Секция РСМД на XV Конвенте РАМИ «Интеграционные процессы в Евразии»

13 октября 2023

16688

Распечатать

Вход

Авторизуйтесь, если вы уже зарегистрированы

Тема: Образование и наука, Экономика

Регион: Россия, Европа, Центральная Азия

Тип: Новости

Оценить статью

(Голосов: 11, Рейтинг: 5)

(11 голосов)

Поделиться статьей

Краткая версия новости

Полная версия новости

12 октября 2023 г. в рамках XV Конвента Российской ассоциации международных исследований (РАМИ) состоялась секция «Интеграционные процессы в Евразии», организованная Российским советом по международным делам (РСМД) и кафедрой интеграционных процессов МГИМО МИД России.

Секция была поделена на три части: «Тенденции и макропроцессы на евразийском пространстве», «Евразийский экономический союз как «точка сборки» Большой Евразии» и «Центральная Азия — пространство конкуренции и сотрудничества в Большой Евразии».

В первой части секции с докладами выступили научный руководитель Центра комплексных европейских и международных исследований (ЦКЕМИ) НИУ ВШЭ, программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай», член РСМД Тимофей Бордачев, доцент кафедры интеграционных процессов МГИМО Анна Цибулина, старший преподаватель кафедры интеграционных процессов МГИМО Мария Тучина и заведующий Сектором двусторонних отношений России и стран-соседей Института экономики РАН, доцент Департамента международного бизнеса Факультета международных экономических отношений Финансового университета при Правительстве РФ Артем Пылин.

Особое внимание в ходе дискуссии привлекли вопросы соотношения институционального и идеационного компонентов в развитии региональной интеграции, а также целеполагания и выработки стратегии развития отдельных объединений, в том числе БРИКС и СНГ.

В ходе подсекции, посвященной ЕАЭС, доклады представили заведующая кафедрой международных экономических отношений РУДН Инна Андронова, заместитель директора ЦКЕМИ НИУ ВШЭ Александр Королев, руководитель Центра экономической интеграции Института развития интеграционных процессов ВАВТ Никита Пыжиков, доцент кафедры международных отношений на постсоветском пространстве СПбГУ Евгений Трещенков, доцент кафедры интеграционных процессов МГИМО Елена Маслова и старший преподаватель кафедры интеграционных процессов МГИМО Александра Плюйко. Обсуждение было построено преимущественно вокруг экономических драйверов развития объединения, перспектив его взаимодействия с третьими странами в рамках зон свободной торговли, а также развитию общего сельскохозяйственного рынка и межрегионального сотрудничества на пространстве Союза.

Наконец, в третьей части секции профессор кафедры мировой политики Факультета исторических и политических наук Томского государственного университета Евгений Троицкий, начальник отдела экспертизы магистерских программ управления магистерской подготовки, преподаватель кафедры прикладного анализа международных проблем МГИМО Алексей Дундич, программный менеджер РСМД Юлия Мельникова и магистрант МГИМО Джакомо Фамильи, а также ведущий эксперт ЦКЕМИ НИУ ВШЭ Дарья Чижова обсудили наиболее чувствительные проблемы развития Центральной Азии как части Большой Евразии, в том числе вопросы безопасности, региональной связанности, сохранения общего гуманитарного пространства в регионе.

Модераторами выступили программный менеджер РСМД, аспирант МГИМО Юлия Мельникова, заведующий кафедрой интеграционных процессов МГИМО Николай Кавешников и заместитель директора ЦКЕМИ НИУ ВШЭ Александр Королев соответственно.

Тезисы участников

Тимофей Бордачев:

Изначально направленный на преодоление несправедливости процесс создания различных международных институтов привел к определенной амортизации ее последствий, но не решению проблемы целиком. Сегодня развитие интеграционных процессов является продолжением силовой политики по установлению доминирования в международных отношениях со стороны Запада.
К преимуществам институционализации относятся повышение прозрачности и предсказуемости действий акторов, снижение трансакционных издержек взаимодействия, формирование взаимозависимости между участниками институтов, содействие поступательному развитию международных отношений.
Однако, как правило, трансакционные издержки для участников интеграционного процесса снижаются неравномерно, и взаимозависимость становится асимметричной, отвечает интересам лидеров объединений. Чтобы скрыть возникающие проблемы создаются все новые институты, вновь усиливающие диспропорции.
Этот фактор оказывает влияние и на формирование коллективных интересов в организации, что снижает гибкость участников интеграции в развитии отношений с третьими сторонами. Так, США является центральным звеном в НАТО, а Германия и Франция — в ЕС, что задает вектор развития этих объединений.
Ключевые незападные институты — ШОС и БРИКС — отличаются от старых отсутствием гегемона. Учет взаимных интересов и отсутствие жестких институциональных ограничений позволяет им сохранить устойчивость. В ЕАЭС Россия неизбежно является лидером интеграции, поэтому, чтобы не усиливать асимметрию, не нужно создавать еще больше институтов управления.
Евразия останется конструктом до появления сильных институтов управления на ее пространстве. Вместе с тем, необходимо понимать, что на следующем этапе это приведет к обострению существующих и возникновению новых проблем, для которых потребуется поиск принципиально новых решений.

Анна Цибулина:

Взгляды участников БРИКС по вопросу дедолларизации расходятся: российское руководство отмечает неизбежность данного процесса, ЮАР и Индия считают, что дедолларизация и введение валюты БРИКС не стоят на повестке дня, а Китай говорит преимущественно о реформе международной валютно-финансовой системы в целом. В результате, в итоговой декларации саммита БРИКС 2023 г. указана только необходимость активизации торговли в национальных валютах.
В рамках БРИКС было предпринято несколько шагов, содействующих дедолларизации, однако их эффективность ограничена. Созданный в 2014 г. Новый банк развития действует непрозрачно: проекты, на которые он выделяет средства, в большинстве случаев остаются нереализованными, в рамках пула условных валютных резервов совершались только тестовые операции, а анонсированная платежная система BRICS Pay не была запущена.
В качестве одного из наиболее заметных аспектов дедолларизации можно отметить повышение доли юаня в международных расчетах, хотя она по-прежнему остается невысокой и составляет всего 2,6%. Китай также создал платежную систему CIPS, которая не является полноценной альтернативой SWIFT, однако количество и объемы расчетов с ее использованием продолжают расти.
Новую валюту БРИКС — R5 — будут использовать для расчетов вместе с национальными валютами. Для нее будет создана специальная валютная корзина и эмиссионный центр. Расчеты с R5 будут совершаться между центральными банками стран объединения.

Мария Тучина:

К БРИКС присоединятся ключевые страны — экспортеры нефти. Запасы нефти государств БРИКС охватывают 20% от общемировых, но при этом доля стран организации в общемировой торговле нефтью составляет лишь 15%. Расширение может способствовать увеличению этих показателей.
Для Саудовской Аравии вступление в БРИКС предоставляет возможность продемонстрировать свою независимость во внешней политике, укрепить позиции на мировом энергетическом рынке и содействовать реализации программы Vision 2030. За счет партнерства со странами объединения Аргентина, Египет и Эфиопия могут улучшить свое экономическое положение и увеличить приток ПИИ. ОАЭ рассматривает присоединение к БРИКС как стратегический шаг, направленный на диверсификацию экономической торговли и поиск партнеров для новых проектов. Принятие Ирана в организацию отвечает интересам Китая и России. Все эти государства принадлежат к незападному миру.
В связи с присоединением к БРИКС новых членов возникает вопрос о жизнеспособности объединения. В будущем возможно возникновение конфликтных ситуаций между странами, в урегулировании которых центральная роль будет закреплена за Россией и Китаем. Успех организации зависит от того, насколько для стран БРИКС экономические выгоды превосходят различия в культурных ценностях.

Артем Пылин:

Фрагментация на постсоветском пространстве началась в 2013 г. на фоне снижения роли России в регионе и усиления конкуренции со стороны внерегиональных игроков. На данный процесс повлияли не только программа ЕС «Восточное партнерство» и китайская инициатива «Один пояс, один путь», но и такие российские проекты, как ЗСТ в рамках СНГ, ЕАЭС и Большого евразийского партнерства.
Новейшим этапом фрагментации стал украинский кризис 2022 г., за которым последовали масштабные антироссийские санкции. Страны постсоветского пространства разделились на три группы: недружественные, поддержавшие санкции (Украина, Молдова), подсанкционные (Россия, Беларусь), нейтральные (остальные страны СНГ и Грузия). От введения ограничительных мер больше всего преимуществ получила третья группа государств. С наибольшим ущербом столкнулись подсанкционные и недружественные страны, где наблюдается экономический спад.
Отмечаются признаки консолидации Союзного государства России и Белоруссии и усиление центробежных сил внутри ЕАЭС. Так, Беларусь, Армения и Кыргызстан, поддерживающие с Россией активное торгово-экономическое сотрудничество, нацелены на его дальнейшее расширение. Напротив, Казахстан сильно зависит от европейских рынков и инвестиций, потому стремится проводить более осторожную внешнюю политику, формально соблюдая введенные против России ограничения.
России необходимо выработать механизмы компенсации возможных санкционных рисков для стран-партнеров и сохранения баланса их интересов в регионе. Также следует обновить стратегию торгово-экономических связей России в рамках Союзного государства, ЕАЭС и СНГ с выделением соответствующих приоритетов взаимодействия.

Инна Андронова:

Экономические интересы государств — членов ЕАЭС являются базовой категорией при изучении функционала интеграционного проекта. К ним относятся сохранение целостности и суверенитета Союза, поступательное улучшение уровня жизни, сохранение национальной идентичности.
Макроэкономические показатели ЕАЭС находятся на хорошем уровне, однако на данном этапе существуют проблемы с реализацией потенциала объединения. В частности, внутри Союза есть государства, которые не взаимодействуют друг с другом в рамках двусторонней торговли.
По широкому перечню позиций товарной номенклатуры внешнеэкономической деятельности Россия и ЕАЭС в целом являются ключевыми потребителями продукции отдельных государств — членов Союза. Необходимо на регулярной основе транслировать значимость Союза для его участников.
ЕАЭС может стать новым региональным центром международной торговли. Чем больше стран будет сотрудничать с объединением, тем более устойчивым окажется интеграционный проект. Китай реализует похожую стратегию взаимодействия с внешними акторами в рамках инициативы ОПОП и предоставления кредитов через Азиатский банк инфраструктурных инвестиций. Привлечение китайских инвестиций к развитию проектов в ЕАЭС может пойти на пользу развития его материальной базы.

Александр Королев:

С точки зрения международной субъектности Россию и ЕАЭС важно рассматривать отдельно друг от друга. Однако для многих государств объединение ассоциируется прежде всего с РФ, а не в качестве отдельной наднациональной структуры. В связи с этим в условиях экономического бойкотирования Москвы ряд проектов зон свободной торговли, например, с Новой Зеландией и Сингапуром, заморожен на неопределенный срок.
Переговоры по экономическому партнерству ЕАЭС с Индией, Монголией и Индонезией могут в перспективе стать новыми точками входа на рынок АТР. Новые проекты помогут расширить экспорт товаров и услуг государств-членов и использовать транзитный потенциал объединения для импорта полупроводников и других критических товаров.
В настоящее время для ЕАЭС критически важно обозначить рамки сотрудничества с Китаем. Оно может быть реализовано в формате полноценной ЗСТ или партнерства на ограниченный срок. В то же время на данном этапе объединение может также рассмотреть отказ от планов по ЗСТ.

Никита Пыжиков:

Помимо увеличения объемов общего товарооборота, внутри ЕАЭС выросли показатели торговли продукцией с высокой добавленной стоимостью. Для внешних партнеров объединение по-прежнему экспортирует преимущественно сырьевые товары.
В настоящее время Китай является крупнейшим экспортным партнером ЕАЭС. Он закупает практически половину товаров Союза. Наиболее предпочтительным сценарием для дальнейшего партнерства с КНР является заключение временного соглашения с ограниченным охватом, как, например, с Ираном. С одной стороны, оно приведет к увеличению доли импорта китайских товаров, но не позволит ему достичь критических значений, с другой — поможет нарастить экспорт промежуточных товаров и частично нивелировать последствия сокращения общего объема экспорта ЕАЭС в 2022–2023 гг. В то же время, согласно правилам ВТО, подобный формат сотрудничества предстоит переформатировать в постоянное партнерство, что сокращает возможности ЕАЭС по диверсификации торговых партнеров.
Для Китая заключение соглашения о ЗСТ представляет собой важный стратегический проект и позволит китайским компаниям расширить свое присутствие на российском рынке. В будущем, при частичном снятии санкций, представителям западного бизнеса будет намного сложнее восстановить свои позиции.

Евгений Трещенков:

Несмотря на то, что государства — члены ЕАЭС изначально заявляли об адаптации модель наднационального суверенитета ЕС, объединение сформировало свою собственную уникальную модель интеграции.
Отношение к проблеме суверенитета среди участников евразийского проекта характеризуется их опасениями по поводу усиления влияния России на постсоветском пространстве. ЕАЭС удалось определить формат взаимодействия, не допускающий вмешательство наднациональных органов во внутренние дела государств-членов. По этой причине интеграционный проект ЕАЭС является, прежде всего, экономическим партнерством и не основан на ценностных категориях.
ЕЭК часто называют надгосударственным органом, но юридически Комиссия является контролирующим институтом и воздерживается от участия в спорных ситуациях между странами объединения.

Елена Маслова:

Согласно Концепции внешней политики Российской Федерации от 2023 г., продовольственная безопасность является элементом национальной безопасности России.
В 2009 г. была принята Концепция продовольственной безопасности ЕврАзЭС, в которой гарантия продовольственной безопасности увязывалась с обеспечением суверенитета Сообщества. В дальнейшем данный документ был учтен в Договоре о ЕАЭС от 2014 г. и лег в основу Концепции коллективной продовольственной безопасности ЕЭАС от 2019 г., где данное понятие рассматривалось в том числе в связке с реализацией экспортного потенциала объединения.
В рамках ЕАЭС продовольственная безопасность превосходит сумму продовольственных безопасностей государств-членов. Однако перечень действующих проектов для ее обеспечения пока что ограничен, поскольку общий рынок сельскохозяйственной продукции не сформирован. Осуществляется поиск точек роста за счет новых проектов. Одним из них является «Евразийский Агроэкспресс». В то же время поставки сельскохозяйственной продукции в рамках данной инициативы отправляются на внешние рынки и не направлены на удовлетворение коллективных потребностей стран Союза или формирование единого рынка.

Александра Плюйко:

Межрегиональное и приграничное сотрудничество в рамках ЕАЭС носит рекомендательный характер. Тем не менее недостаточное внимание к данному направлению взаимодействия может усилить диспропорции в развитии регионов отдельных государств-членов.
К основным проблемам развития приграничного сотрудничества внутри ЕАЭС относится его реализация преимущественно на двусторонней основе, разный уровень автономии регионов (например, в Беларуси регионы обладают меньшей автономией в сравнении с субъектами России), отсутствие комплексного подхода к проведению конгрессно-выставочной деятельности, диверсификация регионов по уровню экономического развития.
Темпы приграничного сотрудничества превосходят показатели межрегионального партнерства. В 2022 г. Коллегия ЕЭК одобрила перечень мер развития для активизации торгово-экономических связей между регионами стран-участниц, однако их перечень ограничен.

Евгений Троицкий:

Страны Запада взяли активный курс на истощение политических и экономических ресурсов России, в том числе через оказание давления на ее союзников, что привело к усилению позиций ряда государств на международной арене, прежде всего, Турции, и обострило кризис существующих международных институтов и форматов сотрудничества.
ОДКБ сталкивается с проблемой координации внешнеполитической деятельности. Каждый кризис для Организации является уникальным, поэтому для урегулирования существующих противоречий необходимы соответствующие механизмы реагирования. В целом, выработка единой позиции осложняется дифференциацией мнений государств — членов объединения в отношении ключевых конфликтов на постсоветском пространстве.
Можно выделить три возможных сценария развития ОДКБ в нынешних условиях. Сценарий «Право сильного» предполагает постепенное снижение роли Организации как гаранта безопасности и стабильности на постсоветском пространстве, поскольку большинство современных конфликтов разрешается силовым образом на двусторонней основе. В соответствии со сценарием «Боевое братство» ОДКБ продолжит развиваться как площадка для военно-политического и военно-технического сотрудничества России и других членов объединения. Согласно наиболее оптимистичному сценарию «Новая архитектура безопасности», Организация может стать центральным элементом региональной безопасности, что обеспечит снижение конфликтного потенциала на постсоветском пространстве.

Алексей Дундич:

Региональная подсистема может формироваться не только благодаря географическим факторам, но на основе общих интересов акторов. Для наибольшей эффективности подсистемы необходимо наличие ядра, представленного сильным государством или системой общепризнанных институтов.
Можно выделить ряд тенденций, характерных для современных конфликтов. После 1991 г. сократилось количество конвенциональных войн. Происходит интернационализация и гибридизация конфликтов, внутри- и межгосударственные кризисы усложняются. Дополнительным фактором, усугубляющим динамику современных противоречий, становится глобальное противостояние России и Запада.
На центральноазиатском пространстве сохраняется значительный конфликтный потенциал, включающий угрозы социальных протестов, похожих на ситуацию в Казахстане в 2022 г., эскалации ситуации в Таджикистане, пограничных столкновений в Ферганском треугольнике, обострения межэтнических противоречий, как в Киргизии в 2010 г., и конфликты из-за нехватки воды, наибольшие трудности с которой испытывает Узбекистан.

Юлия Мельникова, Джакомо Фамильи:

Существует несколько подходов к концептуализации понятия «связанность» (connectivity). Ее можно понимать как состояние взаимосвязанности государств в региональном или межрегиональном масштабе по ряду направлений, нормативное представление об оптимальной модели управления глобальным и региональными хозяйственными комплексами или же тип внешнеполитической деятельности, направленный на проекцию влияния в регионе без участия в интеграционных процессах в нем.
Впервые инструмент связанности начал активно использовать Китай в рамках инициативы ОПОП. Однако в 2021 г. ЕС запустил конкурирующую инициативу Global Gateway (GG). Несмотря на заявление Еврокомиссии о «глобальном» характере GG, количество вкладываемых ресурсов в развитие отдельных проектов заметно различается в зависимости от региона. Кроме того, часть проектов, включенных в GG, появилась задолго до самой инициативы и была включена в ее рамки уже во время реализации за счет средств других игроков или глобальных институтов развития.
Главная проблема инициативы — сложность институционального управления, т.е. согласования проектов и контроля за их исполнением. Проекты GG попадают в различные тематические сферы (транспорт, зеленая энергетика, образование и т.д.), в связи с чем за их реализацию отвечают разные генеральные директораты Европейской комиссии, но также национальные правительства, программы ЕС.
Непростым с точки зрения прослеживаемости является и распределение бюджета инициативы. Для целей GG Евросоюз обещает мобилизовать около 300 млрд евро, но не все из них поступают непосредственно из ЕС: через различные каналы задействованы и Многолетние финансовые рамки, и фонды Европейского инвестиционного банка и Европейского банка реконструкции и развития, и национальные бюджеты и банки развития, а также частный капитал. Это представляет сложность в определении основного стейкхолдера того или иного проекта.
Отмеченные в рамках GG центральноазиатские проекты относятся к Азии и Тихоокеанскому региону. Их немного, но они представляют собой попытку системного включения ЕС в региональное управление через принцип связанности. Среди них инвестиции в объекты инфраструктуры в области зеленой энергетики в Казахстане и Таджикистане, а также создание систем транспортной взаимосвязанности, спутниковой навигации. Центральноазиатские страны демонстрируют заинтересованность в европейских инвестициях, что усиливает позиции ЕС в конкуренции с РФ и КНР в регионе и его претензии на поддержание собственной ниши.

Дарья Чижова:

Концепция внешней политики Российской Федерации от 2023 г. делает акцент на евразийской идентичности, которая выходит за границы России. В то же время она по-разному оценивается среди стран постсоветского пространства. Независимость в проведении самостоятельной внутренней и внешней политики рассматривается ими как ключевая ценность.
Идея «практического евразийства», предложенная Нурсултаном Назарбаевым в 1990-х гг., за несколько десятилетий претерпела значительные изменения. Наиболее значительных результатов государствам постсоветского пространства удалось достичь в экономической сфере — они смогли определить взаимоприемлемые форматы взаимодействия, в том числе в рамках ЕАЭС.
В области гуманитарных связей между Россией и государствами Центральной Азии, напротив, наблюдаются проблемы, которые включают снижение значимости русского языка и доли русскоговорящего населения, сокращение спроса на получение высшего образования в России, ориентацию на тюркский вектор во внешней политике, рост религиозности населения и продвижение исламского сотрудничества, трудности адаптации мигрантов к особенностям проживания в РФ и усиление позиций Китая в регионе.