В России есть молодые ученые, влюбленные в Арктику

Возможен ли диалог между арктическими странами? Помешают ли санкции разработке северных нефтяных месторождений? Нужно ли России Министерство по делам Арктики? Это и многое другое Даниил Ротштейн обсудил с президентом Государственной полярной академии Артуром Чилингаровым в эфире "Коммерсантъ FM".

— Совсем до недавнего времени вы были членом Совета федерации. Мой первый вопрос: жалеете ли вы об уходе из Совета федерации?

— Откровенно говоря, жалею не то слово, как-то неуютно себя чувствую вне государственной работы, депутатской деятельности, около 16 лет — Дума, Совет федерации. Ты к этому уже прирастаешь, к этому ритму жизни, к той переписке, которая у тебя идет, встречам с избирателями. Конечно, очень трудно от этого оторваться. А когда оторвешься, то, наконец, чувствуешь, что ты простой нормальный человек.

— Но "простой нормальный человек", наверное, все-таки преувеличение. Вы все-таки перешли работать в совет директоров "Роснефти". Скажите, это же был по большому счету выбор, вам надо было решить, либо продолжать…

— Нет, меня не спрашивали.

— Вас не спрашивали?

— Спросили, конечно, но так, чтобы я готовился куда-то уходить, я не собирался. В этот период времени я собирался остаться в Совете федерации, работать до окончания срока и идти вместе с губернатором, Володей Груздевым, который является моим другом, на новые выборы. Мы вместе были в одной подводной лодке на дне Ледовитого океана, поэтому это особая дружба. Поэтому когда сказали, что есть такое место, подвижка в связи с тем, что кто-то ушел из совета директоров, и что я буду заниматься Арктикой, то я долго думал, но все-таки принял решение согласиться.

— Можете рассказать, чем конкретно на посту в "Роснефти" вы будете заниматься? Вам уже обрисовали какой-то конкретный круг задач, более конкретно, чем то, что это связано с Арктикой?

— Понимаете, в чем дело, задачи, которые решает совет директоров, расписаны по определенным комитетам. За каждым комитетом — член совета директоров. Но это работа факультативная, ты не на должности, ты член совета директоров, и у тебя есть объем работ, который ты выполняешь.

Я внес предложение, и оно было принято советом директоров, создать подкомитет по арктическим исследованиям. И такой подкомитет создан в совете директоров. Для меня задача ясна: я буду заниматься арктическими проектами, которые сегодня решает "Роснефть".

Как я буду ими заниматься? Я могу консультировать, потому что мы же не исполнительская власть. Так работает структура, что мы работаем на компанию, и если мы помогаем компании хорошей экономикой, то по окончанию годовой нашей работы бывает вознаграждение. Мы работаем без зарплаты. Мы знаем, что будет вознаграждение, но, откровенно говоря, сейчас в такой ситуации об этом никто не думает.

Если ты согласился идти в совет директоров, то ты ищешь свою нишу. Я нишу свою нашел. И "Роснефть" очень занимается арктическими проектами. И сегодня, несмотря на санкции, все равно вопросы, связанные с добычей и работой в Арктике, остаются для "Роснефти". Я являюсь главным экспертом по этим вопросам.

— То есть "Роснефть" сейчас позиционирует, я много раз слышал, Арктику как одно из самых приоритетных направлений, что Арктика должна обеспечить энергетическую безопасность на годы вперед. Насколько сейчас это действительно серьезно и активно? Или это все-таки пока задел на будущее?

— Это больше задел на будущее, но для меня, для полярного исследователя на старости лет найти такую работу, которая мне по душе, и смена работы, может быть, связана с этим, потому что сколько можно заниматься депутатской деятельностью? Всегда я и молодежи, и ребятам говорил, что это должна быть школа. Ты должен в Думе, в Совете федерации научиться многим вопросам, связанным с законотворческой деятельностью, а дальше ты должен идти на конкретные дела.

Поэтому я очень рад, что у меня загрузка, есть новые проекты, круглые столы, я выступаю от имени "Роснефти" как арктический исследователь, как член совета директоров, который занимается проблемами, связанными с изучением Арктики и ее освоением.

Такие институты — это пример для многих компаний, который привожу, что у нас есть подкомитет даже по арктическим исследованиям, хотя он не просто так, все новое не так просто рождается. Поэтому есть нагрузка, та же нагрузка осталась, тот же объем остался, но нет встреч с избирателями.

— То есть это не более расслабленная работа?

— Не более. По идее, она должна быть расслабленной. В парламенте же регламентируются все твои шаги, в Думе, Совете федерации, структуры заседаний. Совет федерации менее регламентирован, там все-таки раз в месяц идет заседание, а Дума-то каждые две недели собирается. Потом там идет встреча. Регламент в течение многих лет — это другой жизненный стиль.

Вести заседания в Совете федерации, а что такое "вести заседания"? Я одно время очень активно вел практически все заседания Думы, эта энергетика отдается туда с утра до вечера. Поэтому там другой ритм жизни. Здесь, казалось бы, ты свободный художник, свободный ритм должен быть, но такого ритма нет, потому что я себя сам нагружаю.

Я многое уже по "Роснефти" сделал, я побывал в Исландии, выступал на конференции "Полярный круг", мы сделали круглый стол здесь, в "РИА Новости", еще один круглый стол до конца декабря — "Дни Арктики в Москве". Дальше впереди большая конференция "Арктика: настоящее и будущее" в Санкт-Петербурге. Я везде уже выступаю. Затем в Норвегии будет встреча, круглый стол в Институте Нансена. Я везде выступаю, уже ясно, что я член совета директоров "Роснефти", отвечаю за арктические проблемы.

— В "Роснефти", вы говорите, что в первую очередь выступаете как эксперт. Основная сфера ваших экспертных консультаций для "Роснефти" — это что? Это безопасность, это экология в плане добычи?

--Конечно, святое дело — экологическая безопасность. У нас сейчас активно работает "Приразломная", "Варандей", на которых я был, и там, и там. "Варандей" я открывал когда-то в молодости вместе с Требсом, который был начальником экспедиции. Мы с ним вместе были членами окружкома партии, депутатами окружного совета в Нарьян-Маре. Месторождение Требса и Титова, крупнейшее месторождение, которое сейчас есть, я присутствовал при его открытии и помогал делать разгрузку на припай, чтобы обеспечить более эффективные геологические работы, потому что летом разгрузка очень осложнена, из-за штормов, мелководья трудно было делать.

Мы стали практиковать припай, а потом этот припай я перенес на Ямал. Я давно это знаю, потому что я знаю все руководство "Тюменьгеологии" и дружил с ними, потому что мы начали экспериментальное плавание в 1976 году, в 1975, наверное. Мы пришли зимой, атомоход "Ленин" и грузовое судно "Павел Пономарев", которое пришло к припаю на Харасавэй, и начали разгрузку грузов на Харасавэй по льду. Все это было очень просчитано, но были и аварии у нас, и тонули тракторы, но это потом стало площадкой, которая помогла ускорить разработку месторождений Ямала.

— Артур Николаевич, когда вы в первый раз побывали в Арктике, в каком году, когда самый первый раз оказались там?

— В 1960 году, это как раз, когда было испытание в 1960 году на Новой земле.

— Уже больше полувека. Вы видите изменение экосистемы в худшую или в лучшую сторону? Нам все время говорят, что есть много проблем, что человек вредит.

— Сейчас Арктика возрождается. Но десять лет назад, восемь лет назад мы все бросили в Арктике. Одно дело — военные. Это военные люди, встали и уехали, оставили нам столько мусора, который, стыдно об этом говорить, и сегодня мы каким-то образом, благодаря поддержке, Владимир Владимирович побывал на Земле Франца-Иосифа, увидел эти бочки, а там, по нашим подсчетам, мы утилизировали где-то 50 тыс. бочек только.

Другой остров, это все Земля Франца-Иосифа, где была площадка для старта наших военных аэродромов, дальней авиации. Было там, по нашим подсчетам, 200 тыс. бочек. Но это только бочки, а остатки самолетов, техники, вездеходов. Удалось, несмотря на определенные финансовые трудности, удалось очистить один остров.

— То есть мы как-то свой мусор, получается, сами и убрали?

— Сами и убрали.

— Может быть, вообще надо ограничить немного наше присутствие в Арктике, чтобы природа сама прибралась?

— Сегодня это урок для нас. Современные руководители и Министерства обороны, сам президент нашего Географического общества прекрасно понимают, что сейчас, занимаясь и работая в Арктике, мы обязательно должны иметь в голове, что в первую очередь мы должны сохранять природу русской Арктики, вписываться в эту природу и экологически обезопасить все, что там делается. Это не так просто, но есть понимание. Я думаю, что больше такого бездумного вхождения, в том числе и военного, в русскую Арктику не будет.

— Нефтяные вышки, нам всегда кажется, что связаны с риском, бывают утечки, бывают аварии. Этот риск оправдан?

— Мы же в Арктике занимались и ядерными подземными испытаниями, там тушили скважины, но никто не думал ничего, откровенно говоря. Хотя в Советском Союзе была структура, активно занимающаяся координацией работы в Арктике, и Севморпуть, который остался, был исторически структурой, которая занималась координацией. Севморпуть — это было государство в государстве, у них была и авиация, и ледокольный флот, корпорация, по-нашему, сегодня. Поэтому, конечно, совсем другое, и экологическая безопасность. Мало того, мы же проводим, не только мы об этом говорим, мы активно говорим на международных форумах.

Русское географическое общество проводит форум "Арктика — территория диалога", и красной нитью — экологическая безопасность. Да, пожалуйста. Мы даем слово на этих форумах и Greenpeace. Я хорошо знаю Greenpeace, эту организацию, я стоял у истоков ее в Советском Союзе вместе с академиком Велиховым и академиком Яблоковым.

— Современный Greenpeace достаточно радикален.

— Радикален. Я дружил с президентом Greenpeace Мактаггартом, мы дружили в советское время, встречались. Даже был такой момент, когда Советский Союз развалился, он мне предложил работать в Greenpeace в транспортной структуре. Но еще был писатель Залыгин и академик Сагдеев — вот наша пятерка. Поэтому надо так, чтобы государство поддерживало Greenpeace, тогда они могут активно налетать на государство, которое не поддерживает экологические программы. Сегодня, когда мы проводим форум, мы даем слово Greenpeace — пожалуйста, участвуйте в наших форумах, выступайте, говорите свои позиции.

Трудно выполнить все, но хотя бы государство декларирует, руководство страны, что мы только за экологическую безопасность. И одновременно делает конкретные дела: уборку мусора, по всей трассе Североморского пути структуры МЧС, которые должны оказать помощь кораблям, которые пойдут по трассе Североморского пути в случае необходимости.

— Артур Николаевич, вы сказали, когда мы говорили о "Роснефти", что несмотря на санкции, "Роснефть" продолжает работать и планирует продолжать работать в Арктике, говорили о форуме "Арктика — территория диалога". Как сейчас выглядит этот диалог? Потому что год, наверное, назад сложилось ощущение неизбежного серьезного конфликта по поводу Арктики между государствами, которые, кроме России, имеют претензии на Арктику. Например, Канада, кроме нас, серьезно претендует, Норвегия. Есть много игроков. Как сейчас выглядит характер этого диалога?

— Мы проводим свой форум раз в два года. Но уже есть альтернатива нашему форуму. Исландия, которая проводит "Полярный круг". Президент Гримссон, с которым у меня давно дружеские отношения, он активно участвовал во всех наших двух предыдущих форумах, собирает уже свой круг. Уже второй год я участвую в их работе. Он открыт. Собираются не только члены Арктического клуба, иностранные участники, "восьмерка". Я практически всех знаю, меня все знают. Я встретился с послом партии и бывшим премьер-министром Франции, послом по Арктике из Сингапура, встретился с американской делегацией. У них новая должность появилась — аналог спецпредставителя президента Соединенных Штатов Америки, даже не президента, а спецпредставителя Соединенных Штатов Америки по Арктике.

— Вы считаете, что не арктические государства, не члены клуба, вообще должны участвовать в решении этих вопросов?

— В качестве наблюдателей — это твердая позиция этих стран. Сейчас в качестве наблюдателя у нас Китай и Южная Корея, которые, кстати, имеют опыт работы в Антарктиде. Если говорить, кроме Малайзии, конечно, Малайзия, Индия, я был на всех этих антарктических станциях, у индусов был, под снегом они там песни поют и активно работают.

Был прямой мост, когда я был в последний раз, с Дели, у них хорошая космическая связь. Я был на станции Южной Кореи, я был на японских станциях. У них есть опыт, и даже те, кто не входит, та же Италия, Франция, Великобритания имеют опыт работы в Антарктиде на своих полярных станциях, не говоря уже о Соединенных Штатах Америки и странах латинского континента, которые все имеют каким-то образом свои структуры на Антарктическом полуострове.

Но это мероприятие, которое проходило в Исландии, переходит в очень высокий уровень: видеоприветствие канцлера ФРГ, видеоприветствие премьер-министра Великобритании, аналог нашему "Арктика — территория диалога", где мы приглашали глав тех государств, правительств, которые могли бы быть заинтересованы в совместной работе в Арктике.

Раньше не замечались такие действия со стороны арктических стран. Например, в Норвегии свою дрейфующую станцию, правда, там два человека всего, сейчас они хотят повторить, поменять, и у нас, кроме России, ни у кого не было дрейфующей станции. Сейчас у нас перерыв, но мы в марте-месяце будем делать, уже нашли деньги, свою еще одну 41-ю дрейфующую станцию. Дальше два канадских ледокола в августе дошли до точки Северного полюса. Очень активизировалось.

— А какие интонации? Вы общались со всеми этими людьми, у них интонации агрессивные по отношению к России или настроенные на диалог?

— Не у всех. Кстати, на удивление встреча с моим коллегой спецпредставителем президента Соединенных Штатов Америки по Арктике была очень и деликатной, и конкретной. Мы заинтересованы в научно-техническом сотрудничестве в Арктике. Все заинтересованы в России по Арктике, откровенно говоря. Хотя есть и попытки, и планы строительства новых ледоколов, экспедиционных судов, экспедиций. Но все-таки мы, нам, России, удалось, и я считаю, что я к этому был причастен, сохранить и людей, и структуры, которые занимались Арктикой, несмотря на то, что мы развалились. Мы сохранили атомный флот.

Через несколько дней будет 55 лет первому атомоходу, который вышел, "Ленин". Борис Макарович Соколов был капитаном, я с ним встречался и дружил, поэтому это удалось сохранить. Мало того, что сохранить, в такой период, когда экономика была на подъеме, нам удалось записать и провести через Думу бюджет. Я в это время был депутатом, зампредом, я 14 лет был заместителем председателя Государственной думы, и в основном я занимался арктическими проблемами.

Мы должны построить три атомных ледокола и три дизель-электрических ледокола — это большие деньги. Один мы заложили, условное название "Арктика", на Балтийском заводе. Это на смену того атомохода. Есть понимание, что без структуры атомного флота, без ледокольного флота России трудно будет играть ту роль, которую она сегодня играет в Арктике.

— Кстати, о понимании. Вы, я знаю, неоднократно общались с Владимиром Владимировичем Путиным. После "Арктики-2007" вы рассказывали, что вы с ним общались, я так понимаю, у вас есть возможность контакта, у вас есть представление о его взгляде на Арктику, о его понимании по этому поводу. У него есть какая-то стратегия по Арктике, которой, может, он делился с вами?

— Я его спецпредставитель.

— Как он формулирует задачу?

— Меня критикуют за то, что я говорю, но Арктика — наш дом, а в доме должен быть порядок, в доме должна быть чистота. Дом должен быть обеспечен системой безопасности и так далее. Конечно, это его понимание и инициатива проведения таких форумов, как "Арктика — территория диалога", на которых он выступает.

Сегодня какая тематика — мы же его делаем не политизированным, Русское географическое общество. Все зависит от Гримссона, но он в любом случае приезжает, и я думаю, что приедет президент Исландии, и мы ответно ему даем то же самое, участвуя в его структурах. Хотелось бы, чтобы было понимание, но вы видите, как сегодня развиваются события.

— Но в итоге же вся проблема Арктики сводится к тому, что это все-таки спорная территория. Есть разные претензии, в том числе по континентальному шельфу, и Канада считает, что это их, мы считаем, что это наше. Есть большой, колоссальный ваш вклад, "Арктика-2007", когда, мне кажется, мы смогли доказать, что все-таки наши претензии более чем оправданы.

— Вы понимаете, в чем дело, "Арктика-2007", полюс-то находится на дне.

— Да.

— Претензии есть, кто захватывает, кто на полюсе, кому Северный полюс как мистическое место, куда все сотни лет уже движутся, Южный и Северный полюс. Но если от Южного полюса, его дрейф практически минимальный, то Северный полюс, ты попадаешь в эту точку, сегодня приборы позволяют это определить, координаты, а раньше это секстант, и ты в этой точке, достиг ее, но через полчаса ты от нее ушел — дрейфует. Поэтому настоящий Северный полюс — на дне Ледовитого океана.

— В какой-то момент вопрос станет же ребром, что кому принадлежит, кто будет или не будет здесь строить вышку, кто здесь будет патрулировать. Это будет конфликт между, условно говоря, Россией и Канадой, и другими членами Арктического клуба, или можно договориться? Или есть подвижки к компромиссу?

— Интересы страны превыше всего, наши интересы.

— Эти интересы взаимоисключающие между нашими странами?

— Можно искать решение. Арктика делится по-разному, были секторные, усатый или какой дядька нарисовал линию от Кольского полуострова до Северного полюса и до Чукотки и написал: "Полярные владения СССР", и точка. Но мы же демократическая страна, мы ратифицировали Конвенцию по морскому праву.

Сегодня, чтобы доказать, что Россия прирастает арктическими территориями, надо проводить серьезные и научные наблюдения. Наука только может сказать, тут не политика. Поэтому Хребет Ломоносова, о котором мы говорим, или Менделеева — там все понятно. Есть тот сектор, кстати, мы ратифицировали Конвенцию по морскому праву, а Соединенные Штаты нет.

— Соединенные Штаты в данном случае не арктическое государство непосредственно, поэтому бог с ними, с Соединенными Штатами, скорее Канада.

— Но все равно они претендуют. Канада ратифицировала.

— Претендуют Соединенные Штаты на все.

— Это другое дело. Поэтому формально, конечно, и в моей переписке, я знаю, и один президент, и Обама, и предыдущий, все обещали ратифицировать. Все, кто встречали, они понимали. Но у них свои планы. Бог им судья.

— Мне кажется, официально все-таки наши партнеры по Арктическому клубу не признали результаты "Арктики-2007" и наши претензии на Хребет Ломоносова, или признали? Просто науку тоже можно не признать, получается?

— Это была географическая экспедиция, и она была без государственных средств — это я хочу подчеркнуть, это спонсоры, это мои люди, есть у меня круг моих друзей-полярников, которые готовы со мной лететь, куда хочешь, но не просто лететь, а обеспечивать и финансировать. В прошлом году мы возродили одну традицию, которой у России не было, во многих странах, в Соединенных Штатах Америки в основном, в период рождественских каникул государственные люди вылетают не отдыхать на побережья морей и океанов, а летят в экстремальные точки мира, где живут их граждане. В данном случае американцы собирают сенаторов, конгрессменов, политиков, вот я впервые встретился в этой ситуации, вы не помните его, такого человека, как Барри Голдуотер?

— Наверное, нет, к сожалению, нет.

— В 70-й год это был кандидат в президенты Соединенных Штатов Америки, его не любил очень наш Советский Союз. Я в этот период с ним встретился на российской станции "Восток". В этом году мы такую акцию сделали. Мы мало об этом писали, говорили, но в этой акции участвовали ответственные люди, участвовал действующий президент Академии наук России Фортов, министр природных ресурсов, участвовал советник президента Бедрицкий, участвовал заместитель министра науки и депутат Госдумы.

Мы вылетели в Рождество в Антарктиду, побывали на Южном полюсе, ночевали в палатках, потому что мы не соблюли регламент пребывания на станции, там очень жесткий регламент на американской станции, но я попросился, они меня знали, переночевать у них там в спортзале хотя бы, на льду. Это скрепило наши братские отношения и станции "Восток". Люди были счастливы, когда они увидели эту встречу. Эта форма очень важна.

— Я вынужден поставить достаточно однозначно вопрос: и мы, и канадцы сейчас наращиваем потихоньку военное присутствие в Арктике. Вы предвидите вообще возможность какого-то военного конфликта в перспективе?

— Нет, не предвижу. С кем воевать? Я знаю все возможности Канады и арктических стран для их исследовательской деятельности. Я почему несколько раз говорил про атомный флот, потому что атомный флот — это гигантское преимущество. Вот скажут завтра нам выйти в Арктику, мы можем выйти в Арктику в любое время года, зимой, летом, осенью, полярной ночью и выполнить задачу, которая перед нами стоит.

— А если плана воевать нет, зачем мы открываем там военные базы сейчас?

— У нас есть граница, которая должна быть связана с нашим присутствием. Есть доктрина. Вы правильно сказали, мы возвращаемся в новом качестве, в новых условиях. И есть же прямая линия, мы для Соединенных Штатов Америки, с которыми у нас разные отношения, очень близки через Берингов пролив практически с Чукоткой и через Ледовитый океан.

— Но многие трактуют это возвращение как агрессивный жест, играние мускулами. Это не оно?

— Нет, какие тут агрессивные жесты? Мускулы — это одно дело, я соглашусь еще, а агрессивный, какой агрессивный? На всех островах наше присутствие очень важно. Всегда была полярная станция военизированная "Севморпуть", и каждое утро начиналось с подъема флага и с гимна Советского Союза. Мы ушли с островов. Сегодня на острова пришли военные, но они пришли туда, где мы были, на те точки, на наиболее крупные сибирские острова. Мы возвращаемся в Арктику. Раньше военное присутствие было связано с подскоком больших бомбардировщиков, которые садились на островах, Земля Франца-Иосифа, Греэм-Белл. И они дальше патрулировали напрямую. Если выходим, то выходим на Соединенные Штаты Америки через Ледовитый океан. Сегодня другая совсем функция — это присутствие России, не связанное с обеспечением российской безопасности.

— Кстати, вы сами неоднократно говорили о том, что необходимо создать какое-то особое, может быть, Министерство Арктики, особый государственный орган, посвященный вопросам Арктики. И в последнюю неделю эта тема заново всплыла, есть информация, что действительно всерьез появились такие планы, что вы можете сказать о том, какие сейчас действительно есть планы по созданию такого органа, каким он должен быть, как он должен работать?

— Во-первых, вы начали говорить об отношении к арктическим делам руководства страны, у нас появился День полярника, не так просто было этот день сделать. 21 мая теперь мы празднуем день свой.

— Профессиональный праздник, да, это очень важно.

— Это отношение государства, руководства страны к полярникам — вот вам День полярника, и мы уже два года отмечали и на будущий год тоже будем. Это годовщина высадки дрейфующей станции №1, первых папанинцев, и их встреча какая была. Тогда была структура, в советское время, Главное управление Северного морского пути при Совете министров СССР. Возглавляли его Папанин Иван Дмитриевич, адмирал Бурханов, но корпорация такая военизированная была, которая сконцентрировала в тот период все свои возможности, ледокольный флот, полярная авиация была, строительство ледоколов, даже свое политическое управление при этой структуре.

— Сейчас нужна аналогичная?

— Политическое управление, я не знаю.

— Нет, аналогичная структура.

— Структура-корпорация такая, не министерство, потому что я согласен, там кто-то говорил, еще одних чиновников, у нас уже было министерство. У нас был Государственный комитет по проблемам Севера — Госкомсевер — при Черномырдине. Он два раза закрывался Ельциным, потом я добивался, он восстанавливался, но он занимался той проблемой и помогал в тот период, свою роль сыграл, когда был северный завоз, арктический завоз, и надо было регулировать ресурсы. Сегодня субъекты арктических территорий эти все ресурсы в состоянии сами выполнять на месте, рынок работает.

Такая структура нужна. У нас есть где-то министерство, была структура. У нас какую-то роль в этом выполняет и морская коллегия, в которую я вхожу, которую возглавляет Дима Рогозин. Но надо, чтобы была структура, которая могла бы координировать все ведомства и структуры, которые занимаются арктической территорией. Почему это не министерство? Министерство совсем другую роль играет. И как разделить Якутию, например, в которой четыре района, — я их наизусть знаю, я сегодня улетаю в Якутию, — Аллаиха, Анадырь, Булунская земля и Колымская — эти четыре района, которые выходят. Как их разделишь от Якутии, если этим занимается министерство, а дальше занимается Министерство сельского хозяйства? Нужна государственная структура. Самым верным было бы, если бы это была государственная комиссия или правительственная комиссия Совета министров во главе с председателем. Зам нужен такой, как Хлопонин, который знает Арктику и ее проблемы. Но лучше всего, чтобы это или первый заместитель председателя правительства. В Советском Союзе я входил в эту комиссию, такой старый уже. Входил в эту комиссию и Вагит Алекперов, с которым мы с того времени и дружим. Комиссия, которую возглавлял Масляков, он тогда был председателем Госплана, первый заместитель председателя правительства. Еще самое важное: эта комиссия, — такие структуры раньше были и в Советском Союзе, и в России, — имеет право выпускать свое постановление.

— Почему не подчинить такую комиссию, новую структуру президенту или встроить ее каким-то образом в администрацию президента? Почему все-таки надо оставить ее в правительстве, тем более, если президент всерьез заинтересован в разрешении вопроса Арктики?

— Очень активно занимается в целях безопасности арктическими проблемами, но не только на бумаге, Николай Патрушев. Мы много экспедиций вместе организовывали, вместе были в Антарктиде, на Южном полюсе. Он такой не кабинетный работник. Мы были и на Северном полюсе вместе. Но они конкретно арктической тематикой занимаются в интересах государства, поэтому такая структура, может быть, Совет безопасности. Но все-таки исполнительские очень нужны возможности и рычаги, правительство все-таки принимает решения. Если такая структура будет, которая принимает решения в виде постановления правительства, где она будет находиться — мне без разницы.

— Сейчас какие-то реальные планы по созданию такой структуры есть, какие-то разговоры во властных кругах?

— Было заседание Совета безопасности, обсуждался этот вопрос.

— Какие конкретно?

— Пока на меня никто не выходил, это в прессе пишут, что я хочу быть министром.

— Но если такая организация появится, будете в ней работать?

— Нет, я же старый уже, о чем вы говорите? Молодежь должна, у меня есть нагрузка как спецпредставителя. Я бессменный президент Ассоциации полярников уже 25 лет, у меня хватает нагрузки. Но я готов тому, кто придет, всячески помогать. Есть молодежь, молодые арктические губернаторы, которые работают — на Чукотке, в Ямало-Ненецком. Есть во власти люди, которые могут выполнять эти задачи. Миша Слипенчук, зампредседателя комитета государственной думы по природным ресурсам, у которых есть полярная биография, и которые, конечно, смогут отстаивать эти интересы.

— Отойдем немного от политики: вы сказали про молодых специалистов, у нас очень часто говорят, что в современной России, постсоветской России есть серьезный кризис в плане науки, в плане естественных наук. Есть молодая смена именно полярников, океанологов, именно прикладных специальностей?

— Есть.

— Как у нас этим образованием, с этой научной сферой?

— Во-первых, у нас есть молодые ученые, которые влюблены в Арктику, которые занимаются экспедиционной деятельностью. И, откровенно говоря, мы готовились к заявке. Целая же гигантская работа была проведена, связанная с нашей заявкой в ООН по определению внешней границы российского континентального шельфа. В течение последний пяти лет мы с молодежью проводили очень много экспедиций, за счет кооперации нам удалось получить то оборудование, которого нет в России. Если говорить об экспедиционной деятельности, мы установили многолучевой локатор на нашем корабле экспедиционном "Академик Федоров". Мы использовали в экспедиционной работе для доказательств прорастания России арктическим шельфом военно-морские силы. Такая операция была впервые, мы вместе с "Академиком Федоровым" работали. Две подводных лодки на глубине двух километров, где мы брали пробы грунта для определения наших возможностей. И я очень рад, что есть мои ученики, которые со мной вместе, рядом, которые разделяют мою позицию. Я очень рад, что, 16 числа будет целый день заседаний Академии наук, будет проходить сессия, посвященная арктическим исследованиям.

— Маленький личный вопрос, всегда, если честно, хотел его задать с 2007 года, когда узнал про экспедицию "Арктика-2007". Все-таки ужасающие, кажется, условия: вам было страшно? Всегда хочется у героя спросить, было ли страшно.

— Бывало очень страшно. Было несколько моментов, в которых я сомневался. Когда мы с Сагалевичем собрались, вышли в точку, подумали о том, чтобы вернуться, все-таки было опасно. Мы посмотрели на бесконечный лед, на полыньи, нам не хватало троса. Мы посоветовались, уже обратно хода нет. Мы еще раз проверили с ним наши возможности возврата. Мы возвращались очень трудно, было страшно. Когда мы зависли над дном, я понял, что вряд ли кто-нибудь нам поможет и вообще найдет нас в Ледовитом океане.

— Как справляться с таким сильным страхом?

— Нет рекомендаций, у каждого индивидуально. Есть черта характера. Ты уже сказал всему миру, что ты идешь. В принципе, ты идешь на риск, ты понимаешь это, но уйти от страха невозможно. Ответственность, больше ответственность, которая на тебя ложится и побеждает твой личный страх. Ты не один, и ты отвечаешь за безопасность этой экспедиции.

Источник: Коммерсант ФМ