Миграция — вызов времени

Своим взглядом на проблемы миграции и перспективы развития делятся видные эксперты в области проблем миграции: Матиас Чайка, ведущий научный сотрудник Института международной миграции Оксфордского университета, Марта Ярошевич, главный научный сотрудник Центра восточных исследований, Саодат Олимова, директор Центра социологических исследований «Шарк» в Душанбе, а также Патрик Таран, президент Глобальной ассоциации экспертов по миграционной политике.

24–25 сентября 2015 года РСМД совместно с РАНХиГС провели международную конференцию, посвященную проблемам современной миграции. На конференции российские и зарубежные эксперты обсуждали многочисленные аспекты миграции, ее влияние на государства, в том числе много внимания было уделено современному кризису мигрантов в ЕС.

Своим экспертным взглядом на проблемы миграции и перспективы развития поделились такие видные эксперты в области проблем миграции, как Матиас Чайка, ведущий научный сотрудник Института международной миграции Оксфордского университета, Марта Ярошевич, главный научный сотрудник Центра восточных исследований, Саодат Олимова, директор Центра социологических исследований «Шарк» в Душанбе, а также Патрик Таран, президент Глобальной ассоциации экспертов по миграционной политике (GlobalMigrationPolicyAssociates).

Какова позиция Великобритании по отношению к нынешнему миграционному кризису в Европе?

Матиас Чайка: Реакция британцев отражает общие фундаментальные взгляды правительства на проблему миграции. Она прекрасно вписывается в намеченную средне-/долгосрочную программу снижения уровня миграции до 100 тыс. человек, анонсированную еще в 2009 году, когда к власти в стране пришло либерально-консервативное правительство. Именно эта цифра, как правило, считается тем целевым показателем интенсивности «чистой» миграции, на который ориентируется правительство. Для достижения этой цели был принят целый ряд мер — таких как ужесточение правил приема в учебные заведения для иностранных студентов и пересмотр регламента въезда для других категорий иностранных граждан. Однако весьма многочисленная группа иммигрантов располагает возможностью бесконтрольного въезда в страну — речь идет в первую очередь о мигрантах из Европы. Граждане стран Европы могут свободно въезжать в Великобританию. Поэтому последний иммиграционный показатель за 2014–2015 гг. составляет около 300 тыс. человек, что значительно превосходит намеченный целевой ориентир. На мой взгляд, очевидная несклонность британского правительства к сотрудничеству в сфере решения проблемы беженцев и лиц, ищущих убежища, абсолютно вписывается как в общий курс, проводимый Великобританией, так и в конкретную повестку дня британского руководства в области миграционной политики, поэтому нынешний акцент на ограничениях и ужесточении правил удивления не вызывает.

Матиас Чайка

Как вы полагаете, окажет ли нынешний кризис беженцев какое-либо негативное или позитивное влияние на экономическое состояние ЕС?

Матиас Чайка: Обратимся к основным фактам. В этом году границы стран Евросоюза пересекли порядка миллиона беженцев и лиц, ищущих убежища. Это менее одного процента от общего населения Евросоюза, составляющего около 500 млн человек. Какое влияние может оказать приток 0,2% на общее состояние экономики? В общем и целом — весьма ограниченное. Однако, разумеется, кто-то от этого выиграет, а кто-то — проиграет. Во-первых, беженцы распределяются по территории Евросоюза неравномерно: на такие страны, как Германия, Венгрия, Швеция и Австрия, приходится бóльшая часть из этого миллиона. В частности, согласно прогнозам, в 2015 году Германия примет около 300 тыс. мигрантов. Интенсивность миграционного притока в другие страны значительно ниже. В случае с Германией и другими упомянутыми мною странами следует исходить из относительного числа беженцев. Так, для Швеции относительные показатели миграции достаточно высоки. Для Австрии и Германии они более или менее вписываются в среднеевропейские характеристики — по отношению к населению этих стран. Важно на основании этих цифр оценить тенденцию. Если же рассматривать эти процессы в чисто экономическом аспекте, можно предположить, что, согласно экономической теории, более всего ситуация скажется на тех, кто напрямую конкурирует с мигрантами на рынке труда. Первый вопрос, возникающий в связи с мигрантами, — вопрос о перспективах их трудоустройства.

Следующий вопрос: в каком объеме лица, ищущие убежища, и беженцы получат доступ к рынку труда и как скоро? Если такой доступ вообще реален, то возникает следующий вопрос: как быстро они смогут вписаться в рынок труда и с какой скоростью будут занимать вакантные позиции? Далее. Если они будут допущены к рынку труда и действительно смогут найти работу, вопрос заключается в том, с кем они будут конкурировать за эти рабочие места. Опыт показывают, что работу находят в основном люди, мигрировавшие относительно давно, или бывшие мигранты. Уровень их заработных плат как минимум несколько ниже среднего. Другие группы работников, представленные местным населением, в значительной степени зависят от того, в какой мере новые мигранты заполнят ниши и пробелы, имеющиеся в местной структуре трудоустройства. Влияние миграционных процессов на местное население и местную рабочую силу весьма ограниченно. Его можно охарактеризовать как нейтральное или даже умеренно позитивное. В аспекте таких экономических индикаторов, как уровень заработной платы и занятости населения, это влияние относительно невелико. Что же касается государственного бюджета, все зависит от того, насколько новые мигранты смогут вписаться в национальный рынок труда и как скоро они начнут платить налоги. То есть речь идет о том, станут ли сегодняшние беженцы налогоплательщиками — людьми, обеспечивающими финансовое существование стареющего западноевропейского общества. До определенной степени это вопрос политический. Насколько быстро мигранты смогут освоить необходимые профессиональные навыки и выучить языки? Это сильно зависит от емкости национальных рынков труда, а поглощающая способность рынков труда, в свою очередь, определяется степенью нашей готовности инвестировать в профессиональную квалификацию новых работников.

РСМД / Анна Амелина
Елена Алексеенкова, Антон Цветов:
Ни Россия, ни Европа не могут
отказывать людям в праве на безопасность

Последнее время в публикациях СМИ нередко звучит мысль о том, что этот наплыв беженцев может взорвать Европейский союз изнутри. Что вы думаете об этом?

Матиас Чайка: Я думаю, что сейчас мы имеем дело с огромным количеством спекуляций. Факт в том, что мы столкнулись с политическим кризисом, вызванным ситуацией с беженцами на Ближнем Востоке, а теперь уже и в Европейском союзе. Политический кризис продемонстрировал, что общественность европейских стран, равно как и европейские правительства, на данный момент неспособны выработать концептуальную систему ценностей и позиций в разных политических сферах. Ведь и в других областях, таких как кризис Евросоюза, политического единства не наблюдается. Роль национальных государств по-прежнему велика, налицо конфликт интересов. Евросоюз представляет собой неоднородную группу стран, причем эта неоднородность усугубилась недавним принятием в ЕС ряда европейских стран, имевшим место в 2000-е годы. Со временем становится все сложнее находить общий язык по многим вопросам. Новейшая история Европы вошла в свою критическую фазу. Наши политические лидеры смогут открыть для своих стран новую эру, характеризующуюся единой трактовкой общеевропейских ценностей, а попытки спрогнозировать исход этого процесса представляются мне не более чем спекуляциями. Но я рассчитываю на то, что Европейский союз со временем укрепится. Мы переживаем сейчас очень сложное время, и кризис вынуждает политиков действовать решительнее. Кризисы нередко несут с собой новые возможности, и, по-моему, текущий кризис относится именно к такому типу. Он может стимулировать интеграцию Европейского союза.

Ожидает ли Польша каких-либо последствий от притока мигрантов с Ближнего Востока?

Марта Ярошевич

Марта Ярошевич:Пока Польша согласилась принять около семи тысяч беженцев с Ближнего Востока и Северной Африки. Цифра может увеличиться до 12 тысяч. Это зависит от совместного решения Европейского союза с учетом динамики развития кризиса. Но я не думаю, что еще будут качественные изменения.

Учитывая то, что раньше мигранты с Ближнего Востока не ехали в Польшу, на фоне нынешней ситуации могут быть созданы новые интеграционные механизмы. В таком случае произойдут более детальные изменения в интеграционной политике польского руководства. До нынешних событий не было необходимости прибегать к использованию инструментов долгосрочной интеграции, поскольку прибывавшие мигранты приезжали из других стран ЕС или же стран, близких Восточной Европе в плане культуры и языка. В Польше не было обширной, детальной интеграционной политики.

Как власти Польши относятся к общеевропейской политике в отношении мигрантов?

Марта Ярошевич: В ЕС не было общей миграционной политики вплоть до сегодняшнего кризиса. Существуют лишь внутренние европейские нормы, которые нужно соблюдать. У каждой страны свои интересы и свое отношение к данному вопросу. Польша подчеркивает солидарность с другими странами, более подверженными последствиям, но сейчас это ситуация меняется каждую неделю. Для Польши было важно сохранить принцип добровольности, который не предусматривал введения инструментов автоматического распределения беженцев. Другой ключевой момент — это вопрос создания эффективного механизма отделения беженцев от экономических мигрантов.

Какова миграционная ситуация сегодня в Польше?

Марта Ярошевич: В Польше наблюдался существенный отток граждан после вступления страны в ЕС и открытия рынков труда других европейских стран в 2004 г. Страну покинуло порядка двух миллионов людей. Для Польши это большая проблема в демографическом плане, но и возможное благословение, поскольку покинувшие страну граждане страдали от безработицы или от того, что внутреннему рынку нужны были другие специалисты. В основном это выходцы из небольших городов, где были большие структурные проблемы. В любом случае дальнейший отток очень нежелателен, поскольку через десять лет в Польше, где общество в целом несколько моложе по сравнению со средним показателем по ЕС, начнутся проблемы, от которых сейчас уже страдают другие страны ЕС.

Уже с 2009–2010 гг. Польша, где ежегодный экономический рост составлял 3%, стала очень привлекательной страной для мигрантов, поскольку сама никогда не испытывала последствий кризиса. Раньше подобную роль играли Италия и Чехия. После начала конфликта на Украине поток усилился. В Польше выросла динамика украинской миграции. Около полумиллиона украинцев теперь проживает в Польше. Это самая многочисленная мигрантская группа в Польше — 90% всех мигрантов в Польше. Другие — это белорусы и выходцы с Северного Кавказа.

Саодат Олимова

Как экономическая ситуация в России сказалась на миграционной ситуации в Таджикистане? Наблюдается ли большой отток и возвращение мигрантов на родину?

Саодат Олимова: Волна возвратной эмиграции началась в конце 2014 г. и закончилась к середине января 2015 г. Сейчас наблюдается некое хаотическое движение, в рамках которого общая численность мигрантов снизилась примерно на 20%. Насколько мне известно, и российские, и таджикские источники дают такую статистику.

Сказывается ли сокращение объемов денежных переводов на социальной стабильности в Таджикистане?

Саодат Олимова: Да, конечно. Частично тенденция совпадает с тем, что наблюдалось в кризис 2008 года. Что повторяется? Повторяется то, что лаг между рецессией в России и Таджикистане составляет три-четыре месяца. Так, основное снижение мы наблюдали в апреле.

Отличительная черта нынешнего кризиса – колебания валютного курса, которые привели к нескольким последствиям. Во-первых, это обратный поток денег в Россию: в основном, в форме долларовых переводов. В течение трех-четырех месяцев начиная с декабря, поток обратных переводов в Россию был очень высоким. Это спутало наши экономические службы, следящие за платежным балансом, который показывал снижение денежных переводов в конце 2014 года на 9%. В действительности ситуация была иной. Мигранты закупали в России потребительские товары, привозили в Таджикистан, продавали там за доллары, а валюту перегоняли назад в Россию. Никто не понимал, что происходит ни с переводами, ни курсом: переводы сильно влияют на платежный баланс Таджикистана.

Ситуацию удалось стабилизировать только к маю, но к этому времени проявились новые последствия. Дело в том, что резкое снижение валютного курса способствовало тому, что Россия вытеснила Китай с наших потребительских рынков. Россия была главным партнером в течение первых двух кварталов 2015 года, потеснив Китай.

Если раньше говорили, что в России деньги зарабатываются, а впоследствии тратятся на китайские товары, то сейчас эти деньги опять возвращаются в Россию в виде долларовых переводов.

В Таджикистане идет обнищание населения. Резко выросло число людей, которые переходят в группу «бедные», и домохозяйства начали отправлять молодежь на заработки в России. Как долго это будет продолжаться – неизвестно.

Как Вы видите дальнейшее развитие миграционной ситуации в Таджикистане?

Саодат Олимова: Кризисы не вечны, но выход из нынешней ситуации не будет таким быстрым. На мой взгляд, процент эмиграции в Россию будет увеличиваться. В Китай эмигрировать невозможно, потому что там свои демографические проблемы. Узбекистан находится в таком же положении, как и Таджикистан. У нас остается только одна приграничная территория, которая имеет достаточно незанятой, необработанной земли, где есть рабочие места. Что бы ни случилось, в России всегда есть рабочие места. К 2025 году будет сильнейшая яма в трудоспособном населении. И какие бы законы ни принимались, для таджикских трудовых мигрантов всегда находятся места.

Патрик Таран

Как Вы оцениваете нынешнее массовое переселение людей в Европу? Скажется ли это на общей социально-культурной ситуации в странах ЕС?

Патрик Таран: Ежегодно в 28 стран Европейского союза прибывает порядка 3,6 млн иммигрантов. Покидает ЕС приблизительно 2,8 млн человек в год, то есть нетто сальдо иммиграции составляет около 800 000 человек. Но в сегодняшней ситуации, в условиях непрерывного потока беженцев главным образом из Сирии и стран Ближнего Востока, их фактическая доля уже подбирается к четверти общего количества людей, прибывающих в ЕС в течение года. В 1992 году общее число лиц, ищущих убежища, и беженцев, добравшихся до Европы, составило примерно 670 000 человек. А ведь когда мы говорим о лицах, ищущих убежища, это означает, что они оказались в нестандартной или врéменной ситуации. Некоторые из прогнозов относительно числа беженцев в ЕС к концу этого года, возможно, несколько преувеличены. Что касается количественных показателей, ничего принципиально нового в нынешней ситуации нет: такое уже случалось неоднократно. Скажем, в 1968 году в течение нескольких недель в Австрию прибыли 200 000 граждан Чехословакии. Если заглянуть еще дальше в прошлое, можно вспомнить, что в 1956 году 200 000 человек бежали из Венгрии — одни от восстания, другие от советской оккупации.

То есть можно сказать, что мы имеем дело с неадекватно преувеличенной реакцией на ситуацию?

Патрик Таран: Оценку ситуации как кризисной назвать преувеличением нельзя, однако в том, что касается ее участников и пропорций, ее вряд ли можно счесть беспрецедентной или шоковой для Европейского союза. Комментарий, который, на мой взгляд, можно было бы вынести за скобки, сводится к следующему: число беженцев, прибывающих в ЕС, вполне предсказуемо – достаточно вспомнить о том, что половина всего населения Сирии – временно перемещенные лица — кто-то остался при этом внутри страны, кто-то покинул ее пределы. Так, в Турции находятся уже два миллиона сирийцев, в Ливане — около полутора. То есть речь идет о странах, каждая из которых принимает в два, в три, в четыре раза больше беженцев, чем весь Европейский союз, — правда, лавина переселенцев обрушилась на них чуть менее неожиданно.

Многие аналитики заговорили сейчас о том, что в волнах миграции гибнет концепция национального государства. Согласны ли Вы с этим?

Патрик Таран: Мне интересно, на какой планете они живут: я не видел и не вижу ни малейших признаков ослабления национальных государств или гибели европейской культуры. Говорить, что 30 тысяч человек могут изменить культуру стран с населением шесть-десять миллионов только потому, что они прибыли туда в течение очень короткого времени, — значит демонстрировать либо потрясающее непонимание феномена культуры как такового и той ситуации, в которой оказываются вновь прибывшие, либо исключительную неуверенность в прочности собственных традиций – даже если этим традициям уже пять сотен лет.

Может ли иммиграция повлиять на экономическое положение европейских стран? Не пытается ли ЕС воспользоваться проблемой миграции, чтобы отвлечь внимание от реальных экономических проблем?

РСМД / Анна Амелина
Игорь Иванов:
Россия как новая иммиграционная
страна: вызовы и возможности

Патрик Таран: Возможно, в том виде, в котором преподносится такого рода трактовка, это и впрямь маневр для отвлечения внимания. Реальность прямо противоположна. На мой взгляд, неслучайно, что значительную долю беженцев принимает Германия: согласно прогнозам, в ближайшие 15 лет германский рынок труда сократится на пять миллионов человек. Прибывающие люди неплохо образованны, их адаптация должна пройти без особых сложностей. Это позволит решить серьезную проблему, с которой столкнулась Германия, — проблему, не сводящуюся к вопросам занятости/безработицы, но заключающуюся в общем дефиците человеческих ресурсов, необходимых для поддержания устойчивой экономики.

Был ли нынешний поток мигрантов предсказуемым?

Патрик Таран: Европейские страны знали, что люди будут покидать свои дома. Можно было даже примерно прикинуть их численность, но было сказано, что заблаговременная подготовка к этим процессам выглядела бы политически неуместной. Нельзя было заявить: «Мы ожидаем именно такого развития событий», потому что это прозвучало бы либо как попытка «накликать беду», либо как курс на затягивание военных действий — в свете того, что Европа продает оружие в страны Ближнего Востока и теперь уже напрямую вмешивается в ситуацию посредством бомбовых ударов. Я не думаю, что два-три года назад кто-нибудь ожидал, что Сирия претерпит такие опустошительные разрушения в результате военных действий и что за очень короткое время половина населения страны станет перемещенными лицами. Ситуация почти беспрецедентная. То, что происходит сейчас, нельзя назвать неожиданностью – неожиданными представляются только масштабы происходящего.

Каковы перспективы развития ситуации?

Патрик Таран: К сожалению, все страны, вовлеченные в сирийский конфликт или имеющие интересы в Сирии, включая и Российскую Федерацию, по-прежнему поставляют в регион оружие и оказывают военную поддержку сторонам конфликта. Страны ЕС и Запада, не ограничиваясь поставками оружия, прибегают к прямому военному вмешательству. Все сколько-нибудь заметные политики ратуют за военное решение. Однако в конечном итоге политический конфликт можно урегулировать только политическими средствами. Мы можем и дальше ставить перед собой военные задачи, но это вынудит оставшуюся половину сирийцев покинуть свои дома и отправиться за границу на поиски мест, где не рвутся бомбы и не сражаются вооруженные люди.

Материал подготовили Елена Алексеенкова, программный менеджер РСМД, Мария Смекалова, редактор сайта РСМД, и Мария Гурова, редактор сайта РСМД.