Это не стандартный финансово-экономический кризис, как, скажем, был азиатский кризис 1997-1998 годов и не Великая депрессия 2008-2009 годов. Кризис 2020-2021 годов – это так называемый экстернальный кризис, связанный с внешним для хозяйственной деятельности событием, в данном случае – с пандемией. В мире инфицированы уже почти 4,5 миллиона человек и треть миллиона скончались, и это, конечно, страшные цифры для мирного времени. Они отражают достигнутый уровень глобализации. Скажем, в XIVвеке чума добиралась из Китая по морскому и Шёлковому пути через Византию до Европы за 17 лет. Сегодня это, как вы видите, дни и недели.
Это не стандартный финансово-экономический кризис, как, скажем, был азиатский кризис 1997-1998 годов и не Великая депрессия 2008-2009 годов. Кризис 2020-2021 годов – это так называемый экстернальный кризис, связанный с внешним для хозяйственной деятельности событием, в данном случае – с пандемией. В мире инфицированы уже почти 4,5 миллиона человек и треть миллиона скончались, и это, конечно, страшные цифры для мирного времени. Они отражают достигнутый уровень глобализации. Скажем, в XIVвеке чума добиралась из Китая по морскому и Шёлковому пути через Византию до Европы за 17 лет. Сегодня это, как вы видите, дни и недели.
Если мы говорим о будущем мире, то, наверное, не стоит ожидать сверхдраматических изменений. Их не произошло даже после «испанки» в 1918-1920 годах прошлого века. Но даже в этих условиях глубокой неопределённости можно прогнозировать, что пандемия ускорит уже наметившиеся структурные и институциональные изменения и в обществе, и в экономике, и в глобальном управлении, и в политике. В цифровых технологиях совершается прорыв, который в мирное время произошел бы не раньше конца 2020-х годов. IT, сектор телекоммуникаций, онлайн-сервисы, производство и продажа цифрового контента, гик-экономика, то есть работа через цифровые платформы по контракту, получили большое ускорение. Ускорились методы удалённой работы. И, конечно, к такому виду деятельности высококвалифицированные работники в сферах деловых услуг, образования, корпоративного управления лучше адаптированы, чем люди низких квалификаций – продавцы, водители, строители.
В Соединённых Штатах примерно 29% рабочей силы может работать удаленно, и предварительные оценки показывают, что работа из дома на треть эффективнее и в два раза дешевле для работодателя. Очевидно, что этот тренд ускорится, но одновременно он будет нести с собой и поляризацию доходов, и неравенство, и к этому надо относиться с открытыми глазами.
Очевидно, что в госуправлении происходит тренд на ренационализацию государств, и реальные проблемы требуют реальных и быстрых ответов, а не разговоров об общих ценностях. Необходимо адаптивное управление, управление на опережение, причём на всех уровнях: на федеральном, на региональном и муниципальном. И это же справедливо и для корпоративного сектора, и для малого и среднего бизнеса. Инерция, боязнь изменений хозяйственной среды, отсутствие системного видения приводят к поздней оценке рисков и отсутствию возможностей их купирования.
Сегодня очевидно обращение политических лидеров во всех странах к научной экспертизе. На мой взгляд, в фундаментальных исследователях окончательно приоритетными станут биология, медицина, генная инженерия, вирусология.
Если говорить про инновации, то здесь завершится переход к так называемым нелинейным инновационным моделям, и мы сегодня это видим по тем усилиям, которые предпринимаются в разработке антивирусной вакцины.
Если говорить в целом о парадигме общественного развития, то я бы назвал его ответственным развитием, и его большое отличие от устойчивого развития, от общества потребления, от индустриального роста – в приоритете нематериального производства и потребления с опорой, конечно, на нематериальные стимулы. Источниками этого ответственного развития всё чаще становятся неограниченные и возобновляемые ресурсы, прежде всего ресурсы интеллектуальные, творческие и, конечно, альтернативные природные ресурсы. Эта парадигма ответственного развития открывает новые пространства для экономических знаний, экономики впечатлений, солидарной экономики и экономии на масштабах.
Несколько слов об антикризисных стратегиях. Майский индикатор суверенной финансовой устойчивости для группы стран с развивающимися рынками показывает, что Россия по финансовой устойчивости занимает первое место. К нам близки по этим показателям Казахстан, Израиль и Польша. ЮАР, Украина и Турция занимают последние места. В банковском секторе, где сосредоточена сегодня значительная ликвидность, о дефиците говорить пока не приходится. Также не приходится говорить о банковской панике, и это результат проведённой санации банковской системы и аккумулирования ресурсов в Фонде национального благосостояния и в золотовалютных резервах.
Конечно, основные риски российской экономики связаны с низким уровнем мирового спроса на нефть. Хотя после вступления в силу с 1 мая соглашения ОПЕК+ цена Uralsвыросла в три раза от минимального падения апреля, но уровень 30 долларов за баррель, конечно, не является для России комфортными.
Похоже, что апрель был самым тяжёлым месяцем кризиса. В этом месяце поступления в бюджетную систему от налога на добычу природных ресурсов уменьшились практически в два раза, налог на прибыль упал на 40%. Но вот опережающие индикаторы на апрель по отношению к апрелю прошлого года говорят о том, что потребление электроэнергии сократилось на 5,5%, железнодорожные перевозки – на 4%. И, конечно, эти индикаторы (экономисты это знают) всегда служат ориентирами для оценки падения ВВП, и, видимо, падение будет в районе 5,5-6%. То есть эпицентр кризиса у нас в реальном секторе экономики. Три уже анонсированных пакета поддержки социальной сферы и экономики, на мой взгляд, сегодня можно оценить где-то в 4-4,1% ВВП, и они не критичны для устойчивости финансового сектора.
То смягчение карантинных мер, которое началось в мае, а также достаточно достоверный прогноз о том, что у нас в этом году будет рекордный урожай зерновых, дают основания для крайне осторожного оптимизма. Но оговорюсь, что я сейчас оперирую экономическими категориями. Если осенью нас накроет вторая волна эпидемии, оценки придется пересмотреть. И именно этим объясняется такая среднесрочная таргетированная, эшелонированная антикризисная политика правительства, которая учитывает не только текущие, но и перспективные риски. На очереди очередной пакет мер. Он будет касаться в основном секторов реальной экономики. Я ожидаю достаточно решительных мер по поддержке цифровой экономики и экономики связи. По крайней мере, предложения ИМЭМО, которые мы направили в правительство две недели тому назад, содержат весьма прорывные идеи.
Я согласен с Абелом Гезевичем (прим. ред.– академик Абел Аганбегян), который говорил, что сверхзадача антикризисного управления – это получить на выходе более эффективную экономику, более совершенные институты, чем на входе, и это, то о чём всегда говорил Евгений Примаков, в правительстве которого я работал. Но очевидно, что диаметрально противоположной стратегии придерживается администрация США. Там очевидно стремление решить проблему одним мощным финансовым ударом, и это результат двух обстоятельств.
Во-первых, США с их колоссальным бюджетом на здравоохранение (это 17% ВВП; скажем, в Италии это всего 9%), оказались совершенно беспомощны перед первой волной вируса. Количество погибших в Соединённых Штатах превзошло число потерь во время вьетнамской, афганской и иракской войн вместе взятых. Во-вторых, отступать администрации некуда, 3 ноября – выборы.
Мы видим финансовую политику военного времени. Госдолг приближается к концу 2020 года к 107% ВВП. В последний раз такой уровень госдолга в Штатах был в 1946 году, это было 106%. Одновременно включены все три не конвенциональных инструмента – это нулевая ставка, количественное смягчение и вертолетные деньги. Решение краткосрочных и отчасти популистских задач повлечет за собой клубок проблем, который может усугубить ситуацию глубокого спада при возможной второй волне эпидемии. Сегодня я думаю, что избыточная эмиссия денег при рекордно низких процентных ставках рискует привести к финансовым пузырям, к разгону инфляции, которая при одновременном росте безработицы (а безработица – колоссальный бич американской экономики сегодня) может привести к стагфляции и к другим плохим последствиям. Приведу пример – сегодня банки выкупают обязательства компаний и бизнесов с мусорным кредитным рейтингом, и очевидно, что происходит накопление плохих долгов в банковском секторе. Я думаю, что неизбежен отложенный инфляционный всплеск в американской экономике. Сегодня ряд авторитетных финансовых экспертов уже говорят о том, что они прогнозируют самую высокую потребительскую инфляцию в Соединённых Штатах среди развитых стран в четвертом квартале 2020 года и на весь 2021 год.
Источник: Вольная экономика
