Пережили ли мировые финансовые институты «Великую рецессию»?

Зарубежный взгляд

«Великая рецессия», охватившая мир в 2008 г., и продолжающийся кризис суверенного долга в Западной Европе представляют собой серьезные вызовы для глобальных финансовых институтов. В эксклюзивном интервью для РСМД Дэниел У. Дрезнер, профессор международных отношений Университета Тафта, оценивает эффективность функционирования мировых финансовых структур во время кризиса 2008 г. и рассуждает о будущем мировой экономической системы.

Зарубежный взгляд

«Великая рецессия», охватившая мир в 2008 г., и продолжающийся кризис суверенного долга в Западной Европе представляют собой серьезные вызовы для глобальных финансовых институтов. В эксклюзивном интервью для Российского Совета по международным делам Дэниел У. Дрезнер, профессор международных отношений Университета Тафта, оценивает эффективность функционирования мировых финансовых структур во время кризиса 2008 г. и рассуждает о будущем мировой экономической системы.

Собеседник: Дэниел У. Дрезнер, профессор международных отношений, Университет Тафта.

Интервьюер: Мария Просвирякова, Российский Совет по международным делам.

Фото: Дэниел У. Дрезнер,
профессор международных отношений,
Университет Тафта

– Какие параллели можно провести между «Великой депрессией» и «Великой рецессией» в смысле их воздействия на мировую экономику и реакции финансовых институтов?

– Существует несколько тревожных параллелей и несколько параллелей, которые, надо надеяться, не будут похожи. Очевидной вызывающей тревогу параллелью в обоих случаях является то, что кризис начался в одной из передовых промышленно развитых стран: в 1929 г. это был крупнейший финансовый кризис фондового рынка США, в 2008 г. – кризис американского рынка субстандартного ипотечного кредитования.

Другая вызывающая тревогу параллель: кризис случился в то время, когда наиболее могущественная держава в мире, казалось, переживала относительный экономический спад; и была еще одна страна, которая находилась на подъеме, но не желала вносить свой вклад в глобальное общественное благо. Чарльз П. Киндлбергер, историк экономики, хорошо сказал по этому поводу: в 1929 году Великобритания желала, но была не в состоянии предпринять необходимые меры, тогда как США могли, но не хотели. Так, многие утверждали, что в 2008 году в действительности Соединенные Штаты были той державой, которая хотела предпринять необходимые меры, но была неспособна сделать это, тогда как Китай мог, но не захотел их предпринимать.

Вместе с тем между этими двумя событиями существуют важные различия. Если взять такие показатели, как уровень торговли и мировой объем производства, то станет очевидно, что нынешний кризис, по сравнению с «Великой депрессией», не такой уж суровый. «Великая депрессия», в конечном счете, подвела США к принятию протекционистского «тарифа Смута-Хоули», т.е. к повышению тарифных ставок до самых высоких значений в истории. Эта мера спровоцировала мировые «торговые войны». Другие страны ответили повышением своих тарифных ставок и пытались как можно быстрее девальвировать свои национальные валюты. В этот раз до такого же уровня развития кризиса дело не дошло.

Однако имеет место то, что я часто называю «недоброкачественным протекционизмом», имея в виду, что определенные меры по ограничению торговли предпринимаются, но на общем фоне они едва заметны.

– Как Вы оцениваете реакцию международных финансовых институтов на кризис? Была ли политика этих глобальных финансовых учреждений эффективной? И что можно было бы улучшить в их работе?

– Моя точка зрения состоит в том, что в целом эти институты проделали не такую уж и плохую работу. Хотя, возможно, они могли бы работать гораздо лучше. Но я думаю, что сравнение с «Великой депрессией» здесь довольно уместно, поскольку факты на самом деле позволяют одновременно говорить только о двух вещах – кризис был глобальным по масштабам и начался в одной из развитых стран.

Если говорить о МВФ или Всемирном Банке, то они уже позаботились об увеличении своих финансовых ресурсов. В 2009 году резервы МВФ утроились, а в 2012 году к ним добавились еще 400 миллиардов долларов. Ресурсы Всемирного Банка тоже выросли. Это помогло удержать некоторые периферийные государства Европы от объявления о своей финансовой несостоятельности. Такие страны, как Венгрия или Украина, уже могут получать кредиты, которые предотвратили самое худшее.

Мне могут возразить, что эти институты не сделали столько, сколько могли бы сделать в отношении Европы и кризиса суверенного долга европейских государств. Но даже если бы эти институты знали абсолютно точно, как Европе выбраться из кризиса суверенного долга, Европа на самом деле вряд ли бы прислушалась к их рекомендациям, поскольку европейские государства считают это своим суверенным делом. В действительности эти институты не так много могут сделать, когда пытаются оказать давление на великую державу, которая не собирается к ним прислушиваться.

– Тем не менее Европейский Союз не смог преодолеть кризис суверенного долга собственными силами. Итак, если МВФ должен помочь, что он может предложить, чтобы покончить с кризисом?

– Возможно, самое лучшее, что мог бы предпринять МВФ, – это дать более откровенный совет европейским политическим акторам, а также Европейскому Центральному Банку (ЕЦБ). Одна из проблем здесь – серьезные разногласия внутри ЕС по поводу распределения финансового бремени: кто собирается понести расходы регулирования, учитывая, что такие страны, как Греция, Испания и Италия сегодня сталкиваются с более высокой стоимостью заимствования?

МВФ как один из трех кредиторов (наряду с Европейской Комиссией и ЕЦБ), обеспечивающих Европейский стабилизационный механизм, мог бы привести доводы в пользу того, что ЕЦБ следует вкладывать больше ликвидности в банковскую систему. Это был бы шаг, направленный на поддержание низких процентных ставок. В результате такие страны, как Испания и Италия получили бы больше пространства для маневра и смогли бы сосредоточиться на структурных реформах, необходимых для достижения долгосрочной финансовой стабильности. Но это будет не так легко сделать, поскольку Европа не собирается прислушиваться к рекомендациям МВФ до тех пор, пока у нее не останется другого выхода.

– «Группа двадцати» вытеснила слабеющую и теряющую позиции «Группу восьми». С одной стороны, это пример институциональной гибкости и устойчивости к внешним воздействиям во время финансового кризиса. С другой стороны, «двадцатка» сталкивается с серьезными разногласиями среди своих членов и нуждается в консенсусе по макроэкономической политике. В 2013 году Россия будет председательствовать в «Группе двадцати». Что можно было бы сделать для улучшения координации действий в глобальном масштабе?

– Это будет очень важный вызов для России. В плане координации «двадцатка» многое сделала в период с 2008 по 2010 год. Однако после саммита в Торонто в 2010 году страны-участницы кардинально разошлись во мнениях относительно того, какие меры необходимо предпринять, чтобы мировая экономика продолжала расти.

США и некоторые другие страны утверждали, что продолжение денежно-кредитной и финансовой экспансии необходимо, чтобы поддерживать мировую экономику на плаву. В то же время Китай, Германия и Великобритания выступали за введение режима строгой экономии внутри сообщества развитых стран, поскольку эти страны получили слишком много займов.

США подвергаются также критике за то, что активно проводят политику «количественного смягчения», а это впоследствии ведет к обесценению валюты в некоторых развивающихся странах.

Последний глобальный экономический прогноз МВФ является относительно пессимистичным и указывает на те меры, которые необходимо предпринять той или иной стране, входящей в «двадцатку». Я питаю скромные надежды на то, что МВФ мог бы предложить некоторые возможности для большей координации действий. России следует взять на вооружение те рекомендации МВФ, которые были высказаны в адрес Соединенных Штатов, стран Европы и наиболее продвинутых развивающихся стран.

Потому что это путь, следуя которому можно прийти к согласию. Если повысить уровень консультаций между странами «двадцатки» до фактических встреч на высшем уровне, это могло бы, по крайней мере, придать импульс координации макроэкономической политики.

– Каковы перспективы глобального финансового управления?

– Я выражаю умеренный оптимизм по поводу перспектив глобального финансового управления, учитывая, как оно справлялось с финансовым кризисом 2008 года и его последствиями. Оно предприняло меры, которые должно было предпринять по следам этого кризиса, а именно: закачивая ликвидность в мировую финансовую систему, были приложены усилия к тому, чтобы переписать международные банковские правила в Базель III [1].

В то же время в работе этих институтов все чаще наступает паралич в силу того, что они расширяют свой состав. Например, мы перешли от «восьмерки» к «двадцатке». Это очень хорошо в смысле представительности, но с более разнородными членами и большим периодом между председательством того или иного члена приходить к консенсусу становится гораздо сложнее.

Одно преимущество, которое имеет система, состоит в том, что выбор все же делается в пользу экономической открытости. Политика статус-кво, проводимая МВФ, Всемирным Банком, Банком международных расчетов, ВТО и т.п., отдает предпочтение сравнительно открытой мировой экономике.

И пока эта политика продолжается, даже если не последуют дальнейшие шаги по либерализации, система должна, в конечном счете, восстановиться.

– Профессор Дрезнер, большое спасибо Вам за это интервью.

1. Документ Базельского комитета по банковскому надзору, содержащий методические рекомендации в области банковского регулирования.