Зарубежная дипломатическая служба России второй четверти XIX века
10 декабря 2018
23614
Вход
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
Оценить статью
(Нет голосов) |
(0 голосов) |
Поделиться статьей
Александр Панов
Профессор кафедры дипломатии МГИМО МИД России, главный научный сотрудник Института США и Канады РАН, Чрезвычайный и Полномочный Посол России, член РСМД
Внешнеполитическая деятельность любого государства неразрывно связана с работой дипломатического корпуса. Каждый дипломат, будучи официальным представителем своей страны, должен всячески защищать интересы государства и ее граждан, а также принимать участие в переговорах и иных мероприятиях.
Внешнеполитическая деятельность любого государства неразрывно связана с работой дипломатического корпуса. Каждый дипломат, будучи официальным представителем своей страны, должен всячески защищать интересы государства и ее граждан, а также принимать участие в переговорах и иных мероприятиях.
Возможность аккредитации предусматривается не только для глав постоянных миссий, но и других лиц, направляемых для участия в мероприятиях церемониального характера. Специальные миссии призваны проводить уведомление второй стороны по различным вопросам.
В XIX веке уже сформировалась четкая система восприятия иностранных дипломатов, определившая отдельное направление - посольское право. Оно, в частности, устанавливало возможность независимых правительств направлять и принимать дипломатов в целях представительства собственных интересов. В свою очередь, для дипломатов предусматривалась система ранжирования, предполагающая различный уровень прав.
Только после 1815 года была введена единая система рангов, признаваемая всеми участниками международных отношений. До этого каждая из стран пользовалась национальным ранжированием, самостоятельно устанавливая ранг дипломата, направляемого для решения конкретной задачи.
Вторая половина XVIII века характеризовалась существованием трех классов дипломатов: послы (включая чрезвычайных), чрезвычайные и простые резиденты. Кроме того, между двумя видами резидентов предусматривалось многообразие других рангов, точное значение каждого из которых не было определено. Например, министрами называли любых агентов с дипломатическим обличием.
Такая ситуация приводила к усложнению отношений между сторонами и опиралась на принципы идентичности, когда страны стремились отправлять дипломатов аналогичного уровня находящимся в своей стране представителям оппонента.
Решение данного вопроса было достигнуто только в 1815 году по результатам Венского конгресса, собравшего представителей основных европейских государств. Стороны пришли к согласию формирования трех рангов: послы, чрезвычайные посланники и полномочные министры, поверенные в делах при МИД. Дополнения в системе рангов произошли уже через три года по итогам Аахенского конгресса, когда был введен ранг министров-президентов, предполагающий занятие третьего уровня из четырех существующих.
Ранговая система начала XIX века сохранилась практически до настоящего времени. С точки зрения права соблюдалось равенство дипломатов, вне зависимости от того, какой ранг они занимают. Ранговые различия могли сказываться только на церемониале приема1.
Назначение на должности осуществлялось с учетом определенных правил. Послы направлялись исключительно в королевства другими королевствами. Будучи прямыми представителями монарха, они нуждались в королевских почестях при приеме. Представители более низких рангов рассматривались в качестве монарших посланников и им таких значительных почестей не предполагалось.
Поверенные в делах рассматривались в качестве представителей МИД и зачастую действовали на основании письма на имя министра, а не верительных грамот и других атрибутов дипломатической службы2.
В рассматриваемый период Россия имела собственных представителей в большинстве существовавших стран. При Екатерине II по штату министерские должности занимал 21 представитель. К концу первой четверти XIX века их было уже 24. Рост продолжался и в последующем, например при Николае I российские дипломаты появились в Бразилии, Греции и Бельгии, то есть в новообразованных государствах. Любопытно, но в период 1835-1853 годов в России не признавали нахождения на испанском престоле королевы Изабеллы, поэтому представитель нашей страны там отсутствовал.
Количество дипломатов I ранга было ограниченным. В рассматриваемый период его имели всего четверо дипломатов: К.О.Поццоди Борго (Франция и Англия), П.П.Пален (Франция), Х.А.Ливен (Англия) и Д.П.Татищев (Австрия). Все остальные российские дипломаты имели второй ранг3.
Международная практика привела к тому, что по месту исполнения своих должностных обязанностей дипломаты получали определенные привилегии. Например, К.Мартенс, ставший одним из создателей посольского права того периода, указывал на наличие отличий и особенных преимуществ дипломатических агентов, имеющих священный характер4. Основным из прав была неприкосновенность, распространяемая не только на дипломата, но и его имущество. Это относилось даже и к прислуге, работавшей при миссии. Гарантия действовала при любых обстоятельствах, вплоть до войны между странами. Исключение составляла только Турция, где в указанный период сохранялся закон заточения во время войны дипломатов в Семибашенный замок в Константинополе5, но реальных случаев заточения не было.
Кроме того, на дипломатов не распространялись налоговое законодательство страны пребывания и нормы уголовного и гражданского судопроизводства. В домах иностранных посланников запрещен постой войск, но налог на землю начислялся на равных условиях. Для министров было разрешено проведение богослужений в частном порядке6. Тайной была и дипломатическая переписка, но каждое из государств постоянно нарушало данную норму.
Штатная структура российских зарубежных миссий составлялась на основе штатного расписания, определенного в самом начале 1800 года. Излишне раздутые штаты стали причиной большого количества людей в дипломатическом корпусе, что негативно сказывалось на сохранении тайны. Кроме того, возникали проблемы и с содержанием многочисленных чиновников, работающих при миссиях. Принятая структура установила точное количество чиновников различных должностей в центральном аппарате, а также предусмотрела снижение числа сотрудников за границей с одновременным ростом их должностных окладов7.
Для подготовки профессиональных кадров было решено держать при миссиях до двух юнкеров из числа способных и ответственных молодых людей, содержащихся за собственный счет. Их обучали, что бы они могли в дальнейшем стать секретарями или занять должности посольских советников.
Для этого вводилась система нахождения при наиболее опытных послах нескольких молодых дворян. Сроки обучения зависели исключительно от индивидуальных способностей каждого человека. После их направляли на свои первые должности, исходя из имеющихся вакансий. С учетом привлечения к обучению лучших из дворянских родов России казенное жалование им не полагалось8.
Структура миссий предусматривала наличие ее главы в лице посла или министра второго ранга, в подчинении которого находился советник или секретарь (в зависимости от статуса принимающей страны)9. По своему устройству все представительства были идентичными, и только миссии в странах Востока дополнительно имели еще и драгоманов - переводчиков с местных языков.
В первой половине XIX века структурных изменений в российских миссиях не произошло, но численность персонала увеличивалась. Это объяснялось ростом международной активности страны и желанием обладать максимально полной информацией об оппонентах. Если в начале века, не считая юнкеров, представительство имело только двух человек, то к 1850-м годам их число выросло до четырех-пяти. Больше всего людей работало в миссии в Константинополе, где в 1826 году находилось 17 человек. Крупными были российские представительства во Франции, Австрии и Риме, где было по восемь человек, включая несколько сверхштатных.
Некоторые миссии, наоборот, составляли всего пару человек или даже одного сотрудника10. В основном это было характерно для небольших германских государств. Причем существовала практика совместительства, например посол в Пруссии одновременно представлял интересы России в соседних карликовых государствах Ольденбург, Мекленбург-Шверин и Мекленбург-Стрелиц. В результате в самой миссии находился секретарь, а ее руководитель прибывал пару раз в год. Подобное решение было призвано сократить государственные траты на дипломатический корпус. Итальянские и германские государства были столь малы, что значительные события происходили там редко11.
Середина второго десятилетия XIX века характеризовалась ростом доли представительств, имеющих в штате советников. Они полагались исключительно посольствам и двум миссиям (в Пруссии и Османской империи)12. Непродолжительное время (1823-1826 гг.) имелся советник и в Риме13. На советников возлагали совещательные функции при решении наиболее сложных и ответственных задач, стоящих перед дипломатами в стране пребывания.
Численность чиновников увеличивалась за счет прироста секретарей: на одно представительство - до трех. Должностное расписание 1835 года вводило ранг «младших секретарей», объединявших представителей второго и третьего уровней с учетом идентичности функционала. За первым классом закрепили ранг «старших секретарей»14. Самыми младшими сотрудниками в составе миссий выступали канцелярские служители.
Секретари должны были содействовать работе. Они записывали послания, работали с отдельными документами, составляли министерские депеши, ведали местной канцелярией и решали другие обеспечивающие задачи. Им же поручалась шифровка депеш и регистрация документов плюс выдача паспортов15. В отдельных случаях по необходимости они выполняли курьерские обязанности, причем с обязательной доплатой16. Например, неоднократно выступать курьером приходилось Ф.И.Тютчеву. Он известен в первую очередь как поэт, но значительную часть своей жизни автор многочисленных стихотворений прослужил в МИД, в числе прочего в представительстве в Турине17. Секретари могли совмещать свои обязанности с консульскими, например такая ситуация наблюдалась в 1850 году в немецком Гамбурге18.
Зачастую при миссиях были и сотрудники других ведомств, чаще всего военного. Изначально их содержание ложилось на плечи «родного министерства», но с 1833 года жалование им платили по линии МИД19. В 1829 году стартовала практика делегирования в другие страны специальных чиновников Минфина. Их основная задача заключалась в наблюдениях за передовыми разработками в науке и технике, чтобы оперативно узнавать обо всех новшествах. Послы и министры на местах должны были максимально содействовать таким лицам в исполнении их служебных обязанностей.
Рекомендовалась миссиям и работа с местными научными сообществами для информирования их о российских достижениях и организации при необходимости контактов с чиновниками от Минфина20. Первая подобная поездка была связана с изучением научно-промышленного потенциала во Франции.
От практики использования юнкеров в России довольно быстро отказались, и в рассматриваемый период они уже в миссиях не числились. Самой крупной и структурно сложной была миссия в Константинополе. Штатно она с середины 1818-го года имела
33 человека, из которых только драгоманов различных уровней - девять человек. Сама миссия была дополнительно разделена на две канцелярии, одна из которых ведала дипломатией, а другая - коммерческими делами. В составе российской делегации находилась даже пара врачей21.
В 1842 году появилось новое штатное расписание, предусматривающее наличие 24 человек, из которых пятеро являлись студентами. Тогда же при миссии появилась собственная церковь22.
Причинами многогранности миссий в Константинополе была важность и одновременно сложность отношений с Османской империей. Важную роль играло обеспечение торговли и прохода судов через турецкие проливы, что ставилось во главу всей российской торговли с государствами Средиземноморья. Имелось у проливов и серьезное военное значение, так как их закрытие для флотов других стран способствовало повышению уровня российской безопасности на юге. К дополнительным сложностям можно отнести необходимость покровительства христиан, проживавших в Османской империи, и продолжение Кавказской войны, когда львиную долю снабжения и вооружения горцы получали именно от турок. Кроме того, султан и его окружение очень ревностно относились к своей власти и стремились максимально ограничивать деятельность иностранцев в пределах своей страны.
Большую роль играли и сношения с другими государствами юга Европы. В результате практически сразу после Адрианопольского мира 1829 года было предложено расширить представительство в Греции. Начать решили с Коммерческой канцелярии в Навплии, уполномоченной решать торговые и иные коммерческие вопросы с участием российских подданных. Во главе ее, по мнению В.Н.Панина, возглавлявшего миссию в Греции, должен был стоять вице-консул. Он даже назвал конкретную фамилию кандидата, выдвигая на этот пост Лавинзона и отмечая его внушительные познания в сфере торговли с Левантом23. Тем не менее МИД не согласился с предложенными доводами, и никаких дальнейших действий не последовало.
Касаясь работы миссий в странах Востока, необходимо более детально остановиться на драгоманах, исполнявших роль переводчиков. В подавляющем большинстве случаев это были местные жители, имеющие европейские корни (греки, генуэзцы и другие) и уже длительное время проживающие в Стамбуле (в большинстве случаев родившиеся в городе). В турецком языке имеется слово «тэрджюман» - переводчик24. Именно от него и пошла должность драгомана. Часто они становились подданными страны, в представительстве которой работали. В воспоминаниях современников можно встретить упоминания Пизани, Кирико, Фонтона, Тимони и других драгоманов, оказавших большую пользу интересам России своей службой в миссии в Константинополе25.
Представители указанных семей зачастую не ограничивались исключительно драгоманством и достигали значительных успехов на дипломатической службе. Например, П.Н.Пизани и А.А.Тимони занимали важные посты в Коммерческой канцелярии миссии, Г.А.Катакази дослужился до посланника в Греции в 1830-х годах, а А.А.Фонтон смог стать тайным советником26, имея членство в Совете министерств. Вообще семья Фонтон дала российской дипломатии большое количество видных деятелей. Например, именно активная деятельность Ф.П.Фонтона в 1853 году, когда он занимал пост поверенного в делах в Австрии, смогла обеспечить необходимые условия, позволяющие предотвратить турецкое вторжение на территорию Черногории. Привлечение на свою сторону Австрии позволило совместно требовать от Турции вывода армии, что и было выполнено Константинополем27.
Воспоминания о Ф.П.Фонтоне оставил, в частности, Ф.И.Тютчев, называвший его решительным и инициативным человеком, сумевшим спасти от катастрофы Черногорию в условиях сложной внешнеполитической ситуации28.
В свою очередь, встречались и негативные отзывы о работе драгоманов. Н.Н.Муравьев, никогда не любивший иностранцев, находившихся на русской службе, самым критическим образом отзывался об А.Франкини, указывая на его алчность и желание получать исключительно деньги и государственные награды, ставя их превыше исполнения своих прямых обязанностей и не стесняясь открыто высказываться о своих устремлениях29. Отрицательную точку зрения о практике привлечения местных кадров при подборе драгоманов высказывал и С.С.Татищев. В частности, он вменял в недостатки главы константинопольской миссии А.П.Бутенева полное игнорирование вопросов наведения порядка в данной сфере и наличие зависимости от мнения старших драгоманов, работавших при представительстве30.
В основном же опора на местные кадры была мерой вынужденной, связанной с тем, что европейцы недостаточно хорошо знали восточные языки, а особенности местного менталитета и правил ведения переговоров не всегда позволяли в полной мере добиваться необходимого результата в процессе ведения переговоров31. Другие дипломаты отмечали, что только турки могли договориться с турками, владея не только языком, но и аналогичным мышлением32. Любая бумага, составленная турками, всегда имела массу изворотов, тонкостей и скрытого смысла, поэтому оказывалось недостаточно просто обеспечить перевод документа, но и необходимо было понять скрытый смысл, зашифрованный внутри послания. Зачастую в процессе перевода драгоманам приходилось дополнительно давать комментарии по тем или иным вопросам, используя в числе прочего собственные знания и информацию, полученные ранее из других источников.
С учетом всего вышесказанного необходимо отметить не только вынужденный характер привлечения местного населения к работе в дипломатических миссиях, но и большой вклад, оказываемый драгоманами при построении отношений между европейскими государствами и Османской империей.
Пытались в России самостоятельно готовить специалистов по восточным языкам. В частности, при Азиатском департаменте МИД работало отделение восточных языков, где к работе по обучению будущих переводчиков привлекали лучших специалистов в своем деле. Все это обеспечивало выпускникам довольно хороший уровень профессиональной подготовки33. В распоряжении отделения имелась тематическая библиотека, представленная разнообразными работами восточных литераторов и ученых34.
Тем не менее таких специалистов не хватало, причем вопросы возникали не только по владению языком, но и знанию традиций и особенностей уклада жизни в регионе, правил ведения переговоров на Востоке. В результате признавалось преимущественное положение фанариотов и перотов35.
Драгоманы обладали внушительным функционалом. Первый драгоман касался исключительно важнейших дел в сношениях с Османской империей36, что делало его важным для министра человеком37. При этом современники отмечали, что пробиться на этот пост было проблематично, как по малому числу вакансий, так и по важности указанного места38.
У первого драгомана имелся помощник, обязанный работать совместно с турецкими судами, полицией и участвовать в решении вопросов коммерческого характера. Все остальные драгоманы работали по менее важным направлениям в соответствии со спецификой канцелярии, к которой они были штатно приписаны39.
Осенью 1840 года в МИД выступили с инициативой изменения системы ранжирования драгоманов и введения новых окладов. Такая система должна была упорядочить работы «переводчиков», обеспечивая им разумное вознаграждение за достижения по службе. В частности, для константинопольской миссии было предложено оставить первого драгомана с помощником без изменений и установить штатно по два драгомана второго и третьего уровней. Четвертый уровень при этом полностью упразднялся40. Таким образом, всего при миссии должны были работать пять переводчиков.
Летом 1842 года для миссии был введен новый штат, закрепивший все изменения, происходившие за последние два десятилетия. Несмотря на увеличение окладов, удалось гарантировать экономию средств на сумму более 2200 рублей ежегодно. Добиться этого удалось за счет вакантных должностей в течение длительного времени и снижения рангов отдельных консульств, существующих на территории Османской империи41.
Особенности дипломатической работы предусматривали постоянное нахождение в курсе всех событий в стране пребывания с оперативным информированием МИД. На каждое относительно важное событие формировалась депеша, в результате в одной почтовой отправке могло находиться сразу несколько сообщений различного характера. Например, в 1827 году в преддверии заключения трехстороннего Лондонского договора, Х.А.Ливен, занимавший должность посла в Великобритании, направил сразу 22 депеши. Среди них были сообщения об отношении со стороны Англии к Порте, о положении эскадры Д.Н.Сенявина, включая состояние корабельного состава, о политической ситуации внутри Англии в связи с последними событиями и т. д. Отдельные депеши освещали ситуации вокруг Пиренейского полуострова, имеющейся в Британии, а также сношения британской короны с третьими странами по самым разнообразным вопросам42.
В целом дипломатические представительства были вынуждены заниматься самым широким спектром вопросов, причем в каждом конкретном случае их набор был индивидуальным и определялся страной пребывания и ситуацией в конкретный момент времени. Например, представителям посольства в Великобритании в рассматриваемый период приходилось регулярно участвовать в Лондонских конференциях, на которых решались вопросы, связанные с событиями в Греции и Бельгии43. Сложнейшую работу провели в период 1839-1841 годов, когда разразился кризис в отношениях между Османской империей и Египтом. Нелегким оказалось и подписание Лондонской конвенции о проливах, одного из важнейших документов для российской дипломатии44.
Зачастую задачи посольств стремительно менялись. Если во Франции в 20-х годах XIX века стояла задача наладить взаимодействие с вернувшейся в монархическое ложе страной, то уже в следующее десятилетие основной целью российских дипломатов было недопущение проникновения в другие страны Европы, и в первую очередь в Россию, революционных идей. Но при этом посол в стране К.О.Поццо ди Борго видел выгоду в русско-французском сотрудничестве даже в таких условиях, так как оно позволит более успешно противостоять австро-прусскому альянсу.
Посольству во Франции приходилось решать и «польский вопрос», в частности периодически обращаться к французскому правительству с требованиями выслать тех или иных поляков, осевших во Франции после революции 1830-1831 годов. Необходимо отметить, что обращения в большинстве случаев удовлетворялись. В последнее десятилетие рассматриваемого полувекового интервала российско-французские отношения оказались практически заморожены и велись в масштабах поверенных в делах, что не отвечало требованиям имеющегося потенциала.
Внушительный объем работ возлагался на миссию в Берлине, причем ее основной задачей было не только отслеживание деятельности, происходящей среди многочисленных немецких государств, но и максимально возможное противодействие процессам их объединения в единое государство. В противном случае Россия получала на Западе мощного противника и оппонента. Произошедшая в 1848-1849 годах революция привела к проведению Франкфуртского сейма, главным вопросом которого было государственное объединение. В этот период на долю российских дипломатов выпало особенно много работы. Основную роль играл посланник П.К.Мейендорф, который обязательно оказывался в гуще всех происходящих событий, оставаясь в курсе ситуации и стремясь оказать на нее соответствующее влияние45.
Не меньше сложностей возникало и у дипломатов в Австрии. С одной стороны, Вена традиционно выступала союзником России по многим вопросам, а с другой стороны, она стремилась стать центром объединения германских государств, чему в Петербурге активно противодействовали. Кроме того, в Австрийской империи проживало достаточное количество славян, защита интересов которых входила в число целей российского правительства. Такую задачу, в частности, посольству пришлось решать в 1848 году.
Действия стали результатом полученной петиции от сербов, просивших русского императора обеспечить им защиту от притеснений в Банате по аналогии с подобными действиями России в отношении сербов, проживающих на территории Османской империи. Известно, что осенью 1848 года к Николаю I лично поступило обращение от патриарха Сербии Раячича, просившего покровительства для сербов в Воеводине46. В результате активного вмешательства в ситуацию российских дипломатов удалось добиться значительного прогресса в разрешении ситуации, в частности Воеводина была признана в составе Австрийской империи территориальной единицей с особыми правами. При этом необходимо заметить, что такое положение в регионе продержалось всего несколько лет, после чего австрийская корона его упразднила47.
Миссия в Константинополе всегда была наиболее крупной по численности дипломатов, и это не случайно. Отношения с турками занимали значительную часть политики России, при этом сами отношения никогда не были простыми, сопровождались регулярными конфликтами. По воспоминаниям дипломатов тех лет, миссия включала несколько десятков людей, и каждый из них был полностью загружен работой48. Кроме того, Турция активно торговала оружием с горскими племенами, а на турецких рынках те же горцы продавали русских невольников49. Задача борьбы с подобными фактами считалась одной из основных для российских дипломатов, причем противодействовать этому можно было в основном присутствуя на местах. Входило в функционал миссии и обеспечение защиты для христианского населения региона, отвечая официальными демаршами на все случаи притеснения и нарушения их прав мусульманским большинством.
С учетом регулярных войн между Россией и османами дипломатам вменялся в обязанности сбор информации в интересах армии и флота, например о фортификационных строительствах, дислокации частей, выходах в море и состоянии кораблей турецкого флота. Фактически это была полноценная разведка. При этом в посольских штатах военных и военно-морских атташе не значилось, их появление было закреплено законодательно только после 1856 года, что не мешало представителям военного ведомства работать при миссиях на временной основе.
Активно работали в регионе русские топографы. Они проводили съемку территорий Болгарии и Румынии. Мнение об их работе было различным. Одни отмечали, что актуальность топографических исследований, проведенных на рубеже первой и второй четвертей XIX века, сохранялась и в середине века и их подробными картами пользовались даже во время Крымской войны50. С другой стороны, имеются воспоминания о войне 1828 года о том, что составленные карты отличались слабой привязкой к реальной местности, доставляя войскам массу трудностей в силу проблем с обеспечением водой. При этом тут же дается разъяснение, что христиане в Османской империи часто терпели лишения и угнетались магометанами, поэтому зачастую жители бросали свои деревни, а пользующиеся картами войска вместо населенных пунктов обнаруживали заброшенные места и у них возникали проблемы со снабжением51.
В целом в России военное ведомство и МИД имели тесные контакты. С учетом ограниченности числа разведчиков значительная часть задач разведывательного характера возлагалась на сотрудников заграничные дипломатические представительства. Даже отсутствие профессиональных навыков не мешало им создавать эффективные агентурные сети, обеспечивающие послов и министров ценной информацией.
Например, в 1831 году в посольство в Лондоне поступило секретное задание по сбору средств и получению образцов новых ружей, изобретенных в стране и существенно превосходящих по своим техническим характеристикам все образцы европейских армий. Летом следующего года великий князь Михаил Павлович, возглавлявший инженерную службу армии, издал личное распоряжение относительно получения любыми способами технической литературы и документации. При этом работа была в целом успешной. Из достижений дипломатов можно выделить доступ к инженерной документации лафетов французской полевой артиллерии и наставлениям французских артиллеристов, к различным новшествам для винтовок, например применению патронных магазинов с возможностью их замены52.
Осуществлялся и постоянный мониторинг революционных настроений в обществе в странах пребывания. Донесения об этом направлялись напрямую в императорскую канцелярию. На сегодня в архивах ГАРФ имеется большое количество подобных документов, имеющих практически двухвековую историю.
Несложно заметить, что с учетом многообразия поставленных задач и периодической потребности в работе, напрямую не связанной с основной деятельностью, от представителей дипломатического корпуса требовалось наличие соответствующего уровня профессиональной подготовки. Между тем Россия не имела специализированных учебных заведений, отвечающих за подготовку будущих дипломатов.
Практика службы в МИД предусматривала необходимость работы в министерстве в течение нескольких лет внутри страны. Там новичок постигал основы дипломатической деятельности, знакомился с существующей документацией и правилами ведения переписки. Только после этого можно было рассчитывать на получение назначения в представительства в других странах.
После того как чиновник отправлялся за границу, он уже не возвращался в Россию для работы в центральном аппарате. Подобная практика была распространена и в европейских странах. Во Франции в 1800 году даже приняли постановление относительно ротации состава дипломатических представительств с переменной работой - за границей и на родине, но его действие ограничилось всего несколькими месяцами53.
В целом российская дипломатия воспитывалась на нормах так называемой «старой школы», основанной на теории силового равновесия, появившейся в 1648 году в рамках Вестфальского конгресса. В дальнейшем она была дополнена и закреплена. В ее основе лежала необходимость сохранения мира любой ценой. Это не удивительно, учитывая, что Европа на протяжении двух десятилетий на рубеже XVIII-XIX веков существовала в условиях бесконечной войны, истощавшей все без исключения европейские государства.
Главным инструментом достижения поставленных целей было поддержание равновесия между основными политическими объединениями, сложившимися на европейском континенте по результатам Венского конгресса. Кроме того, предполагалось активное использование уступок в отношении оппонента для недопущения развития конфликтных ситуаций. Именно в рамках этой школы проводились многочисленные конгрессы, отличавшиеся большой продолжительностью и обеспечивающие длительный мир на континенте.
Данная система отношений была полна слабостей, что и стало причиной ее конца. Любая страна всеми силами боролась с формированием в Европе гегемона. Если в 1815 году систему впервые проверили на прочность, то произошедшие крупные революционные выступления 1830 и 1848 годов продемонстрировали наличие серьезных проблем. Проблемы вносила и колониальная экспансия, так как многим странам приходилось сталкиваться с пересечением интересов не только в Европе, но и далеко за ее пределами.
Важным умением для дипломата того периода было наличие редакторских способностей. Значительная часть работы заключалась в написании депеш, и только грамотно составленный документ мог быть воспринят получателем должным образом. Соответственно, от степени восприятия информации зависела адекватность предпринимаемых ответных действий.
Характерной особенностью периода была и самостоятельность дипломатов. Они действовали вдали от центра, а вся связь ограничивалась почтовыми отправлениями. Скорость доставки депеш играла важную роль и поощрялась материально. Например, в 1835 году фельдъегерь Гунташвили менее чем за девять суток добрался из Петербурга в Лондон с важным поручением, за что стал обладателем внушительной суммы в 100 голландских червонцев54.
На обработку сообщений и принятие необходимых мер тратилось около месяца. Инструкции зачастую устаревали, поэтому дипломаты полагались на собственный опыт и здравый смысл. В некоторых случаях отступления от линии МИД наказывались, например Г.А.Катакази, будучи посланником в Греции, за своеволие и советы греческому монарху согласиться на Конституцию был отправлен со службы в отставку. Фактически он действовал в интересах России, но сам факт рекомендации Конституции был воспринят отрицательно в МИД страны, существующей в условиях абсолютной монархии. В дальнейшем Г.А.Катакази все же вернулся на службу в ведомство, где ему было поручено заниматься вопросами Греции55.
Были у российской дипломатии и выраженные недостатки. Так, существовала практика переписки с заграничными представительствами на французском языке. Например, в период войны 1828-
1829 годов потребовалось составить подробный отчет для командующего армией И.Ф.Паскевича, но оказалось, что в миссии в Константинополе русским языком владеют слабо и создание документа потребовало коллективных усилий и необходимости несколько раз его переписывать до приведения к надлежащему виду. По этому поводу Ф.П.Фонтон, принимавший участие в составлении обзора, признавал наличие большой практики во французском языке, но не русском56. В защиту необходимо отметить, что французский считался международным языком и подобные случаи были характерными для представителей других стран.
Следует констатировать, что в целом российская дипломатическая служба в рассматриваемый временной интервал по структуре и функционалу не отличалась от европейской. Представительства по своему составу вполне соответствовали перечню поставленных задач, поэтому масштабные организационные преобразования не проводились. Только ближе к середине века за счет интенсификации отношений потребовалось увеличение штатов, в первую очередь за счет секретарских должностей. При необходимости миссии усиливали дополнительными людьми, причем практика деления служащих по направлениям не предусматривалась. Исключение - миссия в Константинополе, где отдельно выделили Коммерческую канцелярию.
Ранговая система была установлена на правительственном уровне, при этом большинство представительств России в других странах относились ко второму рангу, то есть во главе них располагались дипломаты уровня чрезвычайного посланника (полномочного министра).
Решение задач определялось конкретными условиями и зачастую сопровождалось разведывательной работой, что было нормой и для других государств Европы. В составе миссий могли работать представители от Минфина и военные, решавшие свои профильные задачи.
Назначение на заграничные посты предусматривалось только из центрального аппарата, без практики возврата на работу в Россию. Уровень дипломатов был высокий, в первую очередь за счет большого опыта. Слабые возможности связи того периода делали самостоятельность важным элементом работы любого дипломата, особенно в кризисные периоды, когда требовалось действовать незамедлительно.
Все это позволяет говорить о поступательном развитии отечественной дипломатической службы.
1Мартенс К. Дипломатия, или Руководство к познанию внешних государственных сношений для посвящающих себя дипломатической службе. М., 1828. С. 23-25.
2Там же. С. 29.
3Очерк истории Министерства иностранных дел. 1802-1902. СПб., 1902. С. 96-97, 132.
4Мартенс К. Указ. соч. С. 47.
5Там же. С. 49-50.
6Там же. С. 53, 55, 66, 74.
7Архив внешней политики Российской Империи (АВПРИ). Ф. 1. Административные дела. Оп. IV-53. 1800 г. Д. 1. Л. 1-1 об.
8Там же. Л. 1 об.-2 об.
9Там же. Л. 21-27 оборот.
10Подсчитано по: Месяцеслов и общий штат Российской империи на 1826-1830 гг. (Месяцеслов и общий штат Российской империи на [1831-1842]. СПб.: Имп. Академия наук, 1830-1842.)
11Очерк истории Министерства иностранных дел… Приложения. С. 7-26.
12АВПРИ. Ф. 161. IV-2. Оп. 148. 1850 г. Д. 42. Л. 1-2.
13Месяцеслов и общий штат Российской империи на 1823-1826 гг.
14Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1149. Оп. 2. 1835 г. Д. 45 б. Л. 149 об. -151.
15Мартенс К. Указ. соч. С. 108.
16АВПРИ. Ф. 161. IV-34. Оп. 179. 1848 г. Д. 8. Л. 8,10.
17Тютчев Ф.И. Сочинения в 2-х томах. Т. 2. М., 1984. С. 29.
18Кудрявский Христиан Емельянович // Русский биографический словарь. Кнаппе-Кюхельбекер. М., 1995. С. 516.
19АВПРИ. Ф. 161.I-1. Оп. 781. 1832 г. Д. 263 б. Л. 44-49.
20Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ). 2-е собрание. Т. 4. №3079. С. 592-593.
21АВПРИ. Ф. 161. IV-7. Oп. 126. 1818 г. Д. 3. Л. 1-3 об.
22Там же. Ф.149. Миссия в Константинополе. Оп. 502 а. Д. 852. Л. 13-15 об.
23Там же. Ф. 161. IV-4. Оп. 123. 1829 г. Д. 1. Л. 1-2.
24Драгоман (Из записок старого дипломата) // Русский архив. 1886. №10. С. 203-204.
25Там же. С. 206-207.
26Русский биографический словарь. Фабер - Цявловский. М., 1999. С. 200-201.
27Подробнее см.: Международные отношения на Балканах. 1830-1856. М., 1990. С. 297-299.
28Тютчев Ф.И. Указ. соч. С. 205.
29Муравьев Н.Н. Русские на Босфоре в 1833 г. М., 1869. С. 31.
30Татищев С.С. Внешняя политика императора Николая 1. СПб., 1887. С. 416.
31Базили K.M. Босфор и новые очерки Константинополя. Т. 1. СПб., 1836. С. 299-300.
32Фонтон Ф.П. Воспоминания. Юмористические и военные письма из главной квартиры Дунайской армии в 1828 и 1829 гг. Т. 2. Лейпциг, 1862. С. 40-41.
33Кононов А.Н. История изучения тюркских языков в России. Дооктябрьский период. Л., 1982. С. 182.
34Там же.
35Драгоман… С. 211.
36АВПРИ. Ф. 149. Миссия в Константинополе. Оп. 502 а. Д. 851. Л. 7-7 об.
37Драгоман... С. 216.
38Там же. С. 214-216.
39АВПРИ. Там же. Л. 1-2.
40Там же. Л. 2.
41Там же. Л. 8.
42Внешняя политика России. Т. 7 (15). М., 1992. С. 673-674. Прим. 117.
43См., напр.: История внешней политики России. Первая половина XIX в. М., 1995. Глава V.
44См.: Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII - начало XIX в. М., 1978. С. 102-120.
45Заметки из дневников Варнгагена фон Энзе // Русская старина. 1878. №9. С. 149.
46Чуркина И.В. Национальное возрождение югославянских народов Габсбургской монархии // На путях к Югославии. М., 1997. С. 43.
47Там же. С. 53-54.
48Рибопьер А.И. Записки графа Александра Ивановича Рибопьера // Русский архив. 1877. №5. С. 21.
49См., напр.: АВПРИ. Ф. 161. IV-2. Оп. 119. 1831-1851 гг. Д. 4. Л. 40.
50Чайковский М. Записки Михаила Чайковского (Мехмет Садык-паши) // Русская старина. 1898. №10. С. 187.
51Фонтон Ф.П. Указ. соч. С. 96 - 97.
52Очерки истории российской внешней разведки. Т. 1. М., 1996. С. 146-147.
53Заллет Р. Дипломатическая служба. Ее история и организация во Франции, Великобритании и Соединенных Штатах. М., 1956. С. 61.
54АВПРИ. Ф. 161. I-1. Оп. 781. 1835 г. Д. 266. Л. 31-31 об.
55Брэ О. Император Николай I и его сподвижники // Русская старина. 1902. №1. С. 127.
56Фонтон Ф.П. Указ. соч. С. 92-93.
Источник: Международная жизнь
Оценить статью
(Нет голосов) |
(0 голосов) |
Поделиться статьей
СЛЕДИТЬ ЗА СОБЫТИЯМИ