Алексей Фененко о будущем отношений США и России
11 апреля 2017
0
комментариев
14981
Просмотр
В ридер
Распечатать
Вход
Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы
Специально для "Правды.Ру" политолог, доцент факультета мировой политики Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова Алексей Фененко анализирует новейшую историю российско-американских отношений, развенчивает устоявшиеся мифы и рассказывает чего ждать России от нового президента США. — Как повлияло избрание Дональда Трампа на российско-американские отношения?— Полагаю, что мы в России излишне персонифицируем российско-американские отношения и преувеличиваем степень их зависимости от внутренних выборов. Современные государства — это гигантские бюрократические системы, которые отводят любому политику "коридор возможностей". Есть объективные стратегические интересы государства, включающие его статус в мировом порядке, и система отношений с другими государствами. Радикально сломать их современному политику вряд ли под силу: система блокирует его действия. Несмотря на предвыборную риторику, все понимают, что данный политик сможет реализовать, а что нет, что система ему позволит, а что нет. Мы можем много рассуждать на тему отличия Трампа от Клинтон или Обамы. Но в то же время понимаем: ни один из них не распустит НАТО, не ликвидирует американское присутствие за рубежом, не свернет глобальный режим свободной торговли и не согласится на реинтеграцию бывшего СССР. Для этого нужно глобальное потрясение, а пока его нет, их политика предопределена системой.Современные лидеры государств — это выходцы либо из бюрократии, либо из крупного бизнеса. То есть системные политики, привыкшие с юности играть по правилам, а не ломать их, утверждая собственные. Современные политики привыкли к компромиссу. Это не фанатики и не харизматики, готовые ради идеологии или амбиций устроить новое "восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта". И это не старый тип "политика-полководца", который с опорой на армию получает карт-бланш на любые шаги. Ничего удивительного, что в первые два месяца пребывания у власти администрации Трампа радикальных перемен мы не увидели. До выборов можно позволить себе определенные вольности в выступлениях. А жизнь и система быстро скорректировали их.Обратите внимание: со всеми последними президентами США наши отношения развивались по одной и той же схеме. Сначала: хуже, чем при Клинтоне, Буше, Обаме… быть не может. Затем: пришел прагматик Буш, Обама, Трамп… и пойдет на диалог с Россией. Следом: сам президент не плох, но ему мешают конгресс, Пентагон, фонды, диаспоры… Наконец: хуже, чем при этой администрации быть не может! Не исключаю, что в 2020 году наши СМИ будут ждать прихода "прагматика-демократа" вместо Трампа.— В целом, на какой стадии развития или деградации сегодня находятся российско-американские отношения, по вашим оценкам?— Ключевую роль в российско-американских отношениях играют объективные, а не субъективные факторы. В их развитии я выделил бы три ключевых момента.Первый момент — 1994 год. Тогда администрация Билла Клинтона, судя по официальным документам, пришла к выводу, что российско-американские отношения так не перешли в новое качество по сравнению с советско-американскими отношениями. Россия осталась единственной в мире страной, способной технически уничтожить США и вести с ними войну на базе сопоставимых видов вооружений. У России остался унаследованный от СССР военно-промышленный комплекс — единственный в мире, сопоставимый с американским. У России также остался единственный — альтернативный американскому — спектр фундаментальных наук. Россия унаследовала статус постоянного члена Совета безопасности ООН, то есть возможность дипломатически блокировать действия США. В таком качестве Россия объективно остается препятствием для американского лидерства в мире — независимо от того, будет ли находится в Кремле Ельцин, Зюганов, Лебедь или Путин.Следовательно, наши отношения — это по-прежнему взаимное ядерное сдерживание, как определил это министр обороны США Уильям Перри в январе 1995 года. Мы по-прежнему держим в заложниках ключевые города и военные объекты друг друга. Можно много раз сказать, что мы партнеры, но все прекрасно понимают: партнеры не держат ядерный пистолет у виска друг друга. На рубеже 1994-1995 годов администрация Клинтона наметила четыре стратегические цели в отношении России:1) максимальное сокращение российского военно-промышленного комплекса, прежде всего — ядерного потенциала;2) предотвращение реинтеграции бывшего СССР;3) закрепление итогов распада "социалистического содружества";4) содействие децентрализации российского ТЭК.Разумеется, американцы предпочитали иметь дело с "либеральным" сегментом нашей элиты, предпочитая преподносить свою стратегию, как "квазипартнерство" с Россией. Но стратегические цели США в отношении нашей страны оставалась неизменными.Второй момент — 1997 год, когда Россия и КНР подписали Декларацию о многополярном мире. По сути, это было заявкой двух стран на формирование иного варианта мирового порядка — альтернативой провозглашенной в 1993 году концепции "американского лидерства". С этого времени любая администрация в Белом доме понимала: в мире появился новый политический альянс, который заявил о намерении ограничивать гегемонистскую политику США. У американской дипломатии появилась новая задача: расколоть блокирующий их гегемонию альянс Москвы и Пекина или, как минимум, не допустить его усиления.Мы часто говорим о том, что после окончания "холодной войны" международные отношения "деидеологизировались". Но это не так. Наоборот, с середины 1990-х годов пошло новое, часто даже более острое, идеологическое столкновение двух проектов мироустройства: американского (модель построения однополярного мира) и российско-китайского (модель многополярности). Россия и Китай при этом стали привлекать на свою сторону Индию, страны Латинской Америки и ряд стран ЕС (Францию и Германию). Мир, по сути, стал идеологически раскалываться на сторонников принятия и неприятия американской гегемонии.— Третий этап, наверное, мюнхенская речь Владимира Путина в 2007 году?— Да, она стала для американцев важным сигналом: Россия заявила о возможности противодействия создаваемой ими модели мирового порядка. Это корректировало задачи США в отношении России. Прежде она была им неприятна самим фактом своего существования — блокировкой их гегемонии собственным ресурсом. Теперь речь шла о том, что Россия может целенаправленно действовать против их лидерства. Следовательно, задачи по сдерживанию России расширились. К этому времени элиты обеих стран осознали, что выработать позитивную повестку российско-американского диалога не удалось. Совместная борьба с терроризмом распалась из-за вторжения американской коалиции в Ирак и установления военного присутствия США в Центральной Азии. Совместная борьба с нераспространением ядерного оружия рухнула в ходе кризисов вокруг ядерных программ Ирана и КНДР. Идея энергетического партнерства умерла, как только Россия поставила в "восьмерке" вопрос о пересмотре концепции "энергетической безопасности". Напоминаю, что идея изгнать Россию из "восьмерки" появилась в Вашингтоне не во время кризиса вокруг Крыма, а накануне Петербургского саммита 2006 года, когда подобные рекомендательные резолюции приняли обе палаты конгресса.Зашел в кризис и стратегический диалог по контролю над вооружениями из-за ПРО.Поэтому американцы начинают противодействовать не просто России как таковой, но еще и политики России. А это большая разница. Политика "перезагрузки — 2009-2011" была попыткой Белого дома прощупать, на каких условиях Россия готова к сокращению своего ядерного потенциала. Как только в Вашингтоне поняли, что ни на каких, — сразу же летом 2011 года, еще до возвращения Путина, американцы начали ее свертывание. А после волнений в Москве зимой 2012 года администрация Обамы сочла, что открылось окно возможностей для давления на "ослабленного Путина".Вывод Белого дома весной 2012 года был прост: наступаем, пока не поздно! Американская дипломатия инициировала свертывание стратегического диалога по ПРО, отказ от диалога по реформе европейской безопасности, введение ограничительных антироссийских санкций. Причем начался этот процесс задолго до Крыма с закона Магнитского. Они предприняли попытки прорыва в Центральную Азию, играя на срыв проекта "Евразийского союза", и, наконец, все увенчалось украинским кризисом. В мире опасно заискрило — настолько, что стороны прошлой осенью практически официально заговорили об опасности даже не новой "холодной войны", а горячего военного столкновения.Первые два месяца нахождения у власти администрации Трампа доказали главное: принципиального поворота к соглашению между сторонами не произошло. Администрация Трампа не готова к "большой сделке" с Россией. Мюнхенская конференция в феврале стала моментом истины: там говорили о чем угодно, кроме реформы европейской безопасности. Никаких принципиальных подвижек американской позиции по Сирии и Украине. Нам сейчас с американцами надо восстановить хотя бы негативную повестку переговоров: снизить риск военного конфликта. Но время уходит, а проблема так и осталась замороженной. — Как вышло, что даже при такой высокой зависимости российской элиты от западных финансовых институтов у нас все равно остаются с США негативные отношения?— Даже наличие собственности на Западе, обучение детей, зависимость от доллара не сделали нашу элиту партнером США. Ведь если американцы из документа в документ пишут о необходимости сдерживания России, значит признают, что этого мало. Даже с элитой, повязанной вроде бы такими обязательствами, Россию зачем-то надо сдерживать, выстраивать вокруг ее границ буфер из враждебных государств, подтягивать инфраструктуру НАТО… Не парадокс ли?Есть и другой психологический парадокс. Нам говорят, что в 1990-е годы Россия все сдала. Будь это так, американцы должны бы были быть довольными и умиротворенными победителями. Но это не так. Почитаем официальные американские документы, выступления американских лидеров — бросается в глаза смесь раздражения, ярости и тревоги в отношении России. Даже в 1990-х американцы фиксировали, что "остаточная мощь России слишком велика".Прямо как в великом романе Толстого "Война и мир": вся русская элита говорит по-французски, лучше, чем по-русски, воспитывает детей во Франции, имеет там недвижимость, но для Наполеона она все равно враждебна — даже при наличии всех этих условий. Как, кстати, и Наполеон для нее. И это не парадокс. Просто Франция в то время выступала реальным претендентом на мировую гегемонию. А гегемону мало иметь во враждебных станах даже связанную с ним элиту — ему необходим демонтаж силовых потенциалов конкурентов, а в идеале и их территориальное разукрупнение. 
Соединенные Штаты действуют сегодня как самый обычный претендент на мировую гегемонию - не лучше и не хуже старой Франции. Русская и китайская элита может идеально владеть английским языком и иметь много замков на Западе, но это мало что меняет, поскольку американская гегемония невозможна без демонтажа силовых потенциалов России и Китая. Вот — грань, которую не перейдет никакая взаимная финансовая или культурная зависимость.— Есть ли сейчас у Трампа какая-либо стратегия в отношении нашей страны?— Американцы понимают: Россия — единственная страна мира, которая может уничтожить США технически и вести с ними войну на базе сопоставимых видов вооружений. Китай такой способностью пока еще не обладает. Поэтому у Трампа, как у Буша и Обамы, в отношении России есть две задачи: сокращение нашего военного потенциала и недопустимость реинтеграции бывшего СССР в какой-либо форме. Разумеется, если Россию можно ситуативно использовать для решения каких-то американских тактических проблем, например, в Афганистане или в отношении ядерной программы КНДР, то это будут делать. Но тактическое взаимодействие не отменяет стратегических задач.Более тревожна третья задача — для американцев очень важно расстроить политический альянс России и КНР - без этого их движение вперед невозможно. И здесь администрация Трампа будет продолжать игру на его подрыв. Им придётся придумать, как его устранить, либо отказаться от гегемонистской стратегии. Степень реалистичности последнего сценария оцените сами.Вообще, мы преувеличиваем различия между политикой отдельных администраций США. Американская стратегия строится на основе "пул идей". В определенный период времени разрабатывается прорывная стратегия, которая затем реализуется на протяжении 30-40 лет. Американцы меняют ее в двух случаях: или если стратегия провалилась, или если изменились условия. Нынешняя внешнеполитическая стратегия США основана на том "идейном пуле", который был выработан в самом конце 1980-х годов. Там было четыре положения: 1) содействовать разоружению СССР (затем России); 2) сохранить американское военное присутствие в Европе и Восточной Азии; 3) не допустить возвышение нового конкурента, сопоставимого с СССР 1970-х годов; 4) не допустить изменение региональных балансов, то есть усиления недружественных Вашингтону региональных держав. Пока в основе всех "Стратегий национальной безопасности США" лежат эти идеи.— В каких сферах можно констатировать усиление взаимодействия США и России и что это нашей стране принесло полезного?— Сейчас у России и США есть три объективные задачи. Выработать комплекс мер по снижению опасности горячего военного конфликта. Возобновить стратегический диалог по сохранению хоть какого-то контроля над вооружениям и выработать комплекс взаимных обязательств на случай конфликта с третьими странами. Это приоритетные меры. Их обсуждали на первом этапе пресловутой политики "Перезагрузки", но дальше дискуссий и всевозможных круглых столов дело не пошло. Время ушло. Будет ли новый шанс вернуться к ним — большой вопрос. "Мюнхен-2017" продемонстрировал, что пока администрация Трампа не стремится к этому.Война в Сирии разрушила идею о том, что у России и США есть общая борьба с транснациональным терроризмом. Мы ведем в Сирии две параллельные антитеррористические операции вроде бы с общей целью, но при этом не взаимодействуем, а думаем, как не столкнутся друг с другом. И регулярно слышим из Вашингтона, что взаимодействия с Москвой не будет. Значит, еще одна страховка в российско-американском взаимодействии ушла в прошлое.— Как реагировать в этих условиях на увеличение оборонного бюджета США?— Нам давно пора обратиться к наследию выдающегося немецкого военного стратега и полководца Гельмута фон Мольтке старшего — автора молниеносных побед Пруссии над Данией, Австрией и Францией. Можно закупить много нового оружия. Но без солдат, готовых умереть за победу. Что толку в новом оружии, если солдаты побросают его и убегут в первом или втором бою? Оно станет трофеем победителя.Во-вторых, надо посмотреть, на что пойдет военный бюджет. Можно потратить огромные деньги на бесперспективные дорогие проекты. Во времена Мольтке им были "сражающие аэростаты", над которыми смеялся немецкий стратег. Сегодня… Посмотрите, американцы уже почти двадцать лет пытаются создать некие "космические перехватчики": деньги уходят, а результата все нет. Можно, кстати, потратить военный бюджет на инфраструктуру жизнедеятельности. Новые матрасы и термосы — хорошо, но боеспособность не очень повышается.В-третьих, Мольтке учил: мало превосходить врага вообще — надо превосходить его в конкретное время и в конкретном месте. Немецкий стратег называл это реализуемым превосходством. Россия, например, была в 1903 году намного сильнее Японии по всем количественным показателям — но сильнее вообще, а не в конкретное время и не в конкретном месте. Иначе более слабая сторона включает механизм компенсации: она находит болевые точки сильного противника и беспощадно бьет в них. И размышляя об ответе на рост американских военных расходов, нам, думаю, лучше думать о болевых точках США, удар по которым девальвирует самый большой военный бюджет.Пример нам показал бывший министр обороны США Дональд Рамсфельд — полагаю, один из лучших министров на этом посту. Он еще зимой 2001 г. забил тревогу: американская армия стала слишком зависима от систем спутниковой навигации и связи. У американцев невероятно дорогие системы вооружений. Но если завтра некий противник нанесет удар по американским спутникам, Пентагон окажется самой беззащитной армией в мире. Подобный "космический Перл Харбор" сделает бессмысленным гигантские бюджетные траты на "умное оружие", ибо оно зависимо от уязвимой инфраструктуры. Так что большой военный бюджет — это, согласимся с Мольтке, еще не гарантия военной победы.
— Многие эксперты полагают, что с Трампом невозможно выстраивать отношения в каком-то ином формате, кроме торговли. Вы согласны с этим мнением?— Торговля — это очень оптимистический сценарий. Посмотрите: едва приходит новая администрация США, у нас в России просыпается надежда заключить с американцами некое "большое соглашение". Мол, сейчас, в обмен на поддержку Россией действий США, последние признают ее интересы на постсоветском пространстве, в Европе или сфере ПРО. И ни разу подобные надежды не оправдались. Американцы упорно отказываются от торговли, красиво заявляя, что "не меняют принципы на сделку". Позиция Вашингтона: да, хорошо, что Россия нам где-то помогла, но уступок не будет — "демократией или союзниками мы не торгуем", как говорила еще в 2005 году госсекретарь Кондолиза Райс.Торговля — это взаимные уступки. Американцы понимают, что Россия тоже попросит что-то взамен. Для просто великой державы торговля и компромиссы — нормальная дипломатическая практика. Но США не видят себя обычной державой, они претендент на гегемонию.Американцы в начале 1990-х годов переформатировали Ялтинско-Потсдамский порядок под свои интересы. Уступки России или Китаю — это частичная ревизия выгодной США мировой конфигурации, то есть в чем-то снижение американского влияния. А вот этого в Вашингтоне не хотят. Там преобладает настрой на расширение американского могущества, а не его сокращения посредством поиска компромиссов.И главное: американцы не видят, на какую крупную уступку может пойти Россия. В Белом доме (независимо от партийного характера администрации) надеются, что это будет быстрое сокращение российского ядерного потенциале, сужение российского влияния в бывшем СССР и пересмотр российско-китайского "большого договора" 2001 года. Но американцы реалисты, они понимают, что Москва на такие уступки не пойдет. А локальные сделки Вашингтону мало что дают.Мы часто забываем, что Соединенные Штаты — страна с приоритетом внутреннего законодательства над международным. Почему американцы так легко отказываются от своих международных обязательств? А не дорого стоит! Любой сенатор может инициировать в Конгрессе отзыв соответствующей подписи или ее проверку на предмет соответствия законодательству США. Торговля для американцев — это ситуация когда приходится, скрепя сердцем, признать свою неудачу или ограниченность ресурсов. Так что за торговлю с США нам еще предстоит борьба и немалая.— В начале марта, по информации неназванных источников в администрации президента США и некоторых западных дипломатов, стало известно, что Дональд Трамп может временно отложить работу над договоренностями с Россией по борьбе с ИГ ("Исламское государство" — террористическая организация, запрещенная в России, — ред.) и другим вопросам нацбезопасности. Затем глава Белого дома отказался раскрывать свои планы в отношении России? С чем, на ваш взгляд, все это связано?— Все просто. Это еще раз доказывает, что у России и США различные цели в Сирии. Для России приоритет — ликвидация ИГИЛ и других радикальных группировок. Для США — свержение правительства Асада и переформатирование Сирии. По какому варианту — американцы умалчивают. Но главное, это еще раз демонстрирует различие наших интересов.Мне интереснее другое: а что будет, если США при Трампе решат пойти на частичное сотрудничество с Россией по Сирии? Результат может быть не столь благоприятным для Москвы и Дамаска, как мы часто думаем. Например, американцев очень волнует появление "Астанинского формата" — переговоров России, Ирана и Турции. В Вашингтоне, судя по открытой информации, видят в нем опасность усиления ШОС и отхода Турции от единой линии НАТО. Но, представим, что США решат размыть "Астанинский формат", став его участником или введя в него кого-то из своих партнеров. Вот такой угрозе нам будет противостоять сложнее. "Удушение в объятиях" — не новая тактика американской дипломатии.— При этом интересно получается: большая часть американского истеблишмента крайне негативно настроена по отношению к России, а большая часть нашей верхушки в любой момент готова кинуться в объятия американцам. По-моему, мы что-то потеряли в себе, что-то очень важное?— Скажу больше — это какая-то особенность нашего менталитета после Второй мировой войны. Мы в глубине души никак не можем согласиться с тем, что конфронтация (в той или иной форме) — естественное состояние наших отношений с США. Посмотрите: после 1945 года наше общество постоянно ожидает, что, наконец, в США придет к власти "хороший президент", который снимет конфронтацию и начнет переговоры с СССР/Россией. А он все никак не приходит. По каким-то причинам нам сложно признаться себе, что противоречия у России не с конкретным президентом, а с самими США. Наша интеллигенция не считает нормальным мир, где великие державы ведут друг с другом жесткую и непримиримую борьбу.Российский международник Владимир Печатнов написал в 2006 году интересную статью "Любовь — горечь к Америке". В ней он доказал, что еще в 1950-х годах высшая советская номенклатура относилась к США с симпатией: не случайно, что советская пропаганда старательно отделяла "реакционные круги США" от "американского народа". В 1970-х годах в СССР в рамках научных институтов сложилась целая группа литераторов, которая под видом критики "американских буржуазных концепций" знакомила советского читателя со всеми американскими книжными новинками. Причем эти критические работы были написаны в дружелюбном к США тоне. Советская интеллигенция тайно ловила американские радиоголоса — ни у кого из слушателей не вызывал ненависти или ярости сам факт, что американцы критикуют нашу страну, как, например, относились немцы конца XIX века к любой негативной информации о Германии, что повергло в шок русского сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина.Впрочем, это черта русского сознания на протяжении последних веков. Наше российское общество никогда не считало себя "квинтэссенцией прогресса", как немецкое. Наша элита всегда смотрела на Запад (а не на Восток) как на эталон для подражания. В России всегда были две партии — западники и славянофилы, но никогда не было тихоокеанской партии, которая позиционировала бы Россию как азиатскую страну? В этом смысле "готовность идти в объятия американцев" ничем не отличается от англофильства русской аристократии XIX века в разгар "Большой игры" с Лондоном. Ответного русофильства у британской аристократии (кроме одинокого герцога Веллингтона) не было.Но сейчас я вижу скорее обратный процесс — отношение к США как таковым в российском обществе намного хуже, чем в брежневском СССР. Тогда наше советское общество было уверено, что хорошим отношениям с Америкой мешает коммунизм. Теперь мы больше узнали Соединенные Штаты, и то, что мы о них узнали, не способствовало росту их популярности в нашем обществе. К российскому обществу все больше приходит осознание простой истины: "А как разговаривали бы США с Россией, если бы она даже в самые трудные годы не имела возможности уничтожить США?" Главное, приходит осознание: любовь к американкой культуры не равноценна любви к политике Вашингтона. В этом смысле американский политолог Генри Киссинджер прав: Соединенные Штаты теряют Россию по сравнению с брежневским СССР.На самом деле американцы проигрывают на том же, на чем проиграли французские якобинцы и наши русские большевики. Как только французская армия вышла за границы Франции, она перестала быть "армией революции" — ее стали воспринимать как обычную французскую армию. Как только Красная армия вошла в 1920 году в Польшу, она перестала быть Красной армией — она стала для поляков обновленной Русской армией. Большевики могли создать хоть десять Интернационалов, но для остального мира они стали просто новым русским правительством. Аналогично и американцы могут говорить бесконечно о "распространении либеральных ценностей". Для остальных их армия — не либеральная, а американская армия; их спецслужбы — не демократические спецслужбы, а американские. Многие в США удивляются, почему в России падает престиж либеральной демократии. А ответ лежит на поверхности: потому что для большинства россиян "распространение демократии" — это форма экспансии США.— Какую стратегию Кремля в отношении Белого дома вы прогнозируете, к чему будет стремиться Москва?— Полагаю, что такую же, как со всеми. Никто никаких излишних надежд на Трампа не питал. Да, наши СМИ вырвали несколько его фраз из контекста, где он говорил о возможности нормализовать отношения с Россией. Тоже самое говорили Буш-младший и Обама, кстати. Но все это — не более чем предвыборные заявления. Вопрос был нему переоценки приоритетов, а в том, отойдем ли мы хотя бы от балансирования на грани горячего военного конфликта, что мы видели в Сирии осенью 2016 года. 
Наша задача — вернуться хотя бы к негативной переговорной повестке. 80% повестки российско-американских отношений занимали вопросы контроля над вооружениями. И это было отнюдь не плохо, вопреки сетованиям отечественных ультралибералов. Москва и Вашингтон не любили друг друга. Но риск прямого военного конфликта между ними оставался низким — не в последнюю очередь благодаря наличию стабилизирующих механизмов в отношениях друг с другом. На этой основе появлялись и первые ростки позитивной повестки: российско-американское сотрудничество в космосе выросло из свертывания программы СОИ и подписания договора СНВ-1.Контроль над вооружениями и стратегический диалог — это пока будущее наших с США отношений, причем самое оптимистичное и позитивное.— Как скоро удастся урегулировать вопрос Крыма с новым американским руководством? А там и остальная часть Западного мира солидаризируется…— Малореалистично. Дело не в Крыме, а в том, что для американцев Украина в границах на 1 января 2014 года — это гарантия невосстановления СССР. Для США независимо от конкретного лидера неприемлема реинтеграция постсоветского пространства.Воссоединение Крыма с Россией видится из Вашингтона, как попытка России пересмотреть итоги 1991 года. Но вся идеология американской политики строилась на невозможности пересмотреть итоги распада СССР. Единственное, что можно сделать — вынести проблему Крыма за скобки.Беседовал Александр Дремлюгин.
Соединенные Штаты действуют сегодня как самый обычный претендент на мировую гегемонию - не лучше и не хуже старой Франции. Русская и китайская элита может идеально владеть английским языком и иметь много замков на Западе, но это мало что меняет, поскольку американская гегемония невозможна без демонтажа силовых потенциалов России и Китая. Вот — грань, которую не перейдет никакая взаимная финансовая или культурная зависимость.— Есть ли сейчас у Трампа какая-либо стратегия в отношении нашей страны?— Американцы понимают: Россия — единственная страна мира, которая может уничтожить США технически и вести с ними войну на базе сопоставимых видов вооружений. Китай такой способностью пока еще не обладает. Поэтому у Трампа, как у Буша и Обамы, в отношении России есть две задачи: сокращение нашего военного потенциала и недопустимость реинтеграции бывшего СССР в какой-либо форме. Разумеется, если Россию можно ситуативно использовать для решения каких-то американских тактических проблем, например, в Афганистане или в отношении ядерной программы КНДР, то это будут делать. Но тактическое взаимодействие не отменяет стратегических задач.Более тревожна третья задача — для американцев очень важно расстроить политический альянс России и КНР - без этого их движение вперед невозможно. И здесь администрация Трампа будет продолжать игру на его подрыв. Им придётся придумать, как его устранить, либо отказаться от гегемонистской стратегии. Степень реалистичности последнего сценария оцените сами.Вообще, мы преувеличиваем различия между политикой отдельных администраций США. Американская стратегия строится на основе "пул идей". В определенный период времени разрабатывается прорывная стратегия, которая затем реализуется на протяжении 30-40 лет. Американцы меняют ее в двух случаях: или если стратегия провалилась, или если изменились условия. Нынешняя внешнеполитическая стратегия США основана на том "идейном пуле", который был выработан в самом конце 1980-х годов. Там было четыре положения: 1) содействовать разоружению СССР (затем России); 2) сохранить американское военное присутствие в Европе и Восточной Азии; 3) не допустить возвышение нового конкурента, сопоставимого с СССР 1970-х годов; 4) не допустить изменение региональных балансов, то есть усиления недружественных Вашингтону региональных держав. Пока в основе всех "Стратегий национальной безопасности США" лежат эти идеи.— В каких сферах можно констатировать усиление взаимодействия США и России и что это нашей стране принесло полезного?— Сейчас у России и США есть три объективные задачи. Выработать комплекс мер по снижению опасности горячего военного конфликта. Возобновить стратегический диалог по сохранению хоть какого-то контроля над вооружениям и выработать комплекс взаимных обязательств на случай конфликта с третьими странами. Это приоритетные меры. Их обсуждали на первом этапе пресловутой политики "Перезагрузки", но дальше дискуссий и всевозможных круглых столов дело не пошло. Время ушло. Будет ли новый шанс вернуться к ним — большой вопрос. "Мюнхен-2017" продемонстрировал, что пока администрация Трампа не стремится к этому.Война в Сирии разрушила идею о том, что у России и США есть общая борьба с транснациональным терроризмом. Мы ведем в Сирии две параллельные антитеррористические операции вроде бы с общей целью, но при этом не взаимодействуем, а думаем, как не столкнутся друг с другом. И регулярно слышим из Вашингтона, что взаимодействия с Москвой не будет. Значит, еще одна страховка в российско-американском взаимодействии ушла в прошлое.— Как реагировать в этих условиях на увеличение оборонного бюджета США?— Нам давно пора обратиться к наследию выдающегося немецкого военного стратега и полководца Гельмута фон Мольтке старшего — автора молниеносных побед Пруссии над Данией, Австрией и Францией. Можно закупить много нового оружия. Но без солдат, готовых умереть за победу. Что толку в новом оружии, если солдаты побросают его и убегут в первом или втором бою? Оно станет трофеем победителя.Во-вторых, надо посмотреть, на что пойдет военный бюджет. Можно потратить огромные деньги на бесперспективные дорогие проекты. Во времена Мольтке им были "сражающие аэростаты", над которыми смеялся немецкий стратег. Сегодня… Посмотрите, американцы уже почти двадцать лет пытаются создать некие "космические перехватчики": деньги уходят, а результата все нет. Можно, кстати, потратить военный бюджет на инфраструктуру жизнедеятельности. Новые матрасы и термосы — хорошо, но боеспособность не очень повышается.В-третьих, Мольтке учил: мало превосходить врага вообще — надо превосходить его в конкретное время и в конкретном месте. Немецкий стратег называл это реализуемым превосходством. Россия, например, была в 1903 году намного сильнее Японии по всем количественным показателям — но сильнее вообще, а не в конкретное время и не в конкретном месте. Иначе более слабая сторона включает механизм компенсации: она находит болевые точки сильного противника и беспощадно бьет в них. И размышляя об ответе на рост американских военных расходов, нам, думаю, лучше думать о болевых точках США, удар по которым девальвирует самый большой военный бюджет.Пример нам показал бывший министр обороны США Дональд Рамсфельд — полагаю, один из лучших министров на этом посту. Он еще зимой 2001 г. забил тревогу: американская армия стала слишком зависима от систем спутниковой навигации и связи. У американцев невероятно дорогие системы вооружений. Но если завтра некий противник нанесет удар по американским спутникам, Пентагон окажется самой беззащитной армией в мире. Подобный "космический Перл Харбор" сделает бессмысленным гигантские бюджетные траты на "умное оружие", ибо оно зависимо от уязвимой инфраструктуры. Так что большой военный бюджет — это, согласимся с Мольтке, еще не гарантия военной победы. — Многие эксперты полагают, что с Трампом невозможно выстраивать отношения в каком-то ином формате, кроме торговли. Вы согласны с этим мнением?— Торговля — это очень оптимистический сценарий. Посмотрите: едва приходит новая администрация США, у нас в России просыпается надежда заключить с американцами некое "большое соглашение". Мол, сейчас, в обмен на поддержку Россией действий США, последние признают ее интересы на постсоветском пространстве, в Европе или сфере ПРО. И ни разу подобные надежды не оправдались. Американцы упорно отказываются от торговли, красиво заявляя, что "не меняют принципы на сделку". Позиция Вашингтона: да, хорошо, что Россия нам где-то помогла, но уступок не будет — "демократией или союзниками мы не торгуем", как говорила еще в 2005 году госсекретарь Кондолиза Райс.Торговля — это взаимные уступки. Американцы понимают, что Россия тоже попросит что-то взамен. Для просто великой державы торговля и компромиссы — нормальная дипломатическая практика. Но США не видят себя обычной державой, они претендент на гегемонию.Американцы в начале 1990-х годов переформатировали Ялтинско-Потсдамский порядок под свои интересы. Уступки России или Китаю — это частичная ревизия выгодной США мировой конфигурации, то есть в чем-то снижение американского влияния. А вот этого в Вашингтоне не хотят. Там преобладает настрой на расширение американского могущества, а не его сокращения посредством поиска компромиссов.И главное: американцы не видят, на какую крупную уступку может пойти Россия. В Белом доме (независимо от партийного характера администрации) надеются, что это будет быстрое сокращение российского ядерного потенциале, сужение российского влияния в бывшем СССР и пересмотр российско-китайского "большого договора" 2001 года. Но американцы реалисты, они понимают, что Москва на такие уступки не пойдет. А локальные сделки Вашингтону мало что дают.Мы часто забываем, что Соединенные Штаты — страна с приоритетом внутреннего законодательства над международным. Почему американцы так легко отказываются от своих международных обязательств? А не дорого стоит! Любой сенатор может инициировать в Конгрессе отзыв соответствующей подписи или ее проверку на предмет соответствия законодательству США. Торговля для американцев — это ситуация когда приходится, скрепя сердцем, признать свою неудачу или ограниченность ресурсов. Так что за торговлю с США нам еще предстоит борьба и немалая.— В начале марта, по информации неназванных источников в администрации президента США и некоторых западных дипломатов, стало известно, что Дональд Трамп может временно отложить работу над договоренностями с Россией по борьбе с ИГ ("Исламское государство" — террористическая организация, запрещенная в России, — ред.) и другим вопросам нацбезопасности. Затем глава Белого дома отказался раскрывать свои планы в отношении России? С чем, на ваш взгляд, все это связано?— Все просто. Это еще раз доказывает, что у России и США различные цели в Сирии. Для России приоритет — ликвидация ИГИЛ и других радикальных группировок. Для США — свержение правительства Асада и переформатирование Сирии. По какому варианту — американцы умалчивают. Но главное, это еще раз демонстрирует различие наших интересов.Мне интереснее другое: а что будет, если США при Трампе решат пойти на частичное сотрудничество с Россией по Сирии? Результат может быть не столь благоприятным для Москвы и Дамаска, как мы часто думаем. Например, американцев очень волнует появление "Астанинского формата" — переговоров России, Ирана и Турции. В Вашингтоне, судя по открытой информации, видят в нем опасность усиления ШОС и отхода Турции от единой линии НАТО. Но, представим, что США решат размыть "Астанинский формат", став его участником или введя в него кого-то из своих партнеров. Вот такой угрозе нам будет противостоять сложнее. "Удушение в объятиях" — не новая тактика американской дипломатии.— При этом интересно получается: большая часть американского истеблишмента крайне негативно настроена по отношению к России, а большая часть нашей верхушки в любой момент готова кинуться в объятия американцам. По-моему, мы что-то потеряли в себе, что-то очень важное?— Скажу больше — это какая-то особенность нашего менталитета после Второй мировой войны. Мы в глубине души никак не можем согласиться с тем, что конфронтация (в той или иной форме) — естественное состояние наших отношений с США. Посмотрите: после 1945 года наше общество постоянно ожидает, что, наконец, в США придет к власти "хороший президент", который снимет конфронтацию и начнет переговоры с СССР/Россией. А он все никак не приходит. По каким-то причинам нам сложно признаться себе, что противоречия у России не с конкретным президентом, а с самими США. Наша интеллигенция не считает нормальным мир, где великие державы ведут друг с другом жесткую и непримиримую борьбу.Российский международник Владимир Печатнов написал в 2006 году интересную статью "Любовь — горечь к Америке". В ней он доказал, что еще в 1950-х годах высшая советская номенклатура относилась к США с симпатией: не случайно, что советская пропаганда старательно отделяла "реакционные круги США" от "американского народа". В 1970-х годах в СССР в рамках научных институтов сложилась целая группа литераторов, которая под видом критики "американских буржуазных концепций" знакомила советского читателя со всеми американскими книжными новинками. Причем эти критические работы были написаны в дружелюбном к США тоне. Советская интеллигенция тайно ловила американские радиоголоса — ни у кого из слушателей не вызывал ненависти или ярости сам факт, что американцы критикуют нашу страну, как, например, относились немцы конца XIX века к любой негативной информации о Германии, что повергло в шок русского сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина.Впрочем, это черта русского сознания на протяжении последних веков. Наше российское общество никогда не считало себя "квинтэссенцией прогресса", как немецкое. Наша элита всегда смотрела на Запад (а не на Восток) как на эталон для подражания. В России всегда были две партии — западники и славянофилы, но никогда не было тихоокеанской партии, которая позиционировала бы Россию как азиатскую страну? В этом смысле "готовность идти в объятия американцев" ничем не отличается от англофильства русской аристократии XIX века в разгар "Большой игры" с Лондоном. Ответного русофильства у британской аристократии (кроме одинокого герцога Веллингтона) не было.Но сейчас я вижу скорее обратный процесс — отношение к США как таковым в российском обществе намного хуже, чем в брежневском СССР. Тогда наше советское общество было уверено, что хорошим отношениям с Америкой мешает коммунизм. Теперь мы больше узнали Соединенные Штаты, и то, что мы о них узнали, не способствовало росту их популярности в нашем обществе. К российскому обществу все больше приходит осознание простой истины: "А как разговаривали бы США с Россией, если бы она даже в самые трудные годы не имела возможности уничтожить США?" Главное, приходит осознание: любовь к американкой культуры не равноценна любви к политике Вашингтона. В этом смысле американский политолог Генри Киссинджер прав: Соединенные Штаты теряют Россию по сравнению с брежневским СССР.На самом деле американцы проигрывают на том же, на чем проиграли французские якобинцы и наши русские большевики. Как только французская армия вышла за границы Франции, она перестала быть "армией революции" — ее стали воспринимать как обычную французскую армию. Как только Красная армия вошла в 1920 году в Польшу, она перестала быть Красной армией — она стала для поляков обновленной Русской армией. Большевики могли создать хоть десять Интернационалов, но для остального мира они стали просто новым русским правительством. Аналогично и американцы могут говорить бесконечно о "распространении либеральных ценностей". Для остальных их армия — не либеральная, а американская армия; их спецслужбы — не демократические спецслужбы, а американские. Многие в США удивляются, почему в России падает престиж либеральной демократии. А ответ лежит на поверхности: потому что для большинства россиян "распространение демократии" — это форма экспансии США.— Какую стратегию Кремля в отношении Белого дома вы прогнозируете, к чему будет стремиться Москва?— Полагаю, что такую же, как со всеми. Никто никаких излишних надежд на Трампа не питал. Да, наши СМИ вырвали несколько его фраз из контекста, где он говорил о возможности нормализовать отношения с Россией. Тоже самое говорили Буш-младший и Обама, кстати. Но все это — не более чем предвыборные заявления. Вопрос был нему переоценки приоритетов, а в том, отойдем ли мы хотя бы от балансирования на грани горячего военного конфликта, что мы видели в Сирии осенью 2016 года. Наша задача — вернуться хотя бы к негативной переговорной повестке. 80% повестки российско-американских отношений занимали вопросы контроля над вооружениями. И это было отнюдь не плохо, вопреки сетованиям отечественных ультралибералов. Москва и Вашингтон не любили друг друга. Но риск прямого военного конфликта между ними оставался низким — не в последнюю очередь благодаря наличию стабилизирующих механизмов в отношениях друг с другом. На этой основе появлялись и первые ростки позитивной повестки: российско-американское сотрудничество в космосе выросло из свертывания программы СОИ и подписания договора СНВ-1.Контроль над вооружениями и стратегический диалог — это пока будущее наших с США отношений, причем самое оптимистичное и позитивное.— Как скоро удастся урегулировать вопрос Крыма с новым американским руководством? А там и остальная часть Западного мира солидаризируется…— Малореалистично. Дело не в Крыме, а в том, что для американцев Украина в границах на 1 января 2014 года — это гарантия невосстановления СССР. Для США независимо от конкретного лидера неприемлема реинтеграция постсоветского пространства.Воссоединение Крыма с Россией видится из Вашингтона, как попытка России пересмотреть итоги 1991 года. Но вся идеология американской политики строилась на невозможности пересмотреть итоги распада СССР. Единственное, что можно сделать — вынести проблему Крыма за скобки.Беседовал Александр Дремлюгин.
Поделиться статьей
Автор
Алексей Фененко
Доктор политических наук, профессор Факультета мировой политики МГУ имени М.В. Ломоносова
Блог: Блог Алексея Фененко
Рейтинг: 3
ДРУГИЕ ЗАПИСИ
Немецкий сценарий для Украины
19 апреля 2022
Алексей Фененко
На "вторую Ялту" Москве рассчитывать не стоит
17 марта 2022
Алексей Фененко
Уникален ли наш "долгий мир"?
28 мая 2019
Алексей Фененко
