок стал многополярным, равновесие асимметричным, а новые системы оружия размывают прежние разграничения. Контроль над вооружениями и предотвращение ядерной войны необходимо своевременно адаптировать к меняющимся условиям. Но надстраивать здание нужно на твердом и испытанном фундаменте, это элементарное правило любой реконструкции. Разрушить же существующую систему контроля над вооружениями проще простого, для этого даже не надо ничего делать — без постоянных усилий по ее укреплению она сама разрушается под давлением политических конфликтов и военно-технического развития.

Наиболее слабым звеном в системе контроля над ядерным оружием является Договор о ликвидации ракет средней и малой дальности (РСМД) между СССР и США от 1987 года. Стороны уже несколько лет обвиняют друг друга в нарушении договора, и после смены администрации США он может быть денонсирован в ближайшем будущем. В России к этому соглашению присутствует скептическое отношение, что регулярно проявляется в высказываниях государственных руководителей ²⁸. Настораживает, что в новой Концепции внешней политики от 2016 года он даже не упомянут в числе договоров, которым привержена Москва ²⁹.

Вопреки критике договора, при современном геополитическом положении России он намного важнее для ее безопасности, чем 30 лет назад. В случае его краха и в ответ на развертывание ныне запрещенных российских систем оружия возобновится размещение ракет средней дальности США, причем не в Западной Европе, как раньше, а на передовых рубежах — в Польше, Балтии, Румынии, откуда они смогут простреливать российскую территорию за Урал. Это заставит Москву с огромными затратами повышать живучесть ядерных сил и их информационно-управляющей системы.

Кризис контроля над ядерным оружием проявляется и в том, что вот уже семь лет не ведутся переговоры России и США по следующему договору СНВ. Это самая затянувшаяся пауза за 49 лет таких переговоров. В 2021-м истечет срок текущего Договора СНВ, и в контроле над стратегическими вооружениями возникнет вакуум. Времени для заключения нового договора, в свете глубины разногласий сторон по системам ПРО и высокоточным неядерным вооружениям, остается все меньше.

Именно с середины 2020 годов США приступят к широкой программе обновления своего стратегического ядерного арсенала (стоимостью более 1 трлн долларов), а также, вероятно, расширят программу ПРО, на что Россия будет вынуждена отвечать. В отличие от периода холодной войны, эта ракетно-ядерная гонка будет дополнена соперничеством по наступательным и оборонительным стратегическим вооружениям в неядерном оснащении, а также развитием космического оружия и средств кибервойны. Новейшие системы оружия особенно опасны тем, что они размывают прежние технические и оперативные разграничения между ядерными и обычными, наступательными и оборонительными, региональными и глобальными вооружениями.

К тому же гонка вооружений станет многосторонней, вовлекая помимо США и России также Китай, страны НАТО, Индию и Пакистан, Иран, Северную и Южную Корею, Японию и другие государства. Конференция по рассмотрению Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) в 2015 году закончилась провалом. Односторонний выход США из многосторонней сделки по ограничению иранской ядерной программы в мае 2018 года может привести к очередному провалу Конференции по рассмотрению ДНЯО в 2020 году и окончательно добить этот основополагающий договор.

С чего начать?

В нынешних условиях Россия должна взять на себя инициативу по обеспечению сохранения и совершенствования механизмов контроля над ядерными вооружениями.

Трезвый анализ ситуации показывает, что Россия должна быть заинтересована в сохранении и укреплении системы ограничения и нераспространения ядерных и сопряженных с ними обычных вооружений. Помимо ответственности России как великой державы и одной из двух ядерных сверхдержав, побудительным мотивом для нее должны быть и другие, вполне прагматические соображения. Во-первых, потому, что в интересах России понизить стратегические «потолки», загнать под них программу обновления ядерной триады США и новейшие гиперзвуковые средства, вернуться к вопросу согласования параметров и мер доверия применительно к системам ПРО. Тем более что Россия строит такую систему в рамках большой программы Воздушно-космической обороны (ВКО), и жесткие ограничения типа нового договора по ПРО ей самой больше не подходят.

Другой мотив в том, что, как отмечалось выше, Россия находится в куда более уязвимом геостратегическом положении, чем США и страны НАТО, не имеет союзных ядерных держав. Продуманные и энергичные меры контроля над вооружениями способны устранить многие опасности, которые нельзя снять на пути гонки вооружений. И наконец, последнее: новое военное соперничество потребует колоссальных затрат, тогда как российская экономика сегодня явно не на подъеме (в 2017 году началось сокращение российского военного бюджета). Ограничение стратегических сил и другие меры позволят сэкономить изрядные средства и обратить их на другие нужды страны.

Тот факт, что от США впредь не следует ждать новых предложений или готовности с энтузиазмом принять российские инициативы, должен рассматриваться как дополнительный аргумент в пользу активизации политики России. Если с ее стороны поступят серьезные предложения, Вашингтон не сможет просто так от них отмахнуться. Более того, с учетом трудностей в отношениях двух ядерных сверхдержав на других направлениях (Украина, Сирия, Иран, Северная Корея) указанная сфера способна стать стимулом для возобновления их взаимодействия по иным проблемам. К тому же Трамп сможет поставить себе в заслугу достижение успеха там, где прежнего президента постигла неудача. В истории были такие прецеденты: Никсон и Джонсон, Рейган и Картер.

Первоочередной задачей ³⁰ является спасение Договора РСМД. Вместо бесплодного обмена обвинениями сторонам следует совместно выработать дополнительные меры проверки, чтобы устранить взаимные подозрения. Разумеется, это возможно, только если Россия признает ключевое значение договора в обеспечении собственной безопасности. Между тем, для сохранения ДНЯО, всеми участниками Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД), помимо несогласных Соединенных Штатов, должны быть приложены усилия по его спасению. Необходимо активно применять дипломатические меры для расширения масштабов и продления срока СВПД, возвращения Вашингтона. Кроме того, Россия, США и другие страны должны возобновить сотрудничество в области безопасности и сохранности ядерных объектов и материалов. Затем нужно заключить следующий договор СНВ на период после 2021 года и на этой основе согласовать меры доверия в области систем ПРО и ограничить новые гиперзвуковые стратегические вооружения.

Смена администрации в результате выборов 2016 года в США внесла беспрецедентный элемент неопределенности в российско-американские отношения и всю мировую политику. В то же время это дает шанс прекратить эскалацию военно-политического противостояния между Россией и Западом, остановить нарастание хаоса в международных отношениях. Будет ли этот шанс использован, покажет не только будущий курс Трампа. Не в меньшей мере это зависит от способности Москвы адаптироваться к меняющейся ситуации и выйти с конкретными инициативами, чтобы направить это движение в конструктивное русло.

Наше поколение помнит, что прекращение прошлой холодной войны потребовало огромных усилий и десятилетий упорного труда многих людей в разных странах. Они не всегда симпатизировали друг другу и зачастую имели давние взаимные обиды и претензии. Но они правильно понимали приоритеты международной безопасности и катастрофическую цену неудачи в политике ее укрепления. Сейчас настало время всерьез приниматься за такую работу, пока новая холодная война и гонка вооружений не набрали разгон на десятилетия вперед.