После поражения «Исламского государства» в Ираке и Сирии группировка продолжает восприниматься как одна из ключевых международных угроз. Потеря административных центров вынуждает ИГ организовать свою деятельность вокруг своих вилаятов и повышать активность в Интернете. Возможные стратегии трансформации ИГ, роль криптовалют и Даркнета в финансировании террористов, а также перспективы сотрудничества российских и американских спецслужб мы обсудили профессором Университета Костал Каролина Джозефом Фитсанакисом [1], автором многочисленных публикаций по вопросам международной безопасности, разведывательной деятельности, кибершпионажу и транснациональной преступности. Беседовала эксперт РСМД Татьяна Канунникова.
«Исламское государство» (ИГИЛ) продолжает восприниматься как международная угроза. В каких регионах группировка теряет позиции и где она, наоборот, их укрепляет? Могли бы Вы описать географию деятельности ИГ на сегодняшний день?
Группировки наподобие «Исламского государства» мобильны. Они, как правило, перемещаются и передислоцируются с относительной легкостью и действительно являются глобальными террористическими организациями, как по своему мировоззрению, так и по географическому охвату. Стоит отметить, что с самого начала своего существования, «Исламское государство» включило в свою административную структуру так называемые вилаяты, а именно полуавтономные зарубежные провинции или владения. К ним относятся районы Ливии, Афганистана, Сомали, Филиппин, Нигерии и, конечно же, Синайский полуостров в Египте. В течение первой недели 2018 года «Исламское государство» практически утратило свою традиционную базу в Леванте.
Как повлияла на стратегию группировки потеря ее административных центров? Существует два альтернативных ответа на этот вопрос. Первый возможный ответ заключается в том, что план ИГ похож на план британского правительства в 1940 г., когда правительство Уинстона Черчилля столкнулось с угрозой вторжения вооруженных сил Третьего Рейха. В то время план Лондона состоял в том, чтобы использовать свои заморские колонии в качестве баз, с которых можно было продолжать борьбу после возможного захвата Великобритании Германией. Вполне возможно, что стратегия ИГ вращается вокруг аналогичного плана, в случае чего мы будем наблюдать согласованные вспышки повстанческой активности в Египте, Юго-Восточной Азии, Афганистане, Сомали, Кении и в других местах.
Второй возможный ответ на вопрос о стратегии ИГ заключается в том, что группировка, возможно, вступает в период относительного бездействия, в течение которого она сосредоточит свои усилия на киберактивизме и пропаганде в Интернете, направленной на недовольную молодежь Западной Европы, Кавказа и Северной Америки. Согласно этому сценарию, ИГ будет использовать свое впечатляющее умение создавать новые сообщества из представителей поколения Z и «нулевых» в Интернете, а также пересмотрит свою стратегию в связи с потерей территорий в Леванте. Этот сценарий предусматривает «цифровую» географию действий для «Исламского государства», что в конечном итоге может привести к появлению новой модели деятельности. Последний сценарий, вероятно, будет напоминать децентрализованную и основанную на ячейках модель «Аль-Каиды», сконцентрированную на резких, решительных ударах по иностранным объектам.
В своем комментарии для Asia Times Вы сказали, что вернувшиеся боевики ИГ представляют собой ценный источник разведданных. Как их идентифицировать в потоке беженцев? Как именно службы безопасности могут использовать опыт этих боевиков?
По своей сути, суннитский мятеж — это разобщенное движение. Под этим я подразумеваю, что его лидеры никогда не хотели, чтобы оно стало массовым. «Исламское государство», как и «Аль-Каида» до него, не опирается на большую численность последователей. Скорее, оно рассчитывает на индивидуальную мобилизацию. Высокопоставленные лидеры «Исламского государства», такие как Абу Бакр аль-Багдади, Мохамед Махмуд, Тирад Мухаммад Аль-Джарба и другие, не заинтересованы во внедрении в группировку десяти тысяч слабо мотивированных и нерешительных бойцов. Им достаточно сотни бойцов, которые непоколебимы в своей приверженности ИГ и готовы пожертвовать всем ради борьбы, включая свою жизнь. Взять даже некоторые из самых мощных атак суннитских повстанцев против их врагов: теракт 9/11 в Соединенных Штатах, взрывы 7/7 (прим. ред.: 2005 года) в Великобритании, нападения в ноябре 2015 года в Париже и падение Мосула в 2014 году. Более масштабные удары были нанесены по российским, ливанским, афганским, египетским и другим объектам. Всех их связывает относительно небольшое число полностью преданных делу боевиков, которые их осуществили. Падение Мосула, например, которое привело «Исламское государство» к вершине своего могущества, было делом рук порядка 1 500 бойцов, которые противостояли двум дивизиям иракской армии численностью более 30 тысяч военнослужащих.
Опора на небольшое количество преданных бойцов является отражением тактики вербовки «Исламским государством» (и ранее «Аль-Каидой»). В вербовке они делают ставку на индивидуальный подход к каждому конкретному молодому человеку, которого считают надежным и непоколебимым. Именно такой акцент должны делать европейские, американские и российские силовые структуры в работе с подозреваемыми членами террористических групп, которые были задержаны или выявлены в больших группах мигрантов. Здесь требуется персональное внимание со стороны сотрудников служб безопасности, которые разбираются в деталях и знают культуру, обычаи и типы мышления преимущественно мусульманских обществ.
Однако у правительств большинства стран не хватает ни терпения, ни опыта для проведения по-настоящему точечных кампаний, которые были бы направлены на отдельных лиц с целью их дерадикализации и, в конечном счете, использования. Опыт сирийских мигрантов в таких странах, как Италия и Греция, в этом плане очень показателен. Обе страны — и без того перегруженные внутриполитическими проблемами и финансовой неопределенностью — в основном, были предоставлены сами себе безучастным и раздробленным Европейским cоюзом. Некоторые члены ЕС, такие как Польша и Венгрия, не говоря уже о Великобритании, преследуя практические цели, позиционировали себя вне мейнстрима Евросоюза. В то же время, Соединенные Штаты, которые являются главным зачинщиком нынешней нестабильности на Ближнем Востоке, не проявляют серьезного интереса к программам дерадикализации и привлечения (прим. ред.: радикалов). Такая устойчивая тенденция наблюдается в Вашингтоне при администрациях Барака Обамы и Дональда Трампа.
На Ваш взгляд, станут ли криптовалюты важным источником финансирования терроризма? Некоторые эксперты считают, что давление на традиционные методы финансирования может способствовать этому процессу.
В былые времена 1970-х и 1980-х годов большинство террористических организаций собирали средства, главным образом, путем вымогательства, похищений, ограблений банков и, в меньшей степени, наркоторговли. В нынешнем столетии многое изменилось. Сегодня криптовалюты сами по себе не являются источниками финансирования, хотя можно утверждать, что рост стоимости многих криптовалют конечно же приносит доход террористическим организациям, но являются способом обращения валюты и предоставления услуг, которые увеличивают финансовые поступления.
Используя криптовалюты и так называемый Даркнет, террористические организации теперь более изобретательны в поисках способов получения дохода. Они занимаются продажей пиратской музыки, фильмов и, самое главное, видеоигр. Они также вовлечены в продажу контрафактной продукции, включая одежду, электронику и другие высокотехнологичные аксессуары. Кроме того, они продают контрафактные фармацевтические товары, поддельные билеты на крупные спортивные мероприятия и музыкальные концерты. Те, кто покупает эти продукты, часто расплачиваются криптовалютами, в первую очередь, через Даркнет.
Глядя на картину в целом, становится ясно, что использование криптовалют представляет собой форму асимметричного финансирования в обход традиционных финансовых структур, при этом задействованы незаконные средства, которые на данный момент сложно отследить. Немногие террористические группировки устоят перед искушением прибегнуть к этому новому методу нерегулируемых финансовых операций.
Каким образом российские и американские службы безопасности могут сотрудничать в области борьбы с терроризмом? В декабре 2017 г. СМИ сообщили о том, что ЦРУ помогло своим российским коллегам предотвратить теракт в Санкт-Петербурге.
Несмотря на разногласия на политическом уровне, сотрудничество между российскими и американскими спецслужбами в сфере борьбы с терроризмом представляет собой гораздо более рутинный процесс, чем это принято считать. Декабрьские сообщения СМИ о том, что ЦРУ обменивалось разведданными со своими российскими коллегами были примечательны тем, что этот факт был предан публичной огласке. Большинство случаев оперативно-розыскного сотрудничества между Вашингтоном и Москвой в СМИ не освещаются.
В феврале 2016 г. Джон Бреннан, занимавший в то время пост директора ЦРУ, публично заявил, что ЦРУ тесно работает с российским разведывательным сообществом в области контртеррористических операций, направленных против исламистских экстремистов. Он описал отношения ЦРУ с сотрудниками российской разведки как «очень конкретный, информативный обмен». Бреннан добавил, что «если ЦРУ получит информацию об угрозах российским гражданам или дипломатам, мы поделимся ею с русскими». И уточнил: «они делают то же самое и в отношении нас». Директор ЦРУ привел пример Зимней Олимпиады 2014 года в Сочи. Он сказал: «Мы очень тесно сотрудничали с [российскими спецслужбами]» во время игр в Сочи, «стремясь не допустить теракты. И мы делали это очень успешно». Нет причин сомневаться в искренности заявления Бреннана.
Профессионалы всегда лучше находят общие точки соприкосновения. В каких областях, кроме борьбы с терроризмом, российские и американские спецслужбы могут эффективно сотрудничать?
Есть огромный список общих проблем, которые должны — а часто так и происходит — сплачивать американские и российские спецслужбы. Начнем с того, что существуют две реальные угрозы безопасности обеих стран — а, по большому счету, всего мира — которые требуют тесного сотрудничества между Вашингтоном и Москвой и их спецслужбами. Первая угроза — это черный рынок оружия массового уничтожения, особенно химического, биологических веществ и даже радиоактивных материалов. За последние 20 лет было несколько случаев, когда отдельные лица или организации пытались продать или торговать радиоактивными веществами. Опасения, что такое оружие может попасть в руки негосударственных повстанческих сил, должны быть достаточным стимулом к тесному сотрудничеству между американскими и российскими спецслужбами.
Вторая экзистенциальная угроза — это глобальное потепление и его влияние на международную безопасность. Не секрет, что повышение глобальных температур уже оказывает ощутимое негативное воздействие на производство продовольствия, процессы опустынивания, повышения уровня моря и другие факторы, которые способствуют дестабилизации экономик целых регионов. Такие тенденции способствуют нарастанию воинствующих настроений, уровня политического экстремизма, войн и массовой миграции населения, а все это является серьезной угрозой стабильности международной системы. Решение этой глобальной проблемы потребует расширенного и продолжительного сотрудничества между Соединенными Штатами и Россией на политическом, экономическом и разведывательном уровнях. Обе страны также должны тесно сотрудничать по ряду других вопросов, включая стандартизацию глобального регулирования криптовалют, ослабление напряженности между двумя конкурирующими ядерными державами — Индией и Пакистаном, ослабление напряженности на Корейском полуострове, предотвращение дестабилизации Египта (крупнейшей арабской страны в мире), борьбу с усилением суннитских вооруженных группировок в Западной Африке и множество других вопросов.
Помимо всего прочего, Вы являетесь экспертом по холодной войне. В настоящее время Россия и США переживают период напряженности в отношениях. На Ваш взгляд, что нужно сделать для того, чтобы преодолеть эти трудности и навести мосты между нашими странами?
Тем, кто помнит холодную войну и изучал развитие американо-российских отношений в послевоенную эпоху, нынешнее положение дел между Вашингтоном и Москвой кажется сравнительно управляемым. Несмотря на напряженность между Вашингтоном и Москвой, мы, к счастью, очень далеки от чрезвычайной ситуации типа Берлинского кризиса 1961 года, Кубинского ракетного кризиса или даже столкновения между американским авианосцем Китти Хок и советской подводной лодкой К-314 в Японском море в 1984 году. Как нам избежать такой опасной эскалации напряженности? Ответ прост: надо перевести на регулярную основу взаимодействие между двумя странами на различных уровнях, включая исполнительный, политический, экономический, а также в сфере безопасности. Такие контакты должны продолжаться даже — или, пожалуй, особенно — в периоды обострения напряженности в отношениях между двумя странами. Общий контекст этого подхода основан на неоспоримой истине о том, что Россия и Соединенные Штаты являются двумя центральными столпами, на которых может быть построена идея всеобщего мира для будущих поколений.
1. Профессор Джозеф Фитсанакис — ассоциированный профессор политологии, ведет программу исследований в области национальной безопасности и разведки в Университете Костал Каролина (США). Дж. Фитсанакис разработал программу исследований в области безопасности и разведки в Королевском колледже, где он также руководил Институтом по изучению вопросов безопасности и разведывательной деятельности. Профессор Фитсанакис, удостоенный многих наград, читает лекции, преподает и является автором многочисленных публикаций по вопросам международной безопасности, разведывательной деятельности, кибершпионажу и транснациональной преступности. Он синдикатный колумнист и активно сотрудничает с рядом СМИ, теле- и радиовещательными службами, такими как BBC, ABC Radio, Newsweek и Sputnik. Его комментарии публикуются в таких СМИ, как The Washington Post, Foreign Policy, Politico и The Huffington Post. Фитсанакис является заместителем директора Европейской академии разведки и ведущим редактором IntelNews.org, научного блога, внесенного в каталог Библиотеки Конгресса США.