В послевоенном Советском Союзе не часто вспоминали романтические строки Павла Когана, написанные перед войной:

 

«Но мы еще дойдем до Ганга, 

Но мы еще умрем в боях, 

Чтоб от Японии до Англии 

Сияла Родина моя»[2].

 

А предвоенная советская внешняя политика трактовалась исключительно в миролюбивом ключе, не как попытки экспорта революции, а как стремление к созданию системы коллективной безопасности в Европе.

 

Шок

 

Но тут грянула война. Она оказалась далёкой от предвоенных схем как Советский Союз от коммунизма. Кровавая мясорубка, унёсшая десятки миллионов жизней советских людей вызвала глубокий  посттравматический шок у всех участников войны, как у солдат, так и у идеологов[3]. Среди его симптомов можно назвать следующие: 1) частичную амнезию, человек с трудом может вспомнить все детали произошедшей трагедии, часто подсознательно вытесняя эти воспоминания; 2) Повышенная тревожность, возвращение трагических воспоминаний; 3) раздражительность и агрессивность; 4) чувство вины перед погибшими, за то, что выжил.

Лечение такой травмы не только медикаментозное, но в значительной степени психологическое. В общих чертах можно сказать, оно сводится к осмыслению этого негативного опыта и через признание такого опыта своим, принятие себя, может быть плохого или представшего в негативном свете, униженным, испуганным. Главное, это принять себя таким, какой есть. Одним из приёмов является проговаривание, рассказ о пережитом. Это помогает освободиться и преодолеть своё прошлое, свои кошмары.

 

Если в таком ключе посмотреть на советское кино о войне, то следует признать, что проговаривание и принятие своих страхов и своих ошибок идёт крайне медленно и очень неохотно.

 

Идеологические схемы советского периода и их авторы старались не замечать, вытеснять из сферы публичного обсуждения всё, что в них не укладывалось. Тревожность выплёскивалась в периодическом возвращении к болезненным эпизодам истории войны, это прежде всего партизанское движение, деятельность подпольщиков. Характерным примером может служить картина «Молодая гвардия» 1948 г.

 

 

Своеобразным примером частичной амнезии может служить знаменитая двухсерийная лента «Падение Берлина» 1949 г. При наличии больших технических возможностей для реконструкции событий она отличается удивительным невниманием к деталям. Во время парада 7 ноября 1941 г. нет снега, а по Красной площади идут тяжелые танки ИС-3, не успевшие даже повоевать в войне. Небо Москвы уже в 1941 г. защищают Ла-5, появившиеся в 1943-м, Сталин прилетает в Берлин на американской «Летающей крепости».

 

Впрочем, точность не требуется от иконы сталинского культа, которой стал этот фильм. Главный действующий герой картины, это Сталин  и его апостолы-генералы. Всё остальное - фон, на котором единственным живым персонажем выглядит герой Бориса Андреева солдат Алексей Иванов. Все участники этого идеографического произведения живут и идут в бой со Сталиным на устах. Практически все сцены и персонажами выглядят достаточно плоскими, но это сродни обратной перспективе русской иконописи.

 

Освобождение

 

Годы «оттепели» немного откорректировали сталинские схемы Великой Отечественной войны. Он перестаёт быть богоподобным, но остаётся как организатор борьбы с врагом, особенно эта роль подчёркивается в 70-80-е гг. Создаются батальные полотна, в которых вершителями истории продолжают оставаться полководцы. Они уже не апостолы богоподобного Сталина, но их вклад в победу видится решающим. Такова киноэпопея «Освобождение» (1969-72) Ю. Озерова и его же «Битва за Москву» (1985).

 

Режиссеры начинают проговаривать то, что было в душе обычного человека, его чувства и переживания. Тут можно вспомнить и «Судьбу человека» и «Летят журавли» и «Белорусский вокзал» и многие другие картины, которые говорят о простых человеческих чувствах- любви, верности, одиночестве, чувстве вины.

 

 

Особенностью многих советских фильмов о войне стало то, что право на сочувствие понимание и сострадание имели как правило советские люди в советской форме. В этом смысле выделяется знаменитый сериал «17 мгновений весны» (1973), главный герой которого советский разведчик большую часть экранного времени носит чёрную форму СС. В этом фильме может быть в наиболее концентрированном виде и наиболее графично подана проблема человеческого одиночества. Главный герой лишен родной одежды, формы, жены, Родины, языка, не соприкасается с родной культурой и при этом остаётся нашим. Как ему это удаётся? И даже важнее, как ему удаётся оставаться человеком?

 

 

Среди фильмов, которые пытаются осмыслить и по-настоящему понять человека в наиболее сложные и неудобные моменты нашей истории войны хотелось бы выделить ещё две картины. «Танк Клим Ворошилов-2» (1990) вышел пограничное время на излёте перестройки. Он стал своего рода метафорой того, как народ Советского Союза, в лице жителей маленького городка, всем миром вытаскивает огромный как Левиафан танк КВ-2.  В фильме хорошо показан хаос и распад государственной системы, но и показаны люди, которые несмотря ни на что объединяются вместе и продолжают сражаться. При этом в фильме практически нет войны. А форму носят всего два человека, но есть люди, которые жертвуют собой ради других людей не по каким-то идеологическим причинам, а потому что надо.

 

 

Фильм «Свои» Д. Месхиева, вышедший на экраны в 2004 г., ценен тем, что не только отличается достоверностью деталей и натурализмом боевых эпизодов, но и попыткой понять поведение человека в сложнейшей запутанной ситуации окружения, плена и оккупации. Авторы фильма не навешивают ярлыков, а спокойно показывают, что настоящей ценностью должен быть человек. Через образ старосты деревни, которого играет Б. Ступка, авторы показывают, что спасти обычного человека не менее важно, чем завербовать, например, агента. В этом смысле образ старосты Ивана Блинова сродни образу Штирлица. Богдан Ступка необычайно талантливо показывает непрестанную работу мысли и то как его герой разыгрывает сложнейшую шахматную партию, чтобы спасти своих родных дочерей, сидящих у немцев в заложниках, своего сына, сбежавшего из плена и ставших  своими чекиста Анатолия и комиссара Лившица.

 

Именно об этом, о «сбережении народа» говорил непонятый и нелюбимый многими А.И. Солженицын. Впрочем, дело не в великих именах, а в том, что национальная идея современной России не где-то далеко в истории или высоко в небесах. А она здесь, на земле. Она в том, чтобы понять и принять себя и беречь своих.