Конфликт в Кашмире: (де)эскалация

Уже в течении недели интернет-сообщество увлеченно пытается понять, в чем заключается Кашмирский конфликт, и резко переключиться от темы СВО на Украине на Южную Азию. В принципе, медийный эффект на то и был рассчитан — преодоление излишней увлеченности публики Россией-Украиной, особенно при том, что первая активно двигается вперед… Однако кто же заинтересован в резком обострении проблематики Пакистан — Индия и кому наиболее выгодно раскрутить ситуацию или наоборот — получить ореол миротворца?

Конечно гибель людей никогда и ничем не может быть оправдана, особенно гражданских. Однако нередко именно они становятся «заложниками или даже жертвами» большой геополитики, которой нужна трагедия здесь и сейчас. Но на самом деле ответ Нью-Дели на расстрел туристов был явно избыточным, тем более, что уровень военной и полицейской охраны территорий очень высок и пропустить группу террористов кордоны не могли. К слову, подобные инциденты в 2016 г. — убийство 17 индийских военнослужащих и в 2019 — нападение на военный конвой с гибелью 47 военнослужащих были по масштабам гораздо глобальнее, но к реальному кризису отношений не привели. Стоит отметить, что в словах Исламабада о «кашмирском восстании» резон есть — далеко не все довольны поправками в Конституции от 2019 г., да и сейчас, уже после инцидента несмотря на запреты — кашмирцы выходят на протесты против правительства в Нью-Дели.

Соответственно, заинтересованных в ситуации игроков гораздо больше, нежели можно найти на территории бывшей Британской Индии. Попробуем разобраться.

Фото: PTI

Пакистан — провокация не нужна в принципе, военный конфликт тем более. Ответственность за теракт взяла на себя группировка The Resistance Front — организация, связанная с давно действующей экстремистской сетью Lashkar-e-Taiba, запрещенной как в Индии, так и в Пакистане. Потому слова пакистанского правительства «о непричастности» и проведении международного расследования можно считать искренними. Сложная ситуация на границе с Афганистаном и в Белуджистане задействует много сил, в том числе военных. Слабая экономика и внутреннее недовольство политикой правящих элит тоже не дают возможности проводить активные военные действия. Никакое вынужденное противостояние, даже с Индией, способствовать сплочению населения не будет. Однако если будут реальные действия со стороны Нью-Дели, Исламабад будет вынужден отвечать, здесь без вариантов. И несмотря на больший «военный потенциал» Индии, а инфографика на тему всю неделю мелькала в разных информационных изданиях, у Пакистана в Кашмире в условиях ограниченной мобильности по горным перевалам шансы неплохие. Вероятность полномасштабной войны с наступлением Индии по всей длине границы — слишком низка. К слову, в Пакистане явно готовится транзит власти с сохранением на вершине PML-N, а в Синде и Белуджистане — РРР, который просто не может быть осуществлен во время военных действий.

Индия — по большому счету выгоден сценарий ограниченного ответа, в большей степени угрозы, чем действия. А потому, объявлено много, осуществлено — почти ничего. Если вернуться к решению ООН по проблеме Кашмира, то окажется, что его судьбу должен определить референдум. А вот как его проводить — не прописано. Пакистан предполагает прямое проведение на всех территориях по состоянию «на сейчас», у Индии запросы другие — сначала передать Азад Кашмир и Гилгит Балтистан под юрисдикцию Индии, а уже потом проводить референдум. И в рамках последнего и работает изменение Конституции от 2019 года, когда индуистское население из любой части Индии получилось возможность приобретать землю и селиться в Кашмире. К настоящему моменту таких переселенцев насчитывается около 85 тысяч человек — а это огромный избирательный пул, который в противовес мусульманам-кашмирцам может серьезно повлиять на результаты референдума. К слову, Пакистан признает Кашмирскую проблему международной и требует решать ее на этом уровне; Индия считает ее внутренним делом двух стран и внешнего урегулирования опасается. Возвращаясь к обострению, главная угроза Нью-Дели — возможность пересмотра положения Водного договора 1960 года, регулирующего распределение вод рек бассейна Инда. А значит, помимо того, что Индия может минимизировать сток воды в сторону Пакистана и угрожать ему рукотворными наводнениями, она получить возможность улучшить ирригационные условия для своих территорий: в первую очередь — собственно Кашмира и Панджаба. С Кашмиром — смотрим выше — голоса на возможном референдуме при условии повышения уровня жизни. С Панджабом — ситуация сложнее. Несмотря на формальную власть Нью-Дели в нем, реальная сила на местах — у хальсы — общины сикхов, с которыми лично у Моди конфликт. Дополнительное водоснабжение земель преимущественно сельскохозяйственного Панджаба — дополнительная капля лояльности Амритсвара к Нью-Дели. У слову, у сикхов есть собственные исторические притязания на Кашмир. Однако необходимо понимать, что постройка ирригационных сооружений на Инде и его притоках — это экономически затратный проект на несколько лет и сможет ли его «вытянуть» Индия, не привлекая заграничных инвесторов (мало кто будет согласен вкладывать деньги и рисковать жизнями специалистов в спорном регионе) не известно.

Китай — ряд экспертов говорят о роли Пекина в провоцировании конфликта, для втягивания Индии в войну. На самом деле, отношения Пекина и Нью-Дели после саммита БРИКС в Казани выравниваются. Но более задействованы интересы Китая в Пакистане: где пытаются дать вторую жизнь проекту CPEC, часть которого как раз проходит по Гилгит-Балтистану (потенциальной территории военных действий). И даже несмотря на то, что Нью-Дели пытается расшатать ситуацию в Белуджистане, китайцы излишних провокаций в практически своей экономической зоне не допустят. Из актуального — удар по единству ШОС в год председательства Китая наносит значительные репутационные потери как самому Пекину, так и косвенно касаются Москвы.

США или их прокси — многие вспомнили о визите вице-президента Вэнса, совпавшем с терактом. Кроме того, сейчас США запускает интересный проект, посвященный задействованию религии и семьи в высокой политике. Эти мощные институты, позабытые к началу XXI века в том числе в связи с либеральной повесткой, вновь актуальны. А Индия — это глобальный котел религий, несмотря на индуистское продавливание, которому к тому же свойственно понятие традиционной семьи. Можно было заметить тонкий этикет Вэнса и его семьи при визите: посещение религиозных центров, использование национальных костюмов, стилизованных украшений, подготовка детей. Несмотря на то, что роль религии в Кашмирском противостоянии не является ведущей, именно ее выдвигают на первый план равно Исламабад (мусульманское большинство должно быть объединено с Пакистаном) и Нью-Дели (утеря статуса мультирелигиозного государства с «равным» статусом разных религий при потере кашмирского мусульманского большинства, что будет одновременно символизировать и потерю на общее индо-мусульманское прошлое страны). И теперь, возвращаясь к Китаю, с которым у США тарифная война — мог ли Вашингтон упустить случай сыграть на противоречиях в группе Индия — Пакистан — Китай — Россия, разведя между собой даже не Нью-Дели с Исламабадом, у которых дистанция и так велика, а Москву и Пекин, традиционно поддерживающие разные стороны в Кашмирском конфликте? К несчастью, ответ «да», тем более, что темами визита Вэнса и в целом американо-индийского диалога были и военные поставки, и перенос ряда американских производств из Китая в Индию. В непростую ситуацию поставлена и Россия: ожидается визит Нарендры Моди в Москву на празднование 9-го мая, планируется позднее и визит В.В. Путина в Индию. К слову, для Моди создан удобный прецедент не летать в Россию (хотя пока отказа и не было), а потому — возможно обострение ситуации в Кашмире непосредственно перед Днем Победы.

Иран — одна из стран, которая в очень сжатые сроки предложила свою помощь для разрешения ситуации. К слову, моментально получившая удар: взорвался (или был взорван) контейнерный комплекс, значимый для МТК «Север-Юг» в Шахид-Раджаи, при том, что задействованный Индией (потенциально и США) Чабахар не пострадал. Собственно говоря, Тегерану конфликт на близком для него востоке также не нужен. Страна пытается выстроить отношения с Индией и Россией, она оказывается вовлеченной и в проблемы исмаилитской группы в Гилгит-Балтистане. Кроме того, значительные усилия направлены на нормализацию отношений с США и возможным противостоянием с Израилем.

Израиль заявляет о своей непричастности как к обострению Кашмирского конфликта, так и к взрыву в иранском порту (мнения иранских представителей здесь расходятся). Однако условия ирано-израильского противостояния в условиях падения власти Асада в Сирии в конце прошлого года таковы, что Израиль может планировать дальнейшие военные действия на территории Афганистана, Пакистана или Таджикистана в том числе с помощью Индии. Однако выгоды прямому противостоянию с Китаем и потенциальному с Москвой, кроме отвлечения внимания от ситуации в Газе, вряд ли у Израиля есть.

Афганистан — тут все сложно. Современная власть в Кабуле вообще считает Кашмирский спор между Индией и Пакистаном несущественным — ведь это территория Афганистана! Дело в том, что в Кабуле подавляющее большинство во власти — это пуштуны. Весьма оригинальный этнос, который основной базой собственной государственности считает Дурранийскую империю (Современный Афганистан претендует на историческую преемственность от Дурранийской империи), просуществовавшую менее ста лет, но раскинувшуюся весьма широко, в том числе и на территорию современного Кашмира. А по кодексу Пуштунвали каждый пуштун должен защищать свою землю. Кроме того, у Кабула в этом плане есть весьма выгодная позиция относительно Китая — если Пекин и не в восторге от увеличения своих границ с Индией в районе CPEC, то переход северных районов Пакистана (Хайбер-Пахтунхва и Гилгит-Балтистан) под контроль Афганистана такого отторжения не вызывает — скорее всего проекты в этом случае будут продолжены. Ввиду стремительно ухудшающихся отношений между Исламабадом и Кабулом, а также военных операций вдоль линии Дюранда, афганцам в целом выгодно обострение в Кашмире и отток части пакистанских военных сил в этом направлении. Причем проход диверсантов из афганского Вахана в Кашмир ввиду слабо заселенной горной местности абсолютно реален, также как и «утеря» для индийских спецслужб пакистанских документов. Конечно, от Кабула в целом никто не ожидает провокаций на столь тонком уровне, но что мы вообще знаем о внутренней кухне и подготовке спецведомств этой страны за последние почти 4 года? Или кто может действовать в рамках этой параллели руками Кабула?

И возвращаясь к стране, которая в целом и создала пресловутый Кашмирский вопрос — Великобритании. Необходимо отметить, что усилия бывшей метрополии, стравившей соседние страны, бывшие некогда общим целым, не пропали втуне. Созданный очаг напряженности слишком легко разогреть при абсолютно любом градусе международной напряженности. Могли ли сейчас вмешаться британцы и зачем? Лондону не выгодна победа Москвы на украинском направлении и добавить проигрыш в Южной Азии — предел мечтаний. Лондону также не выгодно сближение Китая и Индии, усиление Ирана и новая политика США. Как ни странно, Новая Большая игра в XXI веке ведется не менее яростно и грязно, чем в веке XIX. Здесь же стоит упомянуть и личные взаимодействия исмаилитов Памира с Лондоном через организации Ага Хана. А потеря власти британскими аристократами нередко стоит разогрева «спящих горячих точек», которых по миру после Британской Империи с незаходящим Солнцем сохранилось очень много. Вопрос в том, а может ли глобальный Юг в условиях многополярного миропорядка что-то этому противопоставить? Ведь ресурсы бритов не исчерпаны и поймать в ловушку конфликта они могут любую страну.

В любом случае — число интересантов и акторов в Кашмирском обострении явно больше двух: непосредственно задействованных Индии и Пакистана. В какой-то степени этот конфликт, в случае если Дели и Исламабаду не удастся удержать свои амбиции, может стать пробным камнем для проверки прочности реальной многополярности.