«Второй фронт»: русский дневник
12 июля 2019
7521
Вход
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
Оценить статью
(Нет голосов) |
(0 голосов) |
Поделиться статьей
Сергей Брилев
Заместитель директора филиала по специальным и информационным программам ВГТРК «Телеканал «Россия», руководитель и ведущий программы «Вести в субботу с Сергеем Брилевым», член РСМД
Отшумели торжества по случаю 75-летия высадки западных союзников в Нормандии. Однако надиктованные на магнитофон воспоминания адмирала Николая Харламова, обнаруженные недавно в семейном архиве его потомков, напомнили: в 1944 году и в акватории Ла-Манша, и в самой Нормандии также были, действовали и советские военные.
Строго говоря, специалистам об этих эпизодах было известно и раньше. В мемуарах, изданных еще в 1983 году, адмирал Харламов, возглавлявший в 1941-1944 годах советскую военную миссию в Лондоне, описывал, как ему позвонили из имперского Генерального штаба, как его там ждали британские фельдмаршал Брук, главный маршал авиации Портал и адмирал флота Каннингхем и как последний, выдержав должную паузу, изрек: «Адмирал, мы пригласили вас, чтобы сообщить новость чрезвычайной важности… Хотелось бы, чтобы вы присутствовали в качестве наблюдателя от нашего русского союзника»1.
Забегая вперед, стоит сказать, что в июне 1944 года Харламов стал не просто наблюдателем, а активным участником десантной операции, а позже и сам высадился на французский берег. И если в мемуарах американского генерала Брэдли он проходит лишь как «молодой русский адмирал»2, то в дневнике генерала Ходжеса вполне определенно говорится именно о Харламове, который был в расположении частей Брэдли в среду 26 июля 1944 года3. Кстати, благодаря наличию теперь расшифровок воспоминаний Харламова, записанных на семейный магнитофон, здесь сразу можно кое-что добавить. По Ходжесу, в советскую группу помимо Харламова входили генерал-майоры Васильев и Скляров, а также полковник Горбатов4. Сам Харламов вспоминал: «Я был, заместители мои были: генерал-майор Васильев, генерал-лейтенант авиации Шарапов, генерал-майор Скляров, военный атташе. Человек шесть или семь наших»5. Иными словами, присутствие советских военных в Нормандии выглядит вполне зримым. Кстати, в отличие от Харламова, Брэдли пишет даже о нескольких советских инспекциях в Нормандии летом-осенью 1944 года6.
Тем не менее в книге Харламова, изданной в советское время, явственно чувствуется рука, как минимум, литературного редактора. Когда внучка адмирала, журналист Елена Бурлакова, передала в распоряжение телеканала «Россия» аудиокассеты из семейного архива, эти аналоговые записи были оцифрованы и по возможности очищены от шумовых наслоений, что позволило очень многое сверить. На кассетах адмирал отвечает на вопросы двух человек - писателя Виктора Веселовского (который участвовал в подготовке его книги, вполне открыто значась в выходных данных) и своего сына, контр-адмирала Николая Харламова-младшего. В последнем случае речь идет по определению о более откровенных ответах, а также о языке, который, может, временами и является бытовым, но, безусловно, добавляет настроения не только в силу присущего адмиралу юморного южнорусского говорка. Ну, например, такая яркая фраза: «Процентов сорок всех конвоев были «битвенные»: выбивать приходилось»7.
Отшумели торжества по случаю 75-летия высадки западных союзников в Нормандии. Однако надиктованные на магнитофон воспоминания адмирала Николая Харламова, обнаруженные недавно в семейном архиве его потомков, напомнили: в 1944 году и в акватории Ла-Манша, и в самой Нормандии также были, действовали и советские военные.
Строго говоря, специалистам об этих эпизодах было известно и раньше. В мемуарах, изданных еще в 1983 году, адмирал Харламов, возглавлявший в 1941-1944 годах советскую военную миссию в Лондоне, описывал, как ему позвонили из имперского Генерального штаба, как его там ждали британские фельдмаршал Брук, главный маршал авиации Портал и адмирал флота Каннингхем и как последний, выдержав должную паузу, изрек: «Адмирал, мы пригласили вас, чтобы сообщить новость чрезвычайной важности… Хотелось бы, чтобы вы присутствовали в качестве наблюдателя от нашего русского союзника»1.
Забегая вперед, стоит сказать, что в июне 1944 года Харламов стал не просто наблюдателем, а активным участником десантной операции, а позже и сам высадился на французский берег. И если в мемуарах американского генерала Брэдли он проходит лишь как «молодой русский адмирал»2, то в дневнике генерала Ходжеса вполне определенно говорится именно о Харламове, который был в расположении частей Брэдли в среду 26 июля 1944 года3. Кстати, благодаря наличию теперь расшифровок воспоминаний Харламова, записанных на семейный магнитофон, здесь сразу можно кое-что добавить. По Ходжесу, в советскую группу помимо Харламова входили генерал-майоры Васильев и Скляров, а также полковник Горбатов4. Сам Харламов вспоминал: «Я был, заместители мои были: генерал-майор Васильев, генерал-лейтенант авиации Шарапов, генерал-майор Скляров, военный атташе. Человек шесть или семь наших»5. Иными словами, присутствие советских военных в Нормандии выглядит вполне зримым. Кстати, в отличие от Харламова, Брэдли пишет даже о нескольких советских инспекциях в Нормандии летом-осенью 1944 года6.
Тем не менее в книге Харламова, изданной в советское время, явственно чувствуется рука, как минимум, литературного редактора. Когда внучка адмирала, журналист Елена Бурлакова, передала в распоряжение телеканала «Россия» аудиокассеты из семейного архива, эти аналоговые записи были оцифрованы и по возможности очищены от шумовых наслоений, что позволило очень многое сверить. На кассетах адмирал отвечает на вопросы двух человек - писателя Виктора Веселовского (который участвовал в подготовке его книги, вполне открыто значась в выходных данных) и своего сына, контр-адмирала Николая Харламова-младшего. В последнем случае речь идет по определению о более откровенных ответах, а также о языке, который, может, временами и является бытовым, но, безусловно, добавляет настроения не только в силу присущего адмиралу юморного южнорусского говорка. Ну, например, такая яркая фраза: «Процентов сорок всех конвоев были «битвенные»: выбивать приходилось»7.
В сторону Нормандии из английского Портсмута он вышел на британском крейсере 2 июня 1944 года9. Из книги известно даже время выхода: 19 часов 30 минут10. Вот, и на аудиозаписи адмирал по-военному четко вспоминал: «Высадка [6 июня] началась в 5 часов [утра]. В первый раз все корабли вернулись. Погода была нелетная, поэтому прикрытие авиации, поддержку авиационную нельзя было получить»11. Авиаразведка, прикрытие с воздуха действительно были ключевым элементом, конечно же, грандиозной операции «Оверлорд»: «Уже имея опыт неудачной Дьеппской операции, а также Сицилийской и Итальянской операций [союзники] усиленно тренировались в стрельбе по берегу. Особое внимание обращалось на подавление наземных узлов сопротивления…»12
Тем большим было удивление Харламова, когда самолеты все-таки взлетели, подвергли берег бомбардировке, однако дальше случилось странное: «В это время, когда уже и авиация эти бомбы положила колоссальное количество на побережье, и артиллерия била, казалось, там ничего живого уже не должно остаться. Но когда десант головной стал подходить к берегу, то оттуда пошел огонь»13. Очевидно, чтобы не слишком задевать даже и бывших союзников, в книге Харламов ограничился лаконичным: «Но вот молчавший берег вдруг заговорил. В воздухе послышался зловещий посвист снарядов. Кое-где встали гигантские фонтаны воды»14.
Позже в книге были, как думается, весьма литературно изложены и те слова, с которыми к Харламову обратился коллега Питерсон:
«- Как вы думаете, адмирал, куда попадет следующий снаряд?
- Думаю, прямо в середину крейсера. Поверьте, адмирал, я был когда-то неплохим артиллеристом. Они пристрелялись…
Питерсон бросился к телеграфу.
- Право руля, - рявкнул он.
Крейсер круто повернул вправо и неожиданно вздрогнул всем корпусом: метрах в семидесяти за кормой остался столб воды. Питерсон молча взглянул на меня и вытер лоб платком».
Как представляется, разговор шел в несколько иной стилистике. Намек - в расшифровке кассет: «Я же пушкарь. Мнение у меня было такое: черт, не хочется в чужой воде тонуть!»15
И еще о том дне и об аналогиях с Сицилией:
«Передовое судно нашей колонны было уже на подходе, как вдруг оказалось в зоне артиллерийского огня. Капитан судна повернул назад, пытаясь уйти от берега.
- Передайте этому болвану, - крикнул Питерсон сигнальщику, - чтобы шел на высадку. Иначе…»
Что «иначе»?! На аудиокассетах последовавший диалог приведен так:
« - Если отвернете еще один раз, прикажу открыть огонь по вам!
- По вам?! Адмирал, а как он поверит, что вы по нему огонь откроете?
- Поверит! Было в Сицилии так»16.
Если вдуматься, то чем это особенно отличается от практики выставления заградотрядов НКВД за спинами советских войск? Кстати, в чуть более аккуратной форме Харламов описал этот эпизод и в книге17, и никаких протестов от британцев, насколько известно, не последовало. Значит, правда войны везде одинаково жесткая…
Завершился для Харламова тот день, 6 июня 1944 года, тем, что на борт британского крейсера были доставлены захваченные в плен немцы: «С завязанными глазами. Они говорят: «Вы не травите нам». - Ну, так грубо я говорю: «Здесь вы демонстрацию делаете, а высадку будете делать в районе Булонь - Кале». А потом решили их вывести на палубу, снять повязки, и когда они глянули, что больше 6 тысяч кораблей было всяких. И, значит, пленный немец тогда говорит: «Да-а-а!»18
В целом адмирал давал высокую оценку приготовлениям, позволившим скрытно, без утечек подготовить «самую крупную десантную операцию Второй мировой войны»19. Конкретно Харламов писал: «Многие решения, приемы и способы действий, применявшиеся как при подготовке, так и в ходе боев, представляют, на мой взгляд, интерес в современных условиях»20. Брэдли отмечал: «Советские офицеры всюду совали свой нос, вдаваясь во все детали наших действий на плацдарме. Особенно [они] интересовались нашими методами снабжения; огромное количество грузовиков поразило их»21.
Но, конечно, то, что обнаружилось теперь в семейном архиве потомков адмирала, на многое проливает и дополнительный свет.
Отслушав кассеты с воспоминаниями адмирала в семейном кругу, можно, с одной стороны, утверждать, что он был доволен: «В общем, мы отдыхали, находясь там на фронте. Отдыхали от лондонских Фау»23. Действительно, не будем забывать: начиная с «блица» и, по сути, по самый конец войны Лондон бомбили. Район, где располагалась советская военная миссия, не был исключением. В частности, были серьезно повреждены и близлежащий универмаг «Уатлиз», и греческий православный храм Святой Софии, и многие жилые постройки. В те дни, когда в Нормандии был Харламов, там такой угрозы не было.
С другой стороны, такое спокойствие на фронте Харламову было не по душе. Здесь требуется объяснить, что под конец жизни Харламов жаловался, что его английский язык стал уже не тот (в частности, с приезжавшим в Москву лордом Маунтбаттеном он общался все больше через переводчика). Но, судя по запечатленному на пленку выступлению Харламова на митинге в честь 24-й годовщины Красной армии в Альберт-холле, в годы войны его английский был, может, и не очень изящным (с очень сильным акцентом), но достаточно беглым24. То есть он был вполне способен общаться с прессой. Когда в Нормандии его попросили выступить перед фронтовыми корреспондентами, он подготовил соответствующее заявление. Но, когда его попросили предварительно показать это заявление сопровождающим от британских военных властей, состоялся следующий диалог:
«- Я, чтобы не напутали корреспонденты, отпечатал 30 экземпляров, вам могу зачитать.
- Пожалуйста!
- Советская военная миссия побыла на сухопутном фронте, осмотрела линию фронта наших союзников, американцев, возглавляемую генералом Брэдли, и английскую группу армий, возглавляемую фельдмаршалом Монтгомери. Видели колоссальное количество наших союзных войск, большое количество техники и наблюдали слабую оборону немцев. И поэтому для нас, как для военных людей, непонятно, почему наши союзники топчутся на одном месте.
- Нас такое интервью не устраивает.
- Я другого не дам!»25
В итоге в Нормандии союзные власти пресс-конференцию отменили. Зато известно, какое «интервью» у Харламова взял фельдмаршал Монтгомери:
«- Господин адмирал, а как вы думаете поступить с прибалтийскими государствами?
- Как поступить? Дания останется Данией! Швеция, как нейтральная страна, останется Швецией! Кусочек Норвегии там близко к Прибалтике, там освобождают, там наши войска на севере.
- Нет! Я не про эти. Я вот: Эстония, Латвия, Литва.
- Об этом у нас и разговора не может быть! У нас каждый пионер знает, что это - наши республики Советского Союза! Мы будем освобождать. И никого не будем спрашивать»26.
В нынешних условиях тем более стоит напомнить, что Москва и Лондон договорились тогда не заключать никаких союзов и не участвовать ни в каких коалициях, направленных против другой стороны. Срок действия статей о послевоенном сотрудничестве устанавливался 20 лет. К сожалению, время истечения договора совпало с кануном Карибского кризиса, до которого уже были кризисы берлинский и суэцкий, не говоря уже о создании НАТО и Организации Варшавского договора, сооснователями которых выступили соответственно Британия и СССР, несмотря на связывавший стороны «большой договор». Похоже, Харламов еще в 1942 году предчувствовал, чем все обернется.
В данном случае автора этой статьи как человека, четверть века связанного с телевидением, с картинкой, так и тянет перейти с языка слов и цифр на язык образов. Итак, в 1942 году силами британской правительственной пропаганды был выпущен фильм для советских кинозрителей. Название - «Наш ответ для России (Доклад из Великобритании)», хранящийся и поныне в Госфильмофонде. На кадрах прибытия Молотова в Британию звучал такой текст, прошедший британскую военную цензуру: «В мае 1942 года советский самолет привез вашего народного комиссара иностранных дел Молотова в Великобританию. Его посещение укрепило нашу дружбу и сделало наш союз длительным и устойчивым. Наш министр иностранных дел Иден вместе с полпредом Майским встретили его на станции недалеко от Лондона. Так как его посещение было строжайшим секретом»27.
В свою очередь, в семейном архиве Харламовых хранится фотография, на которой адмирал изображен на фоне именно железнодорожных путей. Явно в те дни и на той самой станции. А текст, касающийся уже отбытия Молотова, в книге адмирала был такой: «По соображениям скрытности специальный поезд уходил не из Лондона, а с небольшой пригородной станции. Мы условились, что я приеду проводить наркома и получу от него все необходимые указания. Поздно вечером я отправился на станцию. Вез меня шофер-англичанин. Я-то полагал, что он хорошо знает дорогу и доставит меня быстрее. Но вышло как раз наоборот. Машина долго кружила вокруг каких-то пакгаузов, кирпичных домов, по глухим улочкам станционного поселка [...] И тут мне пришло в голову, что шофер попросту водит меня за нос. Неужели он получил инструкции воспрепятствовать нашей встрече с наркомом?»
Харламов все-таки добрался до Молотова:
«В ярко освещенном зашторенном салоне сидела вся делегация. Я поспешил извиниться за опоздание.
- Можете не извиняться, Николай Михайлович. Все ясно: противники англо-советского сближения пытались устроить очередную каверзу. Но я заявил, что не уеду, пока не повидаюсь с вами»28.
Только ли было дело в особенностях мировосприятия Молотова, который перед войной рассуждал о советско-германской «дружбе»29, чьи резолюции стояли перед бесчисленными предвоенными расстрельными списками, в том числе «английских шпионов», и кто, возможно, не до конца свыкся с новыми реалиями? Но, как мы видели, скепсис по отношению к официальному Лондону проскальзывал и у Харламова.
Обмен разведданными
В воспоминаниях на аудиокассетах Харламов объяснил, по какому принципу было организовано его присутствие на британском крейсере в Ла-Манше в июне и в расположении союзных войск в самой Нормандии в июле 1944 года: «Их миссия на Восточном фронте, а наша на Западном. Параллельно»30. Не факт, что Харламов знал, что такие «параллельные» миссии осуществляли не только военные, но и спецслужбисты. Скажем, в рамках соглашения о сотрудничестве между разведкой НКВД и британской службой саботажа и диверсий (Special Operations Executive) руководитель ее миссии связи в СССР бригадир Джордж Александр Хилл выезжал из Москвы в освобожденный Минск. В начале этого века соответствующая фотография из архивов ФСБ была воспроизведена в русском издании мемуаров Хилла31.
Однако и адмиралу Харламову пришлось иметь дело, может, не с самой разведкой, но с разведывательными данными.
В британских Национальных архивах до сих пор хранятся протоколы еженедельных англо-советских совещаний в Адмиралтействе именно по разведывательным делам. Скажем, в июне-июле 1942 года британские и советские офицеры под началом Харламова (часто в его присутствии) обсуждали такую обширную тематику, как местонахождение малых итальянских кораблей в Варне, торпедных катеров ВМС Германии в Арктике, новые фортификации немцев в Виндау (Вентспилс) на Балтике и т. д. Кстати, особый интерес вызывает то, что, не находясь в состоянии войны с Японией, СССР был готов обсуждать со своими британскими союзниками вопросы, касавшиеся и военно-морских сил Микадо.
Для своих гражданских собеседников Харламов на аудиокассетах терпеливо объяснял: «Неправильные данные разведки могут заставить перенапрягать силы, где этого не требуется и наоборот»32. Но на этих же кассетах он с неудовольствием отмечал, что «англичане, отдельные лица разведки, не всегда давали правильные разведданные по немцам»33, и добавлял, что вынужден был просить своих подчиненных перепроверять британские разведданные «у югославов, норвежцев, французов, американцев, чехов»34.
Кстати, интересная деталь: когда внучка адмирала, документалист Екатерина Бурлакова, специально отправилась в Центральный музей Вооруженных сил в Москве (где хранятся ордена и медали деда), то лишний раз убедилась: вроде бы Харламов столько времени провел в Британии, но из орденов европейских государств у него были только югославский «Братство и единство» и польский «Крест Грюнвальда». И хотя, судя по кадрам хроники, Харламов был на церемонии ответного награждения советским орденом Ленина полковника Королевских ВВС Невилла Рамсботтома-Ишервуда (ему этот орден был вручен в ответ на то, что высшая награда британских ВВС была присвоена советскому асу Борису Сафонову), самому Харламову британцы никаких наград так и не вручили. С чем была связана такая сдержанность в отношении союзника, с которым британцы общались чуть ли не ежедневно? Как видится, корень проблемы в том, что одно дело - боевое братство Сафонова и Рамсботтома-Ишервуда в Заполярье, а другое - служба, которая была и военной, и политико-дипломатической. Еще точнее, корень проблемы - в недостатке теплоты и истинного доверия у верхов.
В записях на кассетах адмирал признавал, что, в частности, в вопросах разведки проще, чем с британцами, ему было с базировавшимися в Лондоне эмигрантскими комитетами и правительствами: например, с норвежцами, а также с людьми француза де Голля и правительства Чехословакии в изгнании. Конкретно про чехов, про часть окружения Бенеша он говорил: «Там были люди, которые по своим личным качествам понимали, что нужно помогать, чтобы победить»35.
Между прочим, нельзя не обратить внимания на одно занятное совпадение: практически вечным временным поверенным СССР при тех самых эмигрантских правительствах в Лондоне был как раз не дипломат, а кадровый разведчик - руководитель миссии связи политической разведки НКВД полковник Чичаев. Может, это как раз он помогал Харламову и с уточнением данных военной разведки?
Супруга адмирала Харламова, Анна Михайловна, вошла тогда в группу жен сотрудников советских дипломатических и военных представительств, которые разбирали подарки, приходившие по линии Красного Креста именно от рядовых британцев. Например, на семейный магнитофон она рассказывала о том, что находили в поступавших письмах и посылках: «Фунт, два, десять шиллингов. Или рукавицы, или перчатки, или носки. Два куска мыла вкладывали»37.
Если слушать воспоминания адмирала Харламова с семейных кассет, проникаешься тем большим пониманием, как же все было (и, наверное, всегда будет) в отношениях таких двух удивительных народов, как русские и англичане. В конце концов, не мы ли единственные два народа в Европе, которые, когда произносят слово «Европа», имеем в виду кого угодно, кроме самих себя?! У нас всегда - свой интерес. Тем не менее родным адмирал Харламов рассказывал, что, по его мнению, самым последовательным сторонником оказания помощи СССР в британском истеблишменте был лорд Бивербрук: «Не то, что бы любил СССР, он трезво смотрел на вещи и говорил: «Это надо делать сейчас и для спасения Англии!» Прямой был. Он не был любителем нашей страны. Нет! Но он был реалистом и здравомыслящим человеком»38.
Как достичь реализма в отношениях сегодняшних Лондона и Москвы? Неизвестно… Но, может быть, когда-нибудь, как в британском фильме 1942 года, прозвучит и такая фраза: «Мы, народ Великобритании, теперь увидели воплощенным в этом договоре наше задушевное желание: взаимная помощь до победного конца и дружба после войны»39.
Вновь выявленные воспоминания адмирала, записанные на пленку, - хорошее подспорье. Правдивое.
Источник и список литературы: Международная жизнь
Строго говоря, специалистам об этих эпизодах было известно и раньше. В мемуарах, изданных еще в 1983 году, адмирал Харламов, возглавлявший в 1941-1944 годах советскую военную миссию в Лондоне, описывал, как ему позвонили из имперского Генерального штаба, как его там ждали британские фельдмаршал Брук, главный маршал авиации Портал и адмирал флота Каннингхем и как последний, выдержав должную паузу, изрек: «Адмирал, мы пригласили вас, чтобы сообщить новость чрезвычайной важности… Хотелось бы, чтобы вы присутствовали в качестве наблюдателя от нашего русского союзника»1.
Забегая вперед, стоит сказать, что в июне 1944 года Харламов стал не просто наблюдателем, а активным участником десантной операции, а позже и сам высадился на французский берег. И если в мемуарах американского генерала Брэдли он проходит лишь как «молодой русский адмирал»2, то в дневнике генерала Ходжеса вполне определенно говорится именно о Харламове, который был в расположении частей Брэдли в среду 26 июля 1944 года3. Кстати, благодаря наличию теперь расшифровок воспоминаний Харламова, записанных на семейный магнитофон, здесь сразу можно кое-что добавить. По Ходжесу, в советскую группу помимо Харламова входили генерал-майоры Васильев и Скляров, а также полковник Горбатов4. Сам Харламов вспоминал: «Я был, заместители мои были: генерал-майор Васильев, генерал-лейтенант авиации Шарапов, генерал-майор Скляров, военный атташе. Человек шесть или семь наших»5. Иными словами, присутствие советских военных в Нормандии выглядит вполне зримым. Кстати, в отличие от Харламова, Брэдли пишет даже о нескольких советских инспекциях в Нормандии летом-осенью 1944 года6.
Тем не менее в книге Харламова, изданной в советское время, явственно чувствуется рука, как минимум, литературного редактора. Когда внучка адмирала, журналист Елена Бурлакова, передала в распоряжение телеканала «Россия» аудиокассеты из семейного архива, эти аналоговые записи были оцифрованы и по возможности очищены от шумовых наслоений, что позволило очень многое сверить. На кассетах адмирал отвечает на вопросы двух человек - писателя Виктора Веселовского (который участвовал в подготовке его книги, вполне открыто значась в выходных данных) и своего сына, контр-адмирала Николая Харламова-младшего. В последнем случае речь идет по определению о более откровенных ответах, а также о языке, который, может, временами и является бытовым, но, безусловно, добавляет настроения не только в силу присущего адмиралу юморного южнорусского говорка. Ну, например, такая яркая фраза: «Процентов сорок всех конвоев были «битвенные»: выбивать приходилось»7.
D-day
В своей книге Харламов вспоминал о том, что его ждало после разговора в Генштабе в Лондоне: «У пирса в Портсмуте нас ждал катер, посланный с крейсера «Мавришес» - одного из флагманских кораблей вторжения. К трапу крейсера вышел контр-адмирал Питерсон, возглавлявший высадку колонны «Д», - энергичный шотландец, имевший, как потом выяснилось, опыт десантирования на Сицилии»8. Как мы увидим, операцию «Хаски», высадку союзников на Сицилию в 1943 году, Харламов упомянул неслучайно.В сторону Нормандии из английского Портсмута он вышел на британском крейсере 2 июня 1944 года9. Из книги известно даже время выхода: 19 часов 30 минут10. Вот, и на аудиозаписи адмирал по-военному четко вспоминал: «Высадка [6 июня] началась в 5 часов [утра]. В первый раз все корабли вернулись. Погода была нелетная, поэтому прикрытие авиации, поддержку авиационную нельзя было получить»11. Авиаразведка, прикрытие с воздуха действительно были ключевым элементом, конечно же, грандиозной операции «Оверлорд»: «Уже имея опыт неудачной Дьеппской операции, а также Сицилийской и Итальянской операций [союзники] усиленно тренировались в стрельбе по берегу. Особое внимание обращалось на подавление наземных узлов сопротивления…»12
Тем большим было удивление Харламова, когда самолеты все-таки взлетели, подвергли берег бомбардировке, однако дальше случилось странное: «В это время, когда уже и авиация эти бомбы положила колоссальное количество на побережье, и артиллерия била, казалось, там ничего живого уже не должно остаться. Но когда десант головной стал подходить к берегу, то оттуда пошел огонь»13. Очевидно, чтобы не слишком задевать даже и бывших союзников, в книге Харламов ограничился лаконичным: «Но вот молчавший берег вдруг заговорил. В воздухе послышался зловещий посвист снарядов. Кое-где встали гигантские фонтаны воды»14.
Позже в книге были, как думается, весьма литературно изложены и те слова, с которыми к Харламову обратился коллега Питерсон:
«- Как вы думаете, адмирал, куда попадет следующий снаряд?
- Думаю, прямо в середину крейсера. Поверьте, адмирал, я был когда-то неплохим артиллеристом. Они пристрелялись…
Питерсон бросился к телеграфу.
- Право руля, - рявкнул он.
Крейсер круто повернул вправо и неожиданно вздрогнул всем корпусом: метрах в семидесяти за кормой остался столб воды. Питерсон молча взглянул на меня и вытер лоб платком».
Как представляется, разговор шел в несколько иной стилистике. Намек - в расшифровке кассет: «Я же пушкарь. Мнение у меня было такое: черт, не хочется в чужой воде тонуть!»15
И еще о том дне и об аналогиях с Сицилией:
«Передовое судно нашей колонны было уже на подходе, как вдруг оказалось в зоне артиллерийского огня. Капитан судна повернул назад, пытаясь уйти от берега.
- Передайте этому болвану, - крикнул Питерсон сигнальщику, - чтобы шел на высадку. Иначе…»
Что «иначе»?! На аудиокассетах последовавший диалог приведен так:
« - Если отвернете еще один раз, прикажу открыть огонь по вам!
- По вам?! Адмирал, а как он поверит, что вы по нему огонь откроете?
- Поверит! Было в Сицилии так»16.
Если вдуматься, то чем это особенно отличается от практики выставления заградотрядов НКВД за спинами советских войск? Кстати, в чуть более аккуратной форме Харламов описал этот эпизод и в книге17, и никаких протестов от британцев, насколько известно, не последовало. Значит, правда войны везде одинаково жесткая…
Завершился для Харламова тот день, 6 июня 1944 года, тем, что на борт британского крейсера были доставлены захваченные в плен немцы: «С завязанными глазами. Они говорят: «Вы не травите нам». - Ну, так грубо я говорю: «Здесь вы демонстрацию делаете, а высадку будете делать в районе Булонь - Кале». А потом решили их вывести на палубу, снять повязки, и когда они глянули, что больше 6 тысяч кораблей было всяких. И, значит, пленный немец тогда говорит: «Да-а-а!»18
В целом адмирал давал высокую оценку приготовлениям, позволившим скрытно, без утечек подготовить «самую крупную десантную операцию Второй мировой войны»19. Конкретно Харламов писал: «Многие решения, приемы и способы действий, применявшиеся как при подготовке, так и в ходе боев, представляют, на мой взгляд, интерес в современных условиях»20. Брэдли отмечал: «Советские офицеры всюду совали свой нос, вдаваясь во все детали наших действий на плацдарме. Особенно [они] интересовались нашими методами снабжения; огромное количество грузовиков поразило их»21.
Но, конечно, то, что обнаружилось теперь в семейном архиве потомков адмирала, на многое проливает и дополнительный свет.
Высадка в Нормандии
Омар Брэдли о Николае Харламове отозвался так: «Русские оказались очень щепетильны в отношении рангов и приветствовали нас в строгом соответствии со своими званиями. Старший по чину молодой адмирал шел впереди двух генералов Красной армии. Он был подтянут и подчеркнуто корректен, но лицо его было бесстрастным»22.Отслушав кассеты с воспоминаниями адмирала в семейном кругу, можно, с одной стороны, утверждать, что он был доволен: «В общем, мы отдыхали, находясь там на фронте. Отдыхали от лондонских Фау»23. Действительно, не будем забывать: начиная с «блица» и, по сути, по самый конец войны Лондон бомбили. Район, где располагалась советская военная миссия, не был исключением. В частности, были серьезно повреждены и близлежащий универмаг «Уатлиз», и греческий православный храм Святой Софии, и многие жилые постройки. В те дни, когда в Нормандии был Харламов, там такой угрозы не было.
С другой стороны, такое спокойствие на фронте Харламову было не по душе. Здесь требуется объяснить, что под конец жизни Харламов жаловался, что его английский язык стал уже не тот (в частности, с приезжавшим в Москву лордом Маунтбаттеном он общался все больше через переводчика). Но, судя по запечатленному на пленку выступлению Харламова на митинге в честь 24-й годовщины Красной армии в Альберт-холле, в годы войны его английский был, может, и не очень изящным (с очень сильным акцентом), но достаточно беглым24. То есть он был вполне способен общаться с прессой. Когда в Нормандии его попросили выступить перед фронтовыми корреспондентами, он подготовил соответствующее заявление. Но, когда его попросили предварительно показать это заявление сопровождающим от британских военных властей, состоялся следующий диалог:
«- Я, чтобы не напутали корреспонденты, отпечатал 30 экземпляров, вам могу зачитать.
- Пожалуйста!
- Советская военная миссия побыла на сухопутном фронте, осмотрела линию фронта наших союзников, американцев, возглавляемую генералом Брэдли, и английскую группу армий, возглавляемую фельдмаршалом Монтгомери. Видели колоссальное количество наших союзных войск, большое количество техники и наблюдали слабую оборону немцев. И поэтому для нас, как для военных людей, непонятно, почему наши союзники топчутся на одном месте.
- Нас такое интервью не устраивает.
- Я другого не дам!»25
В итоге в Нормандии союзные власти пресс-конференцию отменили. Зато известно, какое «интервью» у Харламова взял фельдмаршал Монтгомери:
«- Господин адмирал, а как вы думаете поступить с прибалтийскими государствами?
- Как поступить? Дания останется Данией! Швеция, как нейтральная страна, останется Швецией! Кусочек Норвегии там близко к Прибалтике, там освобождают, там наши войска на севере.
- Нет! Я не про эти. Я вот: Эстония, Латвия, Литва.
- Об этом у нас и разговора не может быть! У нас каждый пионер знает, что это - наши республики Советского Союза! Мы будем освобождать. И никого не будем спрашивать»26.
Визит Молотова
Харламов - ценный свидетель внутренней механики того, как в мае 1942 года проходил исторический визит в Соединенное Королевство наркома иностранных дел Союза ССР Вячеслава Молотова. «Исторический», потому что именно тогда был подписан «большой» англо-советский договор - «Договор между СССР и Великобританией о союзе в войне против гитлеровской Германии и ее сообщников в Европе и о сотрудничестве и взаимной помощи после войны».В нынешних условиях тем более стоит напомнить, что Москва и Лондон договорились тогда не заключать никаких союзов и не участвовать ни в каких коалициях, направленных против другой стороны. Срок действия статей о послевоенном сотрудничестве устанавливался 20 лет. К сожалению, время истечения договора совпало с кануном Карибского кризиса, до которого уже были кризисы берлинский и суэцкий, не говоря уже о создании НАТО и Организации Варшавского договора, сооснователями которых выступили соответственно Британия и СССР, несмотря на связывавший стороны «большой договор». Похоже, Харламов еще в 1942 году предчувствовал, чем все обернется.
В данном случае автора этой статьи как человека, четверть века связанного с телевидением, с картинкой, так и тянет перейти с языка слов и цифр на язык образов. Итак, в 1942 году силами британской правительственной пропаганды был выпущен фильм для советских кинозрителей. Название - «Наш ответ для России (Доклад из Великобритании)», хранящийся и поныне в Госфильмофонде. На кадрах прибытия Молотова в Британию звучал такой текст, прошедший британскую военную цензуру: «В мае 1942 года советский самолет привез вашего народного комиссара иностранных дел Молотова в Великобританию. Его посещение укрепило нашу дружбу и сделало наш союз длительным и устойчивым. Наш министр иностранных дел Иден вместе с полпредом Майским встретили его на станции недалеко от Лондона. Так как его посещение было строжайшим секретом»27.
В свою очередь, в семейном архиве Харламовых хранится фотография, на которой адмирал изображен на фоне именно железнодорожных путей. Явно в те дни и на той самой станции. А текст, касающийся уже отбытия Молотова, в книге адмирала был такой: «По соображениям скрытности специальный поезд уходил не из Лондона, а с небольшой пригородной станции. Мы условились, что я приеду проводить наркома и получу от него все необходимые указания. Поздно вечером я отправился на станцию. Вез меня шофер-англичанин. Я-то полагал, что он хорошо знает дорогу и доставит меня быстрее. Но вышло как раз наоборот. Машина долго кружила вокруг каких-то пакгаузов, кирпичных домов, по глухим улочкам станционного поселка [...] И тут мне пришло в голову, что шофер попросту водит меня за нос. Неужели он получил инструкции воспрепятствовать нашей встрече с наркомом?»
Харламов все-таки добрался до Молотова:
«В ярко освещенном зашторенном салоне сидела вся делегация. Я поспешил извиниться за опоздание.
- Можете не извиняться, Николай Михайлович. Все ясно: противники англо-советского сближения пытались устроить очередную каверзу. Но я заявил, что не уеду, пока не повидаюсь с вами»28.
Только ли было дело в особенностях мировосприятия Молотова, который перед войной рассуждал о советско-германской «дружбе»29, чьи резолюции стояли перед бесчисленными предвоенными расстрельными списками, в том числе «английских шпионов», и кто, возможно, не до конца свыкся с новыми реалиями? Но, как мы видели, скепсис по отношению к официальному Лондону проскальзывал и у Харламова.
Обмен разведданными
В воспоминаниях на аудиокассетах Харламов объяснил, по какому принципу было организовано его присутствие на британском крейсере в Ла-Манше в июне и в расположении союзных войск в самой Нормандии в июле 1944 года: «Их миссия на Восточном фронте, а наша на Западном. Параллельно»30. Не факт, что Харламов знал, что такие «параллельные» миссии осуществляли не только военные, но и спецслужбисты. Скажем, в рамках соглашения о сотрудничестве между разведкой НКВД и британской службой саботажа и диверсий (Special Operations Executive) руководитель ее миссии связи в СССР бригадир Джордж Александр Хилл выезжал из Москвы в освобожденный Минск. В начале этого века соответствующая фотография из архивов ФСБ была воспроизведена в русском издании мемуаров Хилла31.
Однако и адмиралу Харламову пришлось иметь дело, может, не с самой разведкой, но с разведывательными данными.
В британских Национальных архивах до сих пор хранятся протоколы еженедельных англо-советских совещаний в Адмиралтействе именно по разведывательным делам. Скажем, в июне-июле 1942 года британские и советские офицеры под началом Харламова (часто в его присутствии) обсуждали такую обширную тематику, как местонахождение малых итальянских кораблей в Варне, торпедных катеров ВМС Германии в Арктике, новые фортификации немцев в Виндау (Вентспилс) на Балтике и т. д. Кстати, особый интерес вызывает то, что, не находясь в состоянии войны с Японией, СССР был готов обсуждать со своими британскими союзниками вопросы, касавшиеся и военно-морских сил Микадо.
Для своих гражданских собеседников Харламов на аудиокассетах терпеливо объяснял: «Неправильные данные разведки могут заставить перенапрягать силы, где этого не требуется и наоборот»32. Но на этих же кассетах он с неудовольствием отмечал, что «англичане, отдельные лица разведки, не всегда давали правильные разведданные по немцам»33, и добавлял, что вынужден был просить своих подчиненных перепроверять британские разведданные «у югославов, норвежцев, французов, американцев, чехов»34.
Кстати, интересная деталь: когда внучка адмирала, документалист Екатерина Бурлакова, специально отправилась в Центральный музей Вооруженных сил в Москве (где хранятся ордена и медали деда), то лишний раз убедилась: вроде бы Харламов столько времени провел в Британии, но из орденов европейских государств у него были только югославский «Братство и единство» и польский «Крест Грюнвальда». И хотя, судя по кадрам хроники, Харламов был на церемонии ответного награждения советским орденом Ленина полковника Королевских ВВС Невилла Рамсботтома-Ишервуда (ему этот орден был вручен в ответ на то, что высшая награда британских ВВС была присвоена советскому асу Борису Сафонову), самому Харламову британцы никаких наград так и не вручили. С чем была связана такая сдержанность в отношении союзника, с которым британцы общались чуть ли не ежедневно? Как видится, корень проблемы в том, что одно дело - боевое братство Сафонова и Рамсботтома-Ишервуда в Заполярье, а другое - служба, которая была и военной, и политико-дипломатической. Еще точнее, корень проблемы - в недостатке теплоты и истинного доверия у верхов.
В записях на кассетах адмирал признавал, что, в частности, в вопросах разведки проще, чем с британцами, ему было с базировавшимися в Лондоне эмигрантскими комитетами и правительствами: например, с норвежцами, а также с людьми француза де Голля и правительства Чехословакии в изгнании. Конкретно про чехов, про часть окружения Бенеша он говорил: «Там были люди, которые по своим личным качествам понимали, что нужно помогать, чтобы победить»35.
Между прочим, нельзя не обратить внимания на одно занятное совпадение: практически вечным временным поверенным СССР при тех самых эмигрантских правительствах в Лондоне был как раз не дипломат, а кадровый разведчик - руководитель миссии связи политической разведки НКВД полковник Чичаев. Может, это как раз он помогал Харламову и с уточнением данных военной разведки?
«Народ - «за», правительство - «против»
Именно так: «Народ - «за», правительство - «против» называлась одна из глав в мемуарах адмирала Харламова. В британском пропагандистском фильме говорилось: «Города, села, деревни организуют недели помощи Советскому Союзу. С той же целью дети собирают вещи для продажи в пользу Советского Союза. Сбор с английского футбольного матча идет в Фонд Красного Креста. Англия играет против Шотландии. Сотни тысяч зрителей. Любители английского футбола толпятся на стадионе «Уэмбли». Они знают, на что пойдут их деньги»36. Сопровождали эти слова кадры развевающихся над «Уэмбли» флагов СССР и «Юнион Джека», но также сидящего на трибуне адмирала Харламова!Супруга адмирала Харламова, Анна Михайловна, вошла тогда в группу жен сотрудников советских дипломатических и военных представительств, которые разбирали подарки, приходившие по линии Красного Креста именно от рядовых британцев. Например, на семейный магнитофон она рассказывала о том, что находили в поступавших письмах и посылках: «Фунт, два, десять шиллингов. Или рукавицы, или перчатки, или носки. Два куска мыла вкладывали»37.
Если слушать воспоминания адмирала Харламова с семейных кассет, проникаешься тем большим пониманием, как же все было (и, наверное, всегда будет) в отношениях таких двух удивительных народов, как русские и англичане. В конце концов, не мы ли единственные два народа в Европе, которые, когда произносят слово «Европа», имеем в виду кого угодно, кроме самих себя?! У нас всегда - свой интерес. Тем не менее родным адмирал Харламов рассказывал, что, по его мнению, самым последовательным сторонником оказания помощи СССР в британском истеблишменте был лорд Бивербрук: «Не то, что бы любил СССР, он трезво смотрел на вещи и говорил: «Это надо делать сейчас и для спасения Англии!» Прямой был. Он не был любителем нашей страны. Нет! Но он был реалистом и здравомыслящим человеком»38.
Как достичь реализма в отношениях сегодняшних Лондона и Москвы? Неизвестно… Но, может быть, когда-нибудь, как в британском фильме 1942 года, прозвучит и такая фраза: «Мы, народ Великобритании, теперь увидели воплощенным в этом договоре наше задушевное желание: взаимная помощь до победного конца и дружба после войны»39.
Вновь выявленные воспоминания адмирала, записанные на пленку, - хорошее подспорье. Правдивое.
Источник и список литературы: Международная жизнь
Оценить статью
(Нет голосов) |
(0 голосов) |
Поделиться статьей
СЛЕДИТЬ ЗА СОБЫТИЯМИ
