Залог успеха на востоке – экспертиза, позволяющая залезть в голову
Вход
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
(Нет голосов) |
(0 голосов) |
Директор Института стран Азии и Африки Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, член РСМД
Оставаясь научной и фундаментальной организацией, мы расширяем практическую работу. Экспертиза проектов в самых разных сферах, от экономики до экологии, продвижение российских экономических интересов в Азии, привлечение инвестиций, взаимодействие с отдельными политическим группами в элитах, - на все эти вопросы мы должны находить прикладные ответы. Количество экспертиз за полтора года, пока я руковожу институтом, возросло почти в десять раз, при этом наши заказчики - не только государство, но и крупные корпорации. А Министерством науки и образования перед нами вообще ставится задача открытия, по сути дела, новых линий изучения. Это и тема «зеленой экономики» в Азии, и инноваций, и новых видов энергетики, учитывая, что Китай переходит к 2060 году на безуглеродные носители. Ставится задача изучения юридической базы взаимодействия с Азией - специалистов по азиатской юриспруденции не хватает.
«Изучение Азии в России проходит серьезную трансформацию»
- Институт Дальнего Востока изначально создавался как центр выработки концепции взаимодействия с Азией. Эти задачи сохраняются?
- В целом да. Но Азия меняется, причем иногда значительнее быстрее, чем меняется наши подходы к ее анализу. И это наш главный вызов на сегодня: успевать трансформироваться под эти изменения, чтобы по-прежнему выдавать качественную экспертизу. При этом наш основной заказчик, государство, требует от нас все более конкретных знаний. А нужно понимать, что когда востоковедение только создавалось как наука, это было изучение экономически более развитыми странами в тот момент экономически менее развитых. Сейчас это совсем не те страны, что были даже 40 лет назад: другие масштабы, другие амбиции. Система взаимодействия в Азии усложнилась, появились новые многосторонние союзы. Использовать старые методы уже невозможно. Восток изменился, значит, мы тоже должны меняться. В этом вся суть.
- А институт меняется?
- Оставаясь научной и фундаментальной организацией, мы расширяем практическую работу. Экспертиза проектов в самых разных сферах, от экономики до экологии, продвижение российских экономических интересов в Азии, привлечение инвестиций, взаимодействие с отдельными политическим группами в элитах, - на все эти вопросы мы должны находить прикладные ответы. Количество экспертиз за полтора года, пока я руковожу институтом, возросло почти в десять раз, при этом наши заказчики - не только государство, но и крупные корпорации. А Министерством науки и образования перед нами вообще ставится задача открытия, по сути дела, новых линий изучения. Это и тема «зеленой экономики» в Азии, и инноваций, и новых видов энергетики, учитывая, что Китай переходит к 2060 году на безуглеродные носители. Ставится задача изучения юридической базы взаимодействия с Азией - специалистов по азиатской юриспруденции не хватает.
- Фокус исследований института остается направленным на Китай?
- Конечно, наш основной партнер - Китай, и основная наша тематика - китайская. Но она заметно расширяется. Есть очень много трансграничных процессов, в которые вовлечены как Китай, так и Россия. У нас направления научной деятельности традиционно были разделены по странам даже внутри института, поэтому мы проходим серьезную трансформацию и в этом смысле. Намечаются совместные проекты с Институтом Латинской Америки РАН, Институтом Африки. Есть смысл в создании совместных образовательных платформ, например, с МГУ, где развито востоковедение. Такая кооперация, пожалуй, всем пойдет на пользу.
- Для новых проектов и направлений, наверное, новые специалисты нужны и вам?
- Конечно, нужен приток молодых, активных, пусть и менее опытных, но обладающих совсем другими методами работы. Понятно, что китайская история не изменилась за последние пять тысяч лет, но меняются наши способы изучения. Количественный и компьютерный анализ баз данных, лонгитюдные исследования, то есть изучение на продолжительном периоде, парсинг для сбора информации - для применения этих методов нужен другой стиль мышления, который сегодня присущ молодым людям. Для этого мы создаем молодежные лаборатории, «молодежные инкубаторы», где можно поработать с опытными специалистами.
Разумеется, заменить разом сотрудников ни в коем случае нельзя, потому что наука всегда базируется на школе, а школу не создать с чистого листа. Пока люди могут работать и, самое главное, передавать свой опыт молодежи, они будут работать, осваивая и новые методы. Главная сложность - создать что для молодых, что для проверенных специалистов систему мотивации больше исследовать. Сейчас прямой корреляции между заработком научного сотрудника и числом публикаций работ иногда и не прослеживается.
- На какой заработок у вас может рассчитывать молодой специалист только из университета, например, со знанием китайского?
- Думаю, от 60 тысяч рублей - это должна быть стартовая цена. Причем ставка не меняется, она всегда будет маленькой, например, 20-25 тыс. рублей, а остальное зарабатывается участием в проектах и премиями. На мой взгляд, этого все равно мало. Норматив должен быть около 100 тыс. рублей. Тогда молодежь будет работать, не ища каких-то других средств в подработке.
- Темой Азии сейчас занимаются многие. Почему работать или за экспертизой по Востоку идти нужно именно к вам?
- Долгое время востоковеды и Институт Дальнего Востока как часть востоковедческой науки обладали некой монополией на знание об Азии - они же говорили на китайском или на японском. С определенного момента Востоком действительно стали заниматься все. Монополией мы больше не обладаем. Но мы можем обладать комплексностью знаний. Нельзя, например, изменить мышление китайцев, оно сложилось исторически. Но мы можем «залезть им в голову изнутри» и понять, почему и как они думают. А следовательно, выработать решение, которое не может выработать представитель узкой профессии. Если этого нет, и экспертизу по Востоку начинают давать люди без требуемого уровня знаний, которые, скажем так, нахватались, то это очень опасная история. К сожалению, сейчас такое не редкость.
- Потребность в такой экспертизе, на ваш взгляд, растет?
- Скажу больше – такая экспертиза почти отсутствует. Обратите внимание, как построен российский бизнес в Китае, не только приграничный, но и в целом. Есть производители-экспортеры. Есть органы власти, Минвостокразвития, иногда Минпромторг или Минсельхоз, которые создают базу для экспортных поставок. Но я приведу лишь один пример. Российские компании представляют свои товары для Японии. Очень хорошие товары. Японцы послушали это все и говорят: «Ребята, это здорово, но вы бы хотя бы раз почитали японские санитарные стандарты. Все, что вы представили - это не пройдет». А ведь можно было заранее за пару дней привести в порядок упаковку. Но кто делал мониторинг рынка?
- А кто его может делать вообще?
- Ни Российский экспортный центр (РЭЦ), ни Московский экспортный центр, например, не заказывают регионального или секторального мониторинга. А тот же Китай – он внутри разный. Поэтому российский шоколад с солью, который производят во Владивостоке, не имеет успеха в провинции Хэйлунцзян, но совпадает со вкусами жителей провинции Сычуань. И это только первый шаг в обязательном исследовании, без которого, поверьте, ни одна американская или европейская компания даже не будет строить планы на продажи в Азии. Американцы, например, пользуются услугами Китайско-Американской торговой палаты, состоящей из экспертов, которые могут сказать ему: «Вы знаете, возможно, с вашим товаром не имеет смысла выходить на Китай, но вот во Вьетнам - имеет смысл», или: «Давайте мы сделаем правильную упаковку». Анализ упаковки, символики, вопросы патентования торговой марки во всех нюансах, от обложки до вкуса, чтобы не потерять идентичность товара, что очень просто на китайском рынке, и так далее, - все это нужно.
- Самих предпринимателей кто-то учит, что нужно делать именно так?
- Мы учим. Второй год работает наша совместная с Дальневосточным федеральным университетом программа обучения и переобучения действующих бизнесменов, взаимодействующих или только собирающихся выходить на китайский рынок. Это своего рода ликбез, поэтапно - шаги работы с Азией, где российские методы, как известно, не работают. Эту же цель преследуют наши питч-сессии для российских и азиатских бизнесменов, которые проводятся вместе с РЭЦ и Сколково. Но самое главное – нужно выпускать большое количество информационных материалов.
«Власти в России не привыкли обращаться к экспертам»
- Получается, у производителей могут возникать проблемы из-за элементарного непонимания ими особенностей ведения бизнеса с Китаем?
- Обычно это так и происходит. Недавний пример – когда после обнаружения коронавируса на упаковках рыбной продукции из России Китай запретил ввоз минтая, вдобавок заявив, что теперь готов покупать продукцию только за 50% от прежней цены, а наши рыбопромышленники… Нет, безусловно, они все серьезные люди, это крупные компании. Но они пошли к полпреду президента в Дальневосточном федеральном округе Юрию Трутневу, чтобы он написал письмо «китайцам куда следует» или «попросил Путина позвонить».
- Так не работает?
- Это вообще глубочайшая ошибка. Смотрите, все ведь просто. Владимир Путин с Си Цзиньпином договорились обо всем. Дальше дело реальных предпринимателей. Кто перекрывал таможню? Таможенник. У него инструкция. Любит он или не любит Россию - граница закрывается. Значит, речь не о политике, и не о том, «друзья нам китайцы» или нет. При чем тут вообще дружба? Это чистая экономика. А как можно разбираться в этом, не вложив ни копейки в анализ китайского рынка и поведения китайцев? Да, это непросто понять. Но можно же было заранее, за годы до этого предположить, что подобное произойдет, и выработать ответные превентивные меры. Для этого и существуют институты, подобные нашему, которые, насколько это возможно, обучают людей работать с Азией и рассказывают, как нужно делать, а как – не нужно.
- Хорошо, но что бы вы рекомендовали в случае с минтаем?
- Сложно давать советы. Но очевидно, что требовать в этой ситуации от Трутнева, чтобы «он там договорился», бессмысленно. Здесь нужны переговоры другого плана. Речь нужно вести о том, как оптимизировать расходы, как репатриировать прибыль. Например, предлагать работу через режим специальных экономических зон, бестарифных зон – там, в Китае, есть территории, где экспортно-импортные операции ведутся вообще без тарифов и без НДС. И можно даже посчитать, как репатриировать прибыль с наименьшими потерями. Ясно же, когда вы знаете, как устроено китайское финансовое законодательство, вести переговоры проще. Но, к сожалению, наши коллеги, которые ведут переговоры - они отличные производители, но нулевые знатоки китайского рынка. И китайцы, кстати, точно так же плохо знают российский рынок. Это же зеркальная ситуация.
- Серьезно? А у бизнесменов из Китая какие иллюзии по поводу России?
- В Китае многие считают, что в России нет никаких законов. Что нужно прийти, попросить или настоять, лучше раз десять. «Уговорить», так сказать, проблему. И если вы не соглашаетесь, это не потому, что в России есть определенные нормы. А потому, что вы лично не хотите. Да и в целом китайцы не очень понимают, как заходить на российский рынок. Японцам, кстати, тоже кажется, что курильский вопрос – это вопрос «надо договориться с Путиным, или подождать, пока будет кто-то после Путина». Но русское сознание по-другому работает.
- Иностранцы не могут найти эту информацию, неоткуда получить?
- Хороший вопрос. Если вы в Китае попробуете поискать «инвестировать в Россию», вас поисковые системы выведут вовсе не на какое-то министерство или Институт Дальнего Востока, а на фирмы-посредники. Посредники «снимают» деньги не с реализации проекта, а с «движухи» вокруг него. Так возникают разные невероятные явления, например, официальные слушания в Совете Федерации по поводу совершенно нереального проекта поворота российских рек в Китай. Попробуйте-ка что-то подобное организовать в Госсовете КНР… И поэтому, кстати, многие хорошие идеи из Китая у нас буксуют, и мы потом читаем в китайской части интернета: с россиянами невозможно общаться, там все непрозрачно.
- Но и сами китайцы иногда выдвигают кажущиеся невероятными проекты в России, разве нет? Недавний пример с проектом Sherwood Energy Ltd. в Хабаровском крае, которая собиралась строить на берегу Охотского моря самый большой в мире завод по производству метанола, но была остановлена референдумом местных жителей, высказавшихся резко против, - это не из этой же серии?
- Due diligence по поводу китайских партнеров – это тоже правильно. Мы знаем очень много примеров, когда предлагается сделка, даже на уровне администрации региона Китая, подписывается протокол о намерениях, а потом китайский коллега берет некие кредиты в китайском банке под низкий процент и использует средства совсем не для этого проекта. Таких случаев немало. Как этого избежать? Глубокая проверка. Для этого и нужны эксперты.
- Выходит, объяснять, как вести бизнес, нужно обеим сторонам?
- Нужно. Бизнес с Азией выгоден с финансовой точки зрения, но он затратен с точки зрения выстраивания процесса. А самое главное - негатив может случиться даже на пике взаимодействия. Как, собственно говоря, случилось с рыбой: потому что сработала конкретная инструкция.
- Российские власти в этой ситуации, раз уж мы о ней, к вам обращались?
- Нет. И не потому, что во власти глупые люди. Просто психологически российские государственные ведомства не настроены обращаться к экспертам. Более того, они не обязаны их держать у себя. Этот подход, конечно, лучше менять, пока не поздно.
«Менять структуру торговли, повышать прозрачность, выдавать дешевые кредиты»
- Часто можно встретить сообщения: российские власти предложили китайскому инвестору построить на Дальнем Востоке такой-то завод, ведут переговоры с такой-то компанией. Почему дальше намерений, как правило, дело не заходит?
- Китаю интересно сырье из России и переброска через Россию своих товаров в Европу. Все остальное - местное дело России. Посмотрите по структуре инвестиций, во что Китай вкладывает в России и во что он, например, вкладывает в Англии или даже в Индии. У нас - в ресурсы. В Индии и Англии - в технологические стартапы, туристическую инфраструктуру, новые технологии. Высокотехнологический сектор в области двусторонней торговли у нас с Китаем - меньше 15%. А мозги в России, безусловно, есть.
- Почему так?
- Китай давно создал свои зоны высоких технологий, где на изобретение можно получить господдержку - около 12 млн руб., если в наших деньгах считать, на год, - открыть лабораторию, производство и выйти на рынок. Российская компания может сделать это, как и любая другая. Но нужен серьезный анализ: может быть, предприятие лучше во Вьетнаме открывать или в Индонезии, где очень дешевый труд, почти на 40% дешевле, чем в Китае. А кто проконсультирует? Есть масса посредников, россиян или китайцев, которые говорят: «Давайте мы вам поможем вывести вас на Китай». А на самом деле здесь нужны не посредники, а лоббисты в Азии. Чтобы они рекламировали возможности инвестирования в Россию, рассказывали бизнесу, причем адекватно китайскому или сингапурскому сознанию: это работа в социальных сетях, создание сайтов, зарегистрированных «на той стороне». Это блоги китайских студентов, которые пишут, как Россия развивается. Или блоги про вложения средств на долгий или короткий период. В общем, массовый промоушн.
- Эта задача по силам только, наверное, государству. Какие еще приоритеты, если говорить о Дальнем Востоке, вы бы выделили для властей?
- Нужно, во-первых, менять структуру торговли - увеличивать долю высокотехнологичных товаров, увеличивать поставки российских продуктов питания. А второй момент – свободные экономические зоны вдоль границ, в том числе распределенные. Технология распределенных зон предполагает, что физически они могут не стыковаться между собой, но при этом работают по единому стандарту и, возможно, даже занимаются производством единой продукции – поэтапно.
- Зоны с преференциями у нас вроде бы есть – территории опережающего развития…
- Это хорошая затея. Но есть важный момент. Когда мы говорим, почему Китай мало инвестирует на Дальний Восток и вообще в Россию, нужно понимать: в реальности мы находимся в огромной конкурентной среде. Сегодня преференции тому же Китаю предоставляют Вьетнам, Малайзия, Индия, Индонезия… Вьетнам, скажем, дает фантастические условия для китайских инвесторов, буквально ноль по всему и защиту. Когда китайский бизнесмен собирается куда-то инвестировать, он в прямом смысле загоняет все параметры в таблицу и смотрит, где выгоднее. Плюс учитывает индекс прозрачности бизнеса. И вот здесь мы с нашими предложениями проигрываем.
- А российский бизнес, на ваш взгляд, может что-то поменять, чтобы успешнее выходить в Китай?
- Дальний Восток психологически и исторически ориентирован только, грубо говоря, на переброску товаров через границу в Китай и наоборот. Но три китайские северо-восточные провинции развиваются медленно, население там падает. Пожилые китайцы уезжают на юг, утекают от границ, перестают быть нашими потребителями. В этом плане, на мой взгляд, главная задача дальневосточного бизнеса – это не столько создавать новые категории товаров, сколько обучиться работать с разными районами Китая, идти вглубь, куда очень редкий российский товар доходит. А государству нужно выделять дешевые кредиты, потому что что закрепиться на китайском рынке можно только через пару лет демпинга. Частный предприниматель из своего кармана это не потянет.
«Экспорт энергоносителей окупится, но выручку нужно вкладывать в экспорт технологий»
- Недавно пришла новость, кажется, тревожная - из Китая: к 2060 году КНР переходит на безуглеродную экономику. А мы тут расширяем БАМ, наращиваем экспорт угля через Дальний Восток. Утрирую, конечно, но сколько лет нам осталось?
- Опираться только на официальные заявления руководителей в прогнозах по Китаю было бы неправильно. Вообще, на мой взгляд, время прогностических докладов о Китае прошло: каким бы гениальным ни был специалист, он не может учесть сотни тенденций, которые одновременно присутствуют в экономике этой страны. Да, Китай, скорее всего, выйдет приблизительно к этому сроку на безуглеродную основу. Но наверняка останется целый ряд регионов, которые будут продолжать потреблять энергоресурсы прежнего типа. О Китае принято думать как об СССР: плановая экономика, пятилетки. Но вообще это в духе китайцев – обозначать общую картину, но без каких-либо жестких цифр, чтобы их потом было легче редактировать на ходу.
- Национальная особенность?
- Верно. Китай всегда оставляет себе гибкую основу, потому что мир вокруг нас меняется быстрее, чем мы планируем, - так говорят китайские экономисты. Никто не мог спрогнозировать «торговую войну» США и Китая. Возвращаясь к вопросу. Если мы оптимизируем расходы по тарифам РЖД, которые одни из самых дорогих в мире (и в два раза дороже на одинаковое расстояние, чем в Китае), тогда – да, окупим свои проекты по экспорту угля, и в этом нам 2060 год не угрожает. Точно так же и газовая труба, и нефтяная труба: успеем окупиться. Вопрос в другом. Очевидно, не только Китай, но и весь мир, особенно азиатский, будет переходить на безуглеродную основу. Как следствие, важно те деньги, которые мы сегодня извлекаем из энергоресурсов, вложить в новые технологии, чтобы потом экспортировать уже их. Это непростая история: все упирается в несогласованность действий у нас тут, в России, тогда как в Китае все действия согласованы. Но нам придется это сделать.
- А как это делают китайцы?
- Успех Китая не в том, что китайцы грамотнее планируют - точно так же, как и все остальные. Но они способны очень быстро перестроить модель экономики. Ядро не меняется, но за два-три месяца китайцы могут перестроить практически все хозяйство – огромную страну. И еще Китай не боится, не скрывая этого, дотировать те отрасли, которые являются ключевыми. Взять те же самые перевозки, которые «разгоняют» всю экономику. В России 40-футовый контейнер стоит перевезти на одно расстояние $5-6 тыс., в Китае на такое же - $2,5 тыс. Китайцы заинтересованы в наших дорогах? Нет. Они заинтересованы как можно большее расстояние везти груз по китайской территории – так дешевле.
- В чем глобальный смысл политики Китая сейчас, это можно сформулировать?
- Знаете, действия Китая в мире – это в какой-то мере повторение советского опыта по экспорту идеологии. Только местами все переставлено: не признание коммунизма, а следом деньги, как было у нас. Китайцы говорят: сначала вот - выгодные вам инвестиции, а потом мы может прислать своих администраторов, покажем, как управлять. Удивляются, кстати, если кто-то отказывается: как же так, ведь мы от чистой души. Но инвестиции в данном случае - это когда китайская компания заключает договор с иностранной, потом идет в банк и получает кредит под небольшой процент и с гарантиями. Управляющей компанией проекта при этом остается китайская – ведь Китай дает средства, это хеджирование рисков. И многие страны на это идут.
- Но никакой «красной» идеологии?
- Китай долго подбирался к идее глобализации по-китайски. Лозунги, конечно, есть. Первый - «Один пояс – один путь», и это про экономику. Под идею Нового Шелкового пути выстроена вся инвестиционная и во многом внешняя политика Китая. Второй лозунг: «Единая судьба человечества». Синь Цзиньпин впервые предложил его для стран Центральной Азии, и этот политический нарратив оказался очень хорошо воспринимаемым. Мол, человечество переживает единые угрозы (коронавирус – доказательство тому), и нам надо готовить совместно единый ответ. А США и некоторые другие страны, наоборот, не дают объединиться, постоянно подкидывают какие-то «красные линии», которые нельзя пересечь. И эта идея Китая, грамотно сформулированная, многим понравилась, особенно в Азии, Африке и Латинской Америке.
- Многие, впрочем, видят и опасность…
- Да, масса стран попала в долговые ловушки. Но не намеренно Китай их туда загонял. Это как раз вопрос того, что везде должна быть профессиональная экспертиза. А то, что Китай не добрый дядюшка, раздающий деньги – ну это же и так понятно. «Заливая» всех юанями, Китай получает под контроль ключевые активы, например, глубоководные порты, по всему миру. И параллельно, кстати, переключает внешнюю торговлю на кибер-юань, по сути, первую национально-ориентированную цифровую валюту. И тут, думаю, конечная цель для Китая – это постепенное вытеснение доллара из игры. Готовы ли мы к этому? Думаю, что еще нет.
«У Китая и России – одни фундаментальные ценности»
- А Россия – это часть «Пояса и пути»?
- Нет. На мой взгляд, позиция России – очень взвешенная: это хороший, но китайский проект, а у нас есть свой интеграционный проект – ЕАЭС. Да, недоработанный, да, еще не столь развитый, но правильно ориентированный. В то же время, нужно понимать: для нас идея Евразии – это то, в чем мы живем. Вьетнам вот, например, не считает себя частью Евразии. Китай – тем более. Обратите внимание, у нас многие хорошие идеи очень неправильно формулируются. Например, «разворот на Восток», о котором так много писали. Он же очень оскорбительно звучит для Китая, для Индии: «А вы до этого каким местом к нам стояли?».
- Хорошо, Китай свои идеи формулирует лучше. А в чем смысл проекта «Один пояс – один путь», стать мировым лидером?
- Если взять исторический контекст, опыт взаимоотношений с европейскими державами, то развитие Китая – это проблема восстановления национального достоинства. Неслучайно Си Цзиньпин говорит – «возвращение китайской мечты», и всякая экономическая проблема для китайского сознания – проблема эмоционально-нравственная.
В то же время, расширение влияния для Китая - это модель. В Китае много экономических проблем, и они таковы, что развиваться только внутри страны Китай не может - обязан расширяться. Как велосипед, чтобы не опрокинуться, должен ехать. Вообще модель Китая в последние десятилетия была - как можно быстрее и плотнее вписаться в мировую экономику. Получалось, и страна привыкла жить в комфортных условиях. Но нельзя быть лидером, пока ты пользуешься чужой системой, и Китай хорошо осознал это к середине 2010-х. И вот КНР провозглашает новую политику - создание своей мировой системы.
- А как это воспринял сам мир?
- Самое страшное для либерального мира – как Китай смог пережить стресс-тест коронавирусом. Абсолютно нелиберальная экономика оказалась успешной с точки зрения купирования проблемы. В январе-феврале прошлого года, когда вирус пошел вверх в Китае, публикации в американских СМИ были однозначной тональности: все, больше великого Китая нет, он рухнул. И внезапно Китай справляется. Вдруг он становится популярен. И Китай срочно делается «нерукопожатым» и токсичным.
- Американцы еще могут не позволить Китаю стать лидером?
- Пока Китай просто был мировым производителем, американцев это мало волновало, американцы покупали. Но как только Китай залез в две сферы, стал лидером в высоких технологиях и предложи свою альтернативу развития – пошла атака со стороны США. Но, казалось бы, создан антикитайский контур по всему миру, настроены против Китая и Австралия, и Новая Зеландию, и часть Восточной Европы… Китай попал в ту же ловушку, что и Советский Союз в 80-е годы, но быстро ее осознал и сейчас перестраивает систему лидерства. Новый принцип - действовать маленькими шажками и практически на всех направлениях.
- Чем это обернется для нас всех?
- Думаю, мы получим систему не двойного даже лидерства – Китай и США, а систему многополярного лидерства, где, возможно, будут лидеры не только экономические, но и социально-политические. Например, идея Большой Евразии может вырасти в создание некого движения стран, которые в равной степени опасаются быть и под Китаем, и под США (как когда-то было движение неприсоединения), но при этом не хотят портить отношения ни и с тем, ни с другими.
- А кто возьмет на себя разрешение конфликтов?
- Китай вообще никогда не входит в страну, где есть конфликт. Как только конфликт гасится, Китай дет с инвестициями. Не с солдатами, не с охраной, не с частными военными компаниями. И в этом плане Китай очень хочет, чтобы Россия брала эти функции на себя.
- В «Пояс и путь» мы не вступаем. Получается, это наша единственная точка соприкосновения?
- Во взаимоотношениях наших стран есть еще один момент. У нас с Китаем часто совпадают некие фундаментальные нравственные основы, как бы это ни странно звучало. Ценность государства, ценность руководства государства, ценность семьи. И только между Россией и Китаем в переговорах есть понятие «дружба». Конечно, есть историческое наследие. Но, понимаете, понятие приятельских отношений, оно есть и в китайском обществе, и в российском. Эти линии имеет смысл развивать. Межчеловеческое общение между Россией и Китаем – это, пожалуй, и есть воспитание того будущего поколения, которого сегодня еще нет, но которое придет на смену нынешним. Думаю, что в конце концов придет поколение рационалистов, которое должно уметь работать с Азией. Наша задача сейчас – заложить некие основы, чтобы на ближайшие 10-15 лет не было ухудшения отношений.
Источник: ИА «Восток России»
(Нет голосов) |
(0 голосов) |
