Идет большой процесс трансформации международной системы. Он происходит довольно быстро. Начало специальной военной операции стало существенным катализатором. И саммит БРИКС в России — очередная веха. Качественно он ничего не меняет, но подтверждает, что процесс продолжается. И то, что большое количество важных стран собирается в Казань, несмотря на все попытки ограничить и изолировать Россию, показательно.
Это важно для России и не только для нее. Это демонстрирует, что западная политика имеет ограниченный эффект, что само по себе существенно. И второй момент важности — это первый саммит, который должен показать, как БРИКС может функционировать, выйдя за рамки той конфигурации, которая была изначально и долго сохранялась, когда в организацию входило ограниченное количество стран примерно одного калибра (с некоторой натяжкой).
До расширения прошлого года можно было довольно четко сформулировать, почему именно эти пять стран образуют группу БРИКС. Когда БРИКС приобрел новых членов (очень разнообразных и очень разнокалиберных), целостность нарушилась. Когда вступили страны, подобные Эфиопии или даже Объединенным Арабским Эмиратам (страна важная, но небольшая), стало понятно, что БРИКС становится чем-то другим, не изначальной группой крупных незападных стран.
«Задача на грани революционной смены международного финансового уклада»
— Федор Александрович, в октябре в Казани на саммите БРИКС мы получим очередное доказательство процесса трансформации международной системы? Насколько все это важно для России?
— Да, идет большой процесс трансформации международной системы. Он происходит довольно быстро. Начало специальной военной операции стало существенным катализатором. И саммит БРИКС в России — очередная веха. Качественно он ничего не меняет, но подтверждает, что процесс продолжается. И то, что большое количество важных стран собирается в Казань, несмотря на все попытки ограничить и изолировать Россию, показательно.
Это важно для России и не только для нее. Это демонстрирует, что западная политика имеет ограниченный эффект, что само по себе существенно. И второй момент важности — это первый саммит, который должен показать, как БРИКС может функционировать, выйдя за рамки той конфигурации, которая была изначально и долго сохранялась, когда в организацию входило ограниченное количество стран примерно одного калибра (с некоторой натяжкой).
До расширения прошлого года можно было довольно четко сформулировать, почему именно эти пять стран образуют группу БРИКС. Когда БРИКС приобрел новых членов (очень разнообразных и очень разнокалиберных), целостность нарушилась. Когда вступили страны, подобные Эфиопии или даже Объединенным Арабским Эмиратам (страна важная, но небольшая), стало понятно, что БРИКС становится чем-то другим, не изначальной группой крупных незападных стран.
Год председательства России — тест, насколько группа способна функционировать в расширенном составе. Если адаптация новых стран пройдет успешно, можно по этой модели включать и другие. Пока возникает масса проблем разного рода, тем не менее процесс идет.
И третий момент, который пока не окончательно решен. А что такое БРИКС в новой ситуации? От этого зависит и перспектива расширения. Потому что одно дело — 5 или даже 10 стран, а другое — еще 30, которые выстроились в очередь. Причем калибр стран-претендентов — от таких крупных государств, как Алжир или Индонезия, до Гондураса, Афганистана, Эсватини. БРИКС как идея стал очень популярен, даже моден. Но как это может воплотиться в оформленную систему? Этот вопрос сейчас решается на практике в процессе и российского председательства.
— А почему БРИКС стал таким модным?
— По той причине, что все в мире ощущают: мировая система меняется, и необратимо. Система, которая существовала раньше, можно сказать, немножко упрощая, была западноцентричной. Основные международные институты и их решения определялись политикой, позицией и культурой Соединенных Штатов и их союзников. Сейчас все меняется в сторону диверсификации. Это не значит, что Запад исчезает или перестает быть мощным. Но способность Запада определять всю мировую ситуацию быстро уходит. И ощущение того, что этого уже не будет, а будет как-то иначе, стимулирует у мира, который не относится непосредственно к тому, что мы называем коллективным Западом, интерес к сообществу, заведомо построенному на принципе, что это не Запад.
Его не надо считать антизападным, потому что подавляющее большинство стран, которые участвуют в БРИКС или стремятся в него вступить, в открытом конфликте с Западом не находятся и не хотят этого. Но они желают иметь возможность развиваться параллельно. Не зависеть от западного мнения и от западной воли. И так БРИКС превратился в массовом международном восприятии в олицетворение некой альтернативы западноцентричного мира. И все ощущают, что этот другой мир будет развиваться — чем дальше, тем более интенсивно.
— Вы сказали, что существует проблема адаптации новых членов. Но если проблемы будут преодолены, то БРИКС будет одним из самых перспективных объединений, учитывая мировую трансформацию?
— Слово «объединение» можно использовать. Главное, не вкладывать в него понятие какого-то более или менее централизованного механизма или института. Я бы даже сообществом это называл с осторожностью. БРИКС, особенно после того как начал расширяться, — это среда, которая пытается себя выстраивать иначе, чем было принято до сих пор. Сложности очевидны. При таком количестве совершенно разных государств с разной культурой, разными интересами, разным уровнем развития находить консенсус, общий знаменатель чрезвычайно сложно. И чем больше государств, тем сложнее.
Что здесь, на мой взгляд, самое важное? Это вопрос расчетов. Потому что БРИКС превратится в по-настоящему мощную и влиятельную силу, именно как среда, как большое сообщество, в тот момент, когда в его рамках удастся придумать механизмы взаимных расчетов без участия доллара. Потому что это сейчас самый главный инструмент политической власти западного мира. Процесс сложный, потому что доллар является доминирующей валютой не только потому, что США — самая сильная держава, которая всем это навязывает, но еще и потому, что это чрезвычайно удобно для всех. Если не брать в расчет вопрос политического давления, конечно, замечательно иметь некую расчетную единицу, при помощи которой может работать кто угодно. Легко, понятно, прозрачно и так далее.
Но оборотной стороной является способность эмитента этой валюты создавать для себя привилегии. Но это еще полбеды. А самое главное, что доллар является инструментом очень мощного давления на тех, кто по тем или иным причинам эмитенту не нравится. И я думаю, что в рамках БРИКС благодаря его многообразию и сложности будет зарождаться новая система.
Это не будет система, основанная на другой валюте, когда доллар мы вытесняем, а вместо этого вводим какую-нибудь другую расчетную единицу, но такого же типа, другую резервную валюту. Особенно учитывая, что потенциально такой валютой, наверное, мог бы стать китайский юань. Но здесь возникают те же самые сложности, что и с долларом, потому что по крайней мере часть стран будет опасаться попасть в зависимость от Китая. На саммите в Казани будет представлен промежуточный доклад, и мы будем наблюдать постепенное движение к формированию альтернативной финансово-расчетной реальности.
Если и когда она возникнет, окажется, что БРИКС — очень и очень влиятельная среда, которая позволяет всем, кто в ней участвует, по-иному выстраивать свою политику. Сейчас те страны, у которых есть какие-то противоречия с Западом, вынужденно оказываются в конфликте с ним, а если, допустим, есть другие альтернативы, то можно не быть в конфликте, просто не взаимодействовать. В перспективе это очень важное изменение.
— Сейчас 65 процентов взаиморасчетов между странами БРИКС проходит в нацвалютах. А насколько это долгая история — создание системы взаиморасчетов не в долларах?
— Не компетентен на эту тему рассуждать, но могу сделать одно замечание. Это сложный процесс, потому что задача на грани революционной смены международного финансового уклада, к которому мы все привыкли. Поэтому ожидать чудес не надо. Но, как показывает наблюдение за происходящим в мире, сейчас все происходит гораздо быстрее, чем кажется.
Процессы интенсивно подхлестываются тем, что происходит в политической сфере. Это прежде всего обострение конфликтов. И российско-украинский кризис важен в силу того, что он так ярко обнажил власть, которую имеет американская финансовая система.
Источник: Бизнес Online
