Мир 2050 года: Инь-переход в «мягкую диктатуру»

Грядущая трансформация глобального ландшафта затронет все сферы жизни

Каким будет мир в 2050 году? Никто не знает. Однако на интуитивном уровне понятно, что грядущая трансформация финансово-технологического уклада будет носить беспрецедентный характер и затронет буквально все области экономической жизни. Формирование глобальных Инь-рынков и «анархических» экономических пространств значительно сократит область реального влияния государств. Человечество переосмыслит роль ряда международных институтов и механизмов, которые складывались десятилетиями или даже веками: будет изменена сама логика глобального управления.

К 2050 году, скорее всего, будет завершено становление новой структуры мировой экономики. Таким образом, сложатся ориентиры глобального развития на многие десятилетия вперед. Новая — преимущественно финансово-технологическая — экономика, развитие которой будет происходить по собственным законам и без оглядки на государственные границы, будет нуждаться в адекватном международном регулировании. На смену международному праву, вероятно, придет «мягкая» глобально-правовая парадигма, то есть «сеть» из не имеющих обязывающей силы рекомендаций, критериев и отраслевых стандартов. Признавая эффективность «нового» права, широкая общественность, в том числе и многие юристы, будет недоумевать от того факта, как глобальное регулирование может осуществляться «без государственного принуждения».

Ключевые тенденции, которые, по мнению автора, будут определять глобальное развитие в рамках горизонта прогноза (до 2050 г.), можно идентифицировать уже в настоящее время.

picture alliance / Photoshot

Токенизация природы

На протяжении веков развитие мировой экономики происходит «в долг». И дело не в баснословных объемах внешнего долга государств, корпоративного долга. Проблема лежит намного глубже и имеет в какой-то мере философский характер. Движимое слепой жаждой потребления, человечество часто не в состоянии посмотреть широко раскрытыми глазами на глобальные проблемы, на долгосрочные вызовы человеческой цивилизации, к которым относятся беспрецедентная деградация окружающей среды и сокращение биоразнообразия. К сожалению, в практическом измерении мало кто всерьез оценивает тот уровень нефинансовых «заимствований», которыми сопровождается реальное производство (вред окружающей среде, уровень использования природных ресурсов, углеродный след, объем изъятий «природного» капитала в пользу «физического»).

Если рассуждать с точки зрения рынка, то подобная ситуация происходит вследствие того, что у природы отсутствует хозяин, который имел бы экономическую заинтересованность в развитии «природного» капитала. А подобная заинтересованность, если учесть нежелание потребителей и бизнеса менять сложившиеся привычки, может возникнуть исключительно под влиянием глобальной силы, не подвластной национальному эгоизму и «рационалистическим» построениям государственных чиновников.

Как и тысячелетия назад, фактор территории — точнее, высококачественного «природного» капитала, то есть не тронутых человеком природных экосистем, — будет определять могущество на международной арене и глобальное влияние. Более того, в условиях, когда человеческая цивилизация под давлением социально-экономических факторов будет активнее перемещаться в крупные города, воссоздание «природного» капитала на территории брошенных поселков и промышленных зон станет основной идеей экологически ответственного бизнеса. Такие компании будут называться Natural Asset Companies (NACs), и оказывать они будут глобальные экосистемные услуги. По оценкам Нью-Йоркской фондовой биржи (NYSE), объем рынка глобальных экосистемных услуг, то есть связывания углерода, содействия биоразнообразию и т.д., в ближайшее время составит 125 трлн долл. в год. По мере развития новой экономики и вследствие количественных смягчений (quantitative easing, QE) эта сумма значительно увеличится к середине XXI в.

По законам жанра, будет сформирован глобальный рынок экосистемных токенов, а доходность по ним будет обеспечиваться наднациональной системой «мягкого» налогообложения. Заинтересованный в доступе к международным рынкам капитала «грязный» бизнес, в том числе и кредитующий, страхующий промышленность, будет платить ряд пошлин. Наиболее обсуждаемая пошлина сегодня — так называемый «углеродный налог». Аналогичные пошлины будут введены и за неэкологичное использование территорий, за забор пресной воды, за низкий коэффициент переработки и т.д. Пошлины ответственного бизнеса будут аккумулироваться в специальные фонды, из которых и будут производиться выплаты доходности по токенам. Близорукие — недостаточно ответственные — компании, которые посчитают возможным оптимизировать будущие затраты на привлечение консультантов, способных практико-ориентированно донести суть глобальных процессов, не выживут на свободном рынке. А именно такой — свободный — рынок и сложится.

На глобальном рынке экосистемных услуг будет представлено два вида токенов. Во-первых, экосистемные utility-токены в невзаимозаменяемой форме (utility non-fungible token, utility NFT). Каждый utility NFT будет предоставлять право на уникальный участок, соответствующий исчерпывающему описанию: координаты, художественное описание содержащегося «природного» капитала и т.д. Хотя это и противоречит сегодняшней практике, такой utility-токен, вероятно, сможет быть использован и в целях получения дохода в форме cash flow. Например, в случае, если его владелец сделает юридически значимое заявление и укажет на физическую способность соответствующего участка переработать некий объем углерода. Security-токены будут вторым видом экосистемных токенов. Экосистемный security-токен будет свидетельствовать о праве его владельца на доход, который возникнет в результате оказываемых экосистемных услуг. В отличии от utility NFT, который будет ассоциирован с правом на конкретный участок, экосистемный security-токен будет привязан не к конкретному участку, а к установленным характеристикам неопределенного участка (например, к количеству деревьев на единицу площади). Конечно, уровень дохода в форме cash flow у security-токена будет существенно выше, чем у utility NFT.

Наряду с этим капитализация экосистемных рынков будет увеличиваться значительно быстрее, чем предложение виртуальной «земли». По этой причине капитализация обоих токенов будет расти. Особенно ценными в контексте долгосрочных инвестиционных стратегий будут невзаимозаменяемые экосистемные токены (utility NFT), что обусловлено привязанностью к уникальному земельному участку.

Будет ли токен свидетельствовать о праве собственности на земельные участки? С одной стороны, использование технологии blockchain в регистрационных ведомствах (в перспективе — единого блокчейна в глобальном масштабе) способно приблизить человечество к единой форме учета права собственности на землю. В долгосрочной перспективе присоединение государства к подобной схеме, несомненно, будет большим шагом в деле более плотной интеграции в глобальный мир. С другой стороны, и при нынешнем состоянии правовой базы токенизация не выглядит фантастически. Хотя для международных рынков более предпочтительным будет первый вариант, институт традиционной государственной регистрации вполне может сосуществовать параллельно с токенизацией, особенно если в ходе всех сделок будут соблюдены AML/KYC-требования (то есть если инвесторы будут проходить идентификацию, операции с токенами будут подлежать финансовому мониторингу и т.д.).

Надежность эмитентов токенов и организаторов торговли — особых видов NACs-компаний, которые получат влияние, сопоставимое с сегодняшними компаниями Big Tech, — будет обеспечена всеобъемлющей властью глобальных рынков.

Помимо этого, развитие событий в духе изложенного выше сценария, как минимум, не противоречит позиции Базельского комитета по банковскому надзору (Basel Committee on Banking Supervision, BCBS). В частности, политика same risk, same activity, same treatment в части «токенизированных форм традиционных активов» трактуется как необходимость исходить из уровней риска, характерных для базового (традиционного) актива. Когда-то — и представляется, что это вопрос недалекого будущего, то есть примерно 2030–2033 гг., — описанные выше экосистемные активы станут традиционными. После этого спрос на экосистемные токены будет гарантированно высоким: с точки зрения внутрибанковских систем по управлению рыночными рисками такие инвестиции будут иметь такую же степень надежности, как земельные участки (реальные, а не виртуальные), но при этом приносить несоизмеримо более высокий доход. Таким образом, это поспособствует привлечению на новые рынки крупных институциональных инвесторов.

Инь-переход

Рынок глобальных экосистемных услуг, как отмечалось выше, будет опираться на «природный», а не на «физический» капитал. Более того, представляется наиболее вероятным, что, изыскивая пространство для роста, экосистемный бизнес будет поглощать «физический» капитал. На практике это будет означать изъятие элементов «физического» капитала (брошенных городов, промышленных зон и иных нерационально используемых территорий) и их обращение в капитал «природный» (развитые природные экосистемы).

Если же опираться на естественную макроцикличность мировой экономики, то грядущую кристаллизацию рынка глобальных экосистемных услуг можно рассматривать и как значительный шаг в процессе Инь-перехода. Иными словами, перехода ко всецело постиндустриальному и аполитичному обществу, обладающему беспрецедентными запросами в сфере экологии.

Рынок глобальных экосистемных услуг будет далеко не единственной движущей силой, несущей человечество в эпоху устойчивого экономического роста, подлинно свободного рынка и экологически обоснованной глобализации. Каждую из этих сил объединяет одна особенность: соответствующие области экономики развиваются и без поддержки государств, а их внутренняя архитектура исключает возможности прямого государственного вмешательства и контроля. Следовательно, Инь-переход, который с высокой долей вероятности охватит все сферы экономической жизни (от финансов до энергетики), будет нести в себе и принципиально новую логику регулирования. Приверженность Инь-регулированию, то есть узкоспециальному наднациональному регулированию в «мягкой» форме без особенного государственного контроля и «проверок», наблюдается в таких областях, как искусственный интеллект, метавселенные, криптоактивы и fintech-стартапы.

Указанные выше области Инь-экономики уже сегодня живут по собственным законам, малопонятным с точки зрения преобладающей макроэкономической теории и общих представлений о жизни. Например, на момент выхода настоящей статьи капитализация одной — пусть и наиболее известной — криптовалюты Bitcoin была всего лишь в два раза ниже, чем объем всех российских рублей в обращении. При этом в истории были моменты, когда кратковременно Bitcoin входил в число 15 крупнейших мировых валют по рыночной капитализации (наравне с долларом США, китайским юанем, евро и иными валютами) и неоднократно теснил в этом списке российский рубль. С другой стороны, показательно, что после крушения в 2023 г. одного из крупнейших американских банков, который связывал криптомир и традиционные финансы, курс криптовалюты Bitcoin (якорной величины для аналитики криптовалютных рынков) не просто не обрушился, а возрос примерно на треть. Представляется, что таким образом рынок послал сигнал о том, что индустрия нерегулируемых криптоактивов может отныне развиваться и без нарастающей взаимозависимости с традиционными финансами. Более того, развитие в независимом ключе, вероятно, будет ключевым фактором, которым будет обеспечиваться рост индустрии в будущем.

Методологическое разграничение между Инь-экономикой (для нее характерны достаточность и сотрудничество, а также «дополнительные валюты») и Ян-экономикой (для нее характерны нехватка и конкуренция, а также национальные валюты) было предложено Бернаром Лиетаром, бельгийским ученым и одним из наиболее успешных валютных трейдеров. Лиетар ограничивает горизонт своего прогноза 2020 годом, указывая на то, что «дополнительные валюты [не только криптовалюты — прим. автора] составят 20% от общего внутреннего товарооборота в наиболее развитых странах» [1]. В целом такой прогноз не противоречит и оценкам Всемирного экономического форума (World Economic Forum, WEF), согласно которым к 2025 г. 10% ВВП будут сберегаться с помощью технологии blockchain [2]. А предсказано появление криптовалют было Милтоном Фридманом еще в 1999 г.

Несомненно, Инь-экономика, в том числе область «дополнительных валют», будет и далее расширяться. Более того, если руководствоваться иллюстрацией самого понятия, ориентиром подобной экспансии, или перехода от Ян к Инь, скорее всего, будет условная отметка в 50% от объема мировой экономики. С учетом отдельных прогнозов (к 2035 г. будет сформировано развитое международно-правовое регулирование оборота криптоактивов) и с учетом прогнозов, озвученных в настоящей статье (к 2033–2035 гг. будет сформирован цивилизованный рынок глобальных экосистемных услуг), можно предположить, что Инь-переход будет завершен до 2035 года: более 50% мировой экономики к этому сроку будет приходиться на отрасли Инь-экономики.

«Мягкая диктатура»

Сможет ли Инь-экономика остановиться и прекратить экспансионистское шествие, когда ее доля в глобальной экономике достигнет 50%? Можно было бы допустить подобный сценарий, если бы речь шла сугубо о философии. На практике это, конечно, не случится. После 2035 г., то есть по достижении целей Инь-перехода, использование этого термина будет не в полной мере оправданным.

К 2035 г. начнутся процессы кристаллизации «мягкой диктатуры», или диктатуры Инь-рынков. Устанавливающаяся «диктатура» не будет иметь какого бы то ни было аналога в человеческой истории. Несмотря на то, что формальная власть государств сохранится, а основной формой политического устройства по-прежнему будет демократия с незначительными авторитарными элементами, доминирующие области экономики будут нуждаться в адекватном международном регулировании. Вследствие этого продолжится формирование «мягкой» глобально-правовой парадигмы, состоящей из «сети» необязательных рекомендаций, критериев и отраслевых стандартов. Широкая общественность, в том числе и многие юристы, будет недоумевать от того, как глобальное регулирование может осуществляться «без государственного принуждения». Тем не менее авторитет «нового» права, подкрепленный всеобъемлющей властью денег, будет воспринят всеми народами без исключения.

Вероятно, макроэкономическое противоборство перейдет из парадигмы борьбы «природного» и «физического» капитала в плоскость конфликта «эпилептоидной экономики» (правопреемник Ян-экономики) и «эмотивно-истероидной экономики» (правопреемница Инь-экономики). Эпилептоидная экономика, которая сохранится исключительно в силу исторической инерции, все в меньшей степени будет соответствовать запросам рынка. Она будет состоять из неэкологичных, недостаточно «умных» и малоэффективных отраслей, где будет господствовать преимущественно вертикальная модель корпоративного управления. Эти области, как и лежащая в их основе философия, будут тормозить развитие человечества. Развиваться будет в основном «эмотивно-истероидная экономика»: экономика некоммерческого сектора (сугубо эмотивная), массовых развлечений (исключительно истероидная), а также обозначенные выше «гибридные» области (экосистемные услуги, искусственный интеллект, метавселенные, криптоактивы, fintech).

Процессы экономического развития будут характеризоваться трендом на агрессивную экспансию эмотивно-истероидной экономики: к 2050 г. ее доля в мировой экономике достигнет примерно 80%. Более того, истероидность как черта нового экономического уклада будет способствовать коррозии «эпилептоидных» производственных цепочек и вызывать чувство глубокой неудовлетворенности у задействованных в них людей.

Так как новый уклад экономики не предполагает массовой занятости, к 2035–2040 гг. будет de facto внедрена система безусловного базового дохода (universal basic income, UBI). Теоретически новая экономика позволит человечеству решить абсолютно все материальные проблемы. На практике же население тех государств, которые не смогут подготовиться к грядущим изменениям и при этом обеспечить выплату UBI, будет массово использоваться транснациональными корпорациями в целях майнинга криптовалют.

Несмотря на все вышеизложенное, новая экономика предоставит беспрецедентные возможности для интеллектуальной и творческой самореализации человека. Реальная власть перейдет в плоскость символического капитала (так называют некое нематериальное благо, которое не имеет четко установленной стоимости, но, очевидно, стоит очень дорого). Таким образом, люди, обладающие серьезным авторитетом в какой-либо области практики либо талантами в сфере искусства, смогут быстро (по нынешним меркам практически мгновенно) конвертировать свои способности в материальное благополучие и — при желании — во влияние на международном уровне.

Задача особой важности

Если исходить из того, что изложенный выше прогноз окажется верным хотя бы отчасти, глобальный ландшафт будет трансформироваться в два этапа (примерно до 2035 г. и затем до 2050 г.). Процессы экологически обоснованной глобализации будут усиливаться, что на втором этапе приведет к серьезной перенастройке системы реального управления глобальными процессами.

В краткосрочной перспективе трансформация глобального ландшафта неизбежно высветит новые точки роста мировой экономики. Успешная реализация глубинных интересов государства, к которым можно будет отнести интеграцию в новый мир и закрепление в наиболее капиталоемкой парадигме будущего, потребует адекватного взаимодействия с Инь-рынками, живущими по собственным законам.

Всеобъемлющая конвергенция финансовой информации и персональных данных, которая завершится к середине XXI в. (в более широком смысле это процесс агрегирования общества, природы и капитала на базе единой технологической платформы), неизбежно поставит вопрос о необходимости новых ориентиров глобального развития.

Будет ли Россия 2050 года в авангарде глобального развития? Никто не знает. Но готовиться нужно уже сегодня.

1. Лиетар, Бернар. Будущее денег: новый путь к богатству, полноценному труду и более мудрому миру. М.: КРПА Олимп: ACT: Астрель, 2007.

2. Schwab, Klaus. The Fourth Industrial Revolution. World Economic Forum, 2016.