Крымская война: уроки для современности

18 (30) марта 1856 года с подписанием Парижского мирного трактата завершилась Крымская война. Участникам антироссийской коалиции не удалось добиться всех поставленных целей, но они смогли на время лишить Россию почти всего Черноморского флота и воспрепятствовать усилению ее позиций на Балканах. Крымская война стала наглядным проявлением исторического противостояния России и Европы. В ней нашли отражение актуальные проблемы внешнеполитической стратегии России, которые не утратили своего значения и в XXI веке. «Восточный вопрос», ставший катализатором войны, был оттеснен на второй план борьбой за гегемонию в Европе.  Архиепископ Парижа,  кардинал Мария-Доминик-Огюст Сибур даже заявил: «Война, в которую вступила Франция с Россией, не есть война политическая, но война священная». О том, каковы были интересы ведущих европейских государств и в чем они пересекаются с днем сегодняшним, шла речь на состоявшемся в Москве круглом столе, приуроченном к 160-летию завершения Крымской войны.

 

Причины и итоги Крымской войны: есть ли повод для дискуссии?

 

Доцент  кафедры международной безопасности факультета мировой политики МГУ им. М.В. Ломоносова Алексей Фененко  предложил посмотреть на итоги военного противостояния с необычной стороны, проанализировав оценки противников России в той войне. При ближайшем рассмотрении картина оказывается далеко не однозначной. В частности, в британской историографии не существует однозначного суждения для этой кампании. Премьер-министр Великобритании Генри Пальмерстон считал итоги противостояния «неопределенными». Известный литератор, публицист, член Палаты общин от консервативной партии  Эдвард Булвер-Литтон  - «неудачными». Современный британский политолог, проживающий ныне в Канаде,  Нил Макфарлейн считает итоги войны поражением Великобритании. В то же время во Франции  Парижский трактат 1856 года, завершивший трехлетнее противостояние на Черном море, однозначно считается  победой Наполеона  III.

 

По словам ученого, в России итоги Крымской войны считают  унизительным поражением потому, что  часто игнорируют дипломатическую предысторию войны. Одним из первых ее проследил  французский историк Антонен Дебидур, автор «Дипломатической истории Европы XIX века». А.Фененко напомнил, что в 1833 году Россия и Османская империя заключили Ункяр-Искелесийский мир. Этот договор фактически предполагал военный союз между двумя странами в случае нападения на одну из них. Дополнительная статья протокола разрешала Турции не посылать войска, но требовала перекрытия Босфора для всех стран, кроме России. В 1841 году британской дипломатии удалось переиграть российскую, заключив Лондонскую конвенцию, согласно которой был введен режим нейтрализации проливов, предполагавший закрытие Босфора и Дарданелл для военных судов всех стран. При этом о режиме проливов в годы войны не говорилось ни слова. Таким образом, подчеркнул А.Фененко, военные действия велись Россией не за раздел Османской империи, а против условий Лондонской конвенции, поощрявших агрессивную политику британцев в Средиземном море.

 

Разумеется, после окончания Крымской войны, согласно условиям Парижского мира 1856 года, Россия потеряла право строить крепости на Черном море. Однако почему-то забывают, что  подобные же условия касались и Стамбула. Контроль за устьем Дуная установили союзники России – Молдавия и Валахия, в 1861 году объединившиеся в   Королевство Румыния, оказавшее Петербургу помощь в 1877-1878 годах, во время очередной русско-турецкой войны.

 

Далек от катастрофы был и военный баланс. Русские потерпели поражение в сражениях при реках Альма и Черная, но ни одно из этих поражении не может быть сравнимо по масштабу с Седаном или Ватерлоо, когда Франция дважды теряла собственную армию.  В то же время важнейший участник европейской коалиции - Британия - не смогла достичь в ходе военных действий решительного перелома не только в Крыму, но и на остальных направлениях, во время осады Петропавловска-Камчатского, Таганрога, Соловецкого монастыря и попытки блокады Санкт-Петербурга. Взятие  же русскими  войсками в ноябре 1855 года стратегически важной крепости Карс – ворот в Индию и Персию - было воспринято в Лондоне как тяжелейшее поражение. В то же время Россия не позволила высадить десант на южном побережье Финского залива благодаря использованию мин Якоби с химическими контактными взрывателями – передовой по тем временам военной технологии.

 

А.Фененко считает, что в 1830-1844 годах Россия впервые в своей истории попыталась установить союзнические отношения с Османской империей, продолжавшиеся вплоть до визита Николая I в Лондон. Однако еще со времен Г.Нельсона Великобритания рассматривала Средиземное море как свое внутреннее озеро, и усилия российской дипломатии расценивались ею как подрыв благоприятного для России баланса сил в регионе. Война была нужна и Франции, искавшей возможность реванша за поражение Наполеона в России в 1812 году. Но главный парадокс состоит в том, что важнейшим выгодоприобретателем от новой конфигурации в международных делах по итогам Крымской войны  стала Пруссия, вообще не принимавшая участия в военных действиях. У нее появился шанс на столкновение России с Францией, Австрией и Великобританией. Для России же итоги войны были скорее ничьей, чем поражением.

 

«Основным критерием победы является достижение политических целей войны, - заметил член-корреспондент Российской академии ракетных и артиллерийских наук Константин Сивков. - На тактическом уровне коалиция европейских держав достигла ряда успехов, но с точки зрения военной стратегии допустила немало просчетов, поскольку ни захват Петропавловска-Камчатского, ни осада Соловков, не давали никакого качественного преимущества союзникам, так же как и  высадка британского десанта в Свеаборге, который мог быть – в случае удачной высадки – захвачен или уничтожен».

 

С подобным оптимистическим взглядом не вполне согласился руководитель Центра региональных аспектов военной политики США Института США и Канады РАН Владимир Батюк. Он считает, что  Николая I подвела его излишняя самоуверенность: «Конвенция 1841 года была более сбалансированной, чем секретная дополнительная статья Ункяр-Искелесийского мира, и Николай I, в случае продолжения линии на сотрудничество со Стамбулом, мог разрешить все спорные вопросы. Однако беседа с британским послом в Петербурге Сеймуром показала, что российский царь считает Османскую империю «больным человеком Европы» и претендует на значительную часть её наследства, включая контроль над святыми местами христиан в Палестине и установление контроля над балканскими владениями Турции, населенными православными народами. Николай I намеревался стать «временным охранителем» Константинополя. В качестве уступок император предлагал Британии Крит и Египет, на который одновременно претендовала Франция».

 

По словам В.Батюка, Россия безусловно проиграла войну, а аналогии между российско-турецкими отношениями до 1844 года и современным кризисом в отношениях Москвы и Анкары будут слишком натянутыми: «Речь не только о том, что между Российской империей и Российской Федерацией огромные различия в социальном и политическом строе. Присоединение Крыма  в 2014 году стало ответом Москвы  на переворот в Киеве, в результате которого оказались под угрозой  заключенные между Россией и Украиной соглашения, в том числе по Черноморскому флоту».

 

Стратегия России и Турции: история и современность

 

По словам А.Фененко, известный политолог, философ и историк Вадим Цымбурский в свое время обратил внимание на то, что  причиной поражения в Крыму стала неверная  концепция ведения войны. При Николае I считалось, что в результате европейских революций к власти придет новый Наполеон,  с которым придется воевать на территории центральной Европы – в Пруссии или Австрии. Поэтому основные силы Россия держала на западе, а не на юге. В итоге воевать с «новым Наполеоном» пришлось на побережье Черного моря, где коммуникации были слабыми и уязвимыми, силами вспомогательной армии.

 

Какие выводы могут сделать современные исследователи из анализа причин и последствий давнего конфликта? В первую очередь, убедиться в том, что между внешнеполитическими приоритетами турецких султанов и неоосманскими идеалами Р.Эрдогана немало общего. Однако, занимая позиции, далекие от реальности, турецкий президент снова делает ставку на внешних игроков (теперь не на Лондон, а на Вашингтон), использующих Анкару как удобное орудие для внешнеполитических провокаций.

 

Водоразделом в противостоянии НАТО и России в Черноморском регионе стали события, связанные с референдумом в Крыму. Комментируя изменившееся военно-морское положение России, К.Сивков заметил,  что Россия вступает в очень интересный период своей истории. Корабли класса корвет обрели стратегические возможности.  Основой подводного флота России остаются дизельные субмарины класса «Варшавянка» (проект 636) и отчасти дизель-электрические подводные лодки с баллистическими ракетами (проект 629). После возвращения Крыма в состав России Черноморский флот получил значительное усиление, но по возможностям действий на море он значительно уступает турецкому и ограничен ближней морской зоной. Наконец, не решена проблема перехвата многоцелевых высокоточных ракет «Томагавк», находящихся на вооружении ВМС США.

 

Турция  и НАТО: единство под вопросом?

 

Комментируя сообщение о выводе российских военно-космических войск из Сирии, Алексей Фененко не стал  исключать того, что  это действие может поначалу спровоцировать рост агрессивной риторики со стороны Анкары, которая воспринимает это событие как свою однозначную победу. Однако,после того, как российский истребитель Су-24 был сбит с ведома Анкары, Североатлантический блок не торопился  открыто поддержать своим авторитетом турецкие власти. Эрдогану неплохо помнить, что центральное место в системе НАТО играют США и Великобритания, а политической опорой альянса  все больше становятся не старые демократии, а так называемые новые члены – страны Прибалтики и бывшие члены Организации Варшавского договора.

 

В то же время эксперты исключили  переход конфликта между Москвой и Анкарой в «горячую фазу». По их мнению, создать повод к войне достаточно легко, перекрыв проливы для российских судов. Однако даже в самый кульминационный момент конфликта турки так и не решились на очевидное нарушение конвенции Монтрё 1936 года. Поэтому надежды на  нормализацию отношений по-прежнему остаются, хотя доверительных отношений, включая безвизовый режим и тесное военно-техническое сотрудничество, ожидать не стоит.

 

Автор: Андрей Торин, редактор журнала «Международная жизнь»

 

Впервые опубликовано в журнале «Международная жизнь»