Истинное лицо публичной дипломатии США (через призму цифровой дипломатии)

Автор: Лысенко Алексей Владимирович, проект-менеджер АНО исследований и социальной дипломатии "Международный центр ФАЛКОГРУП"

В условиях пребывания современной системы международных отношений в состоянии тектонических сдвигов, отличающихся обострившимися противоречиями крупных мировых держав, порой достигающих разрыва дипломатических отношений, актуализируются вопросы применения инструментов «мягкой силы» в межгосударственных отношениях, одним из которых является публичная дипломатия.

Источник: Unsplash    

Обращаясь к истории становления ее институтов (определение понятия в российском законодательстве еще не состоялось), вспоминается о том, что она – публичная дипломатия, пришла на смену пропаганде, закрепившей за собой негативную коннотацию еще после Второй мировой войны. Однако сегодняшние цивилизационные противостояния вводят в фокус вопрос об истинных целях и «экологичности» данного инструмента «мягкой силы». 

В российском политическом дискурсе выделяют пять основных направлений публичной дипломатии: информационная политика и работа со СМИ, цифровая дипломатия, образовательные программы и программы академических обменов, деятельность аналитических центров (экспертная дипломатия), программы гуманитарного сотрудничества.[1] Процессы глобальной цифровизации, серьезным драйвером которых стала пандемия коронавируса, диктуют свои условия ввиду которых цифровая дипломатия занимает все более значимое место в ряду перечисленных. Высказанный тезис подтверждается и суждением политолога Цветковой Н.А.[2], отметившей тенденцию к развороту в сторону «цифры» главного законодателя моды в мире публичной дипломатии и политтехнологий – США. 

Цифровая дипломатия США использует несколько инструментов и механизмов, включая официальные сайты, блоги, социальные сети и множество других онлайн-платформ, в том числе с применением инструментов искусственного интеллекта, что обеспечивает массированное распространение направленной информации по целевым аудиториям в зарубежных странах и даже организацию «контрпропаганды».

С учетом того, что в современном обществе количество ежедневно потребляемой информации отдельно взятым индивидом растет по экспоненте (о качестве речь не идет), отмечается тенденция к увеличению потребления визуальной информации, что не ускользнуло от внимания подавляющего большинства субъектов цифровой дипломатии США (и не только США).

Разумеется, чрезвычайно сложно, если и вовсе не невозможно, уместить в один абзац обстоятельный обзор или другого вида качественный «контент». Тут стоит вспомнить слова У.Черчилля: «Небывалая толщина этого отчета защищала его от опасности быть прочитанным». В наши дни большинство «лонгридов» ждет та же участь, поэтому в последнее время активно применяется визуализация информации.

Визуализация - это один из важнейших инструментов цифровой дипломатии, который позволяет воздействовать на эмоции и переживания людей. С помощью графики, фотографий, видео и других визуальных элементов можно лучше доносить сложный контент и увеличивать влияние на общественность. С помощью визуализации политтехнологи воссоздают многогранные процессы и демонстрируют их наиболее впечатляющие моменты. Она позволяет передавать информацию компактно и доступно. Однако, снова встает вопрос «для чего?» ее используют, ведь в конечном счете преследуются какие-то политические цели, что было довольно подробно рассмотрено в диссертационном исследовании Артамоновой У.З.[3]

Так, помимо увеличения скорости восприятия, политтехнологи нацелены на достижение когнитивного эффекта, что в свою очередь способствует пробуждению интереса к той или иной теме. Особенно хорошо работают образы, вызывающие печаль или гнев, в результате воздействия которых может быть инициирована деструктивная социальная активность, что неоднократно подтверждалось «режиссерами» «цветных революций».

Разумеется, не все представляемые читателю медиа-материалы имеют цель поднять толпу на баррикады. Эти приемы могут использоваться для повествования истории или происходящих событий, а также для их обрамления – придания большей эмоциональной окраски.

Одним из ярких примеров подобной информационной кампании является информационное сопровождение Министерства обороны США по выводу военного контингента из Афганистана (лето 2021). Силовым ведомством в Twitter с соответствующими подписями размещались фотографии, на которых американские солдаты оказывают различную помощь афганцам, в том числе детям. Ангажированность такой информации имела под собой цель убедить мировую общественность в том, что МО США наращивают гуманитарные усилия в сложившейся ситуации и не оставляют один на один с бедой своих союзников (и их детей!).

Другим примером использования визуализации нарративов является освещение все тем же ведомством достигнутых договоренностей Президента Российской Федерации Владимира Путина и Высшего руководителя Ирана Али Хаменеи по поставкам ударных беспилотников. В описании к посту соглашение называется «грязной сделкой», а сами лидеры двух стран изображены на кроваво-красном фоне.

Отдельное место в приемах визуализации занимают кадрированные посты (сопоставление нескольких фотографий). Так в последнее время, чаще украинскими политиками (учителями которых выступали наши западные «партнеры»), используются материалы, направленные на формирование негативного отношения к СВО с сопоставлением фотографий пирующих российских генералов и разрушенных городов с соответствующими подписями.

Нельзя не упомянуть, что в отдельных случаях визуализация используется для подтверждения истинности того или иного события, далеко не всегда действительно произошедшего (история в Буче тому яркий пример). В этом плане нельзя недооценивать голливудскую школу американских «ньюсмейкеров» и их подопечных.

Подводя итог вышесказанному, хочется отметить, что нет никакого секрета в том, что цифровая дипломатия используется для достижения внешнеполитических целей. Вопрос в намерениях ее субъектов, их реальных мотивов и глубинных задач.

Для понимания истинных целей публичной дипломатии США можно обратиться к материалам лекции Хэгила, прошедшей 24 марта 2023 года в Чикагском университете, участие в которой принял бывший посол США в России Майкл Макфол. В ходе мероприятия Макфол отмечает, что российско-украинский конфликт имеет большое значение для идеологической борьбы США, а победа В. Путина на президентских выборах 2024 года нанесет серьезный ущерб демократическим государствам. Не забыл упомянуть посол и об имперских амбициях Америки, а главное отметил, что публичная дипломатия США устарела, что подтверждается наличием 40 нейтральных голосов на Генассамблее ООН в принятии антироссийской резолюции[4]. По мнению американского политика ошибочной стала переориентация в начале 2000-х программ американской публичной дипломатии на Ближний Восток, что вывело из ее фокуса Россию и способствовало укреплению Путинского режима.

Таким образом, риторика США и внешние проявления американской публичной дипломатии, в первую очередь в интернет-пространстве, позволяют нам понимать, что западный «партнер» использует данный инструмент «мягкой силы» в деструктивных целях, маскируя его под образ социального блага.

[1] Курс общественного дипломата. Учеб.-метод. материалы № 4/2017 / Н.В. Бурлинова, Российский совет по международным делам (РСМД). М.: НП РСМД, 2017 – 76 с.

[2] Цветкова Н.А. Цифровизация публичной диплома тии США // Актуальные проблемы мировой политики. Вып. 10 / под ред. Т.С.Немчиновой. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2020. С. 432–443.

[3] Публичная Дипломатия как политическая технология, 244 с.

[4] 24 февраля 2024 г. Генассамблея ООН приняла антироссийскую резолюцию. Документ поддержала 141 страна, воздержались 32, 7 проголосовали против.