Так получилось, что всемирный день историка в этом году совпал с III Всероссийским съездом учителей истории. Отраслевое, казалось бы, событие стало знаковым: бурная жизнь смела пыль с привычных концепций, и оказалось, что с каждым годом у нас все больше вопросов к прошлому и все острее дефицит вменяемых ответов на них. Разнобой во взглядах на минувшее и в толкованиях былого давно вышел за рамки узкопрофессионального дискурса и стал предметом интереса всеобщего: в дискуссию втянуты не только ученые и учителя, но и общественные организации, власть, даже церковь. За кипением страстей и подготовкой к съезду наблюдал "Огонек"
О том, как история в наши дни стала горячим предметом, об идеальном учебнике, который ответит на все вопросы к прошлому и вызовы настоящего, "Огонек" расспрашивал одного из организаторов съезда, главу Института всеобщей истории РАН, академика Александра Чубарьяна
– Александр Оганович, о чем пойдет речь на съезде?
– Учителя, а их ожидается более 500 со всей России, сами попросили большую часть обсуждения посвятить освещению "трудных тем" в истории. Таковых набралось больше30.
– И что считается сложным сегодня?
– Например, происхождение Древнерусского государства. События на Украине не могли не сказаться... Я возглавляю несколько исторических комиссий с представителями разных стран, есть среди них и российско-украинская, которая сегодня де-факто не работает, но де-юре не отменена: в последний мой приезд в Киев пару месяцев назад ее сопредседатель и мой коллега – украинский историк – не захотел со мной встречаться, а ведь до недавнего времени нам удавалось находить компромисс. Сегодня это непросто. На Украине, например, бытует мнение, что Древнерусское государство – миф, а Киевская Русь – это Украина.
– И в России есть сторонники такой концепции?
– Нет, у нас другое: учителя в Поволжском регионе, например, видят некое особое влияние кочевников на происхождение Древнерусского государства. В большинстве запросов для предстоящего съезда в качестве одной из трудных тем называлась оценка личности Ивана Грозного. Да и к Петру I есть вопросы: хорошо, например, или плохо, что он прорубил то самое окно в Европу?
– А как же Великая Октябрьская, Гражданская война и вообще советский период? Надо думать, тут пересмотру подверглось все и вся...
– Главная сложность в оценке этого периода в том, что огромная база источников по нему, накопленная в советское время, не работает – она была слишком политизирована и идеологизирована. Речь не о фальсификации, а об однобокости подачи. Но уверен, что в следующем году нас ждет всплеск дебатов по темам Октября – юбилей как-никак! И сегодня страсти не утихают: левая группа российских историков будет доказывать значимость революции, ее ценность для России, а либеральная часть – то, что Россия из-за Октября упустила шанс пойти по пути демократической парламентской республики. Когда в последнем учебнике мы записали, что все – и Февраль, и Октябрь 1917 года – события одного процесса, недовольны были и те, и другие. Но нам удалось найти компромисс и записать, что Февраль и Октябрь 1917 года – это Великая революция в нашей истории, а Гражданская война – столкновение двух сил, каждая из которых обладала своей правдой. Но и революция, и Гражданская война стали трагедией для народа, привели к огромным жертвам, к массовому отъезду интеллигенции. Такая точка зрения более или менее принимается всем учительским сообществом.
– Более или менее?..
– Это хорошо, что сегодня во главу угла ставится патриотизм и патриотическое воспитание, но плохо, что это понятие понимается несколько однобоко. Быть патриотом не значит говорить только о победах: можно гордиться своей страной, в истории которой были и ошибки, и преступления, и героизм, и победы.
– Уже в этом году мы отмечаем еще один юбилей – столетие Брусиловского прорыва и всей военной кампании 1916 года. В преподавании этого периода истории тоже есть сложности?
– Первая мировая для России – это до недавнего времени "тщательно забытая война". У нас ведь почти нет памятников той войне, хотя имеются тысячи – войне последующей, а в Европе все наоборот... Никто в России не подвергает сомнению героизм русской армии, ее вклад в победу (Нарочанское наступление, Брусиловский прорыв), но в то же время Первая мировая война была тяжелым периодом для России. Хорошо, что сегодня интерес к нему возрождается. Один американский политолог объяснил это тем, что все случившееся в XX веке вышло из Первой мировой. Значимость ее наконец-то была признана и в России: изменена периодизация истории – раньше новейший период отсчитывали с октября 1917 года, теперь – с августа 1914-го. Это в советское время было некорректно заявлять, что революция – следствие войны.
– А теперь?
– Я убежден, что революции не возникают в результате демонстрации женщин на улицах Петрограда. Нужно понять, какие силы включаются, которые сами участники событий не в силах контролировать. Ведь и с Первой мировой войной было так же: документы свидетельствуют, что никто из участников такой войны не хотел. Значит, есть какой-то "спусковой механизм", действующий помимо воли "игроков". И сегодня многие ищут этот "механизм". Возможно, этим и объясняется такой всплеск интереса к событиям Первой мировой войны – конференции чуть ли не в каждой стране, идет активная оцифровка архивов. Есть и российско-германский проект, немцы считают оцифровку документов одним из главных достижений в нашей совместной работе.
– А вы?
– Я думаю, что главное достижение – это совместное учебное пособие по истории (XVIII-XX века). Аналогичную работу мы проделываем и с поляками, и с французами. В апреле состоится презентация российско-польского учебного пособия. С поляками, кстати, было сложнее работать, чем с немцами, хотя для начала и взяли не самый противоречивый век в наших отношениях – XIX, но в нем оказалось два польских восстания, подавленных царской армией, и этого было достаточно, чтобы вызвать жаркие споры. Пикантность ситуации в том, что в советское время эти восстания оценивались со знаком плюс, так как были направлены против самодержавия.
– С немцами добиться консенсуса по истории XX века, наверное, было еще сложнее?..
– Нет, мы и начали с самого сложного – с прошлого века и уже полгода как выпустили единое учебное пособие для учителей средней школы России и Германии. Конечно, добиться того, чтобы все главы там были написаны одним пером, не вышло: у шести из двадцати – по два автора. Наши немецкие коллеги шутили, что общество их не поймет, если выяснится, что они во всем согласны с россиянами.
– А про немецкие деньги большевиков писали? И как поступили с такой болезненной темой, как Вторая мировая война?
– Писали, но специальной главы этой теме не посвятили. На мой взгляд, она того не стоит: даже если деньги и были, а они, скорее всего, были, их точно нельзя считать финансированием революции. Что касается Второй мировой войны, то мы решили, что в пособии будет глава "Сталинград", а какие-то темы еще слишком близки к нам по времени, чтобы их можно было объективно оценить.
– А сколько, по-вашему, нужно времени? Китайцы говорят – 300 лет...
– Века достаточно. Бывший посол Франции в Москве мне рассказывал, что его стране понадобилось 100 лет, чтобы только поставить историю Робеспьера и казненного короля под одну обложку в учебнике,– так расколола нацию революция. В России все очень похоже. Сегодня, на мой взгляд, трудно оценить события разве что 1990-х – нулевых годов. История – наука, которая должна быть деполитизировна, но, увы, эта цель практически не достижима. Тенденция к политизации истории сегодня особенно сильна в странах Восточной Европы и Балтии. Будучи председателем российско-латвийской и российско-литовской комиссий, я сталкиваюсь с этим постоянно. Через год-другой страны Балтии будут отмечать столетие своей независимости. Я рад, что там позитивно оценивают создание национальных государств, но я, например, не понимаю: почему это должно делаться с антироссийской позиции? Ведь без российской революции, без участия России в Первой мировой войне, без Брестского мира никакой независимости бы не было! А финнам Ленин свободу и вовсе подарил! Не надо благодарности, но хотелось бы объективности.
– Объективность в истории в принципе возможна?
– Один англичанин так ответил на этот вопрос: "историй" столько, сколько историков. Истории сегодня везет: в отличие от литературы, где наблюдается кризис чтения, историей интересуются все или почти все. Можно сказать, мы переживаем исторический бум: на полках в магазинах и в интернете – тонны исторической беллетристики. Лично я не вижу в ней ничего дурного, если она не откровенно шовинистическая.
– Можно использовать беллетристику в процессе преподавания истории в школе? Учителя не должны строго придерживаться учебника?
– Есть культурно-исторический стандарт, который был утвержден президентом. На его основе были подготовлены шесть новых линеек учебников, три из которых мы приняли. Но учителя имеют право преподавать еще и по старым учебникам, пока они технически не износятся, то есть не истлеет бумага. Сейчас наш институт подготовил концепцию преподавания всеобщей истории в школе с учетом новых достижений науки, последних исследований и т.д. С ней можно ознакомится на нашем сайте. Но процесс полного перехода на новые учебники завершится только к 2020 году. Одна из целей предстоящего съезда – послушать мнения учителей о новых учебниках, что они считают нужным в них исправить. Для диалога мы пригласили авторские коллективы этих учебников – пусть послушают, полезно. Кроме того, мы приступили к разработке нового учебника по обществознанию. С моей точки зрения, нынешний непонятен и аморфен. Я и сам с трудом понимал, о чем речь, а дети 6-7-х классов должны, видимо, лучше меня разбираться в социологии и абстрактных понятиях...
– Думаете, на съезде удастся разобраться?
– Предыдущие съезды лично на меня произвели хорошее впечатление. Во-первых, кадры очень помолодели, учителя стали более самостоятельными. Все чаще они считают главным в процессе преподавания не учебник, а себя и то, как они преподносят материал. Во-вторых, изменились и ученики, особенно старшеклассники, им доступно огромное количество альтернативных источников информации, которые для них сегодня иногда значат больше, чем учитель и учебник вместе взятые.
Источник: Огонёк
