Политический вес или экономические дивиденды: какова новая роль России на Ближнем Востоке?

С началом российской военной операции в Сирии в 2015 г. конфигурация политических сил на Ближнем Востоке стала претерпевать серьезные изменения. В 1990-х гг. здесь доминировали США, которые играли роль ключевого поставщика безопасности в регионе. А с вторжением в Ирак в 2003 г. их влияние только усилилось. Однако позднее ситуация начало меняться. Регион стал свидетелем одновременно двух процессов: 1) возвращения России — одного из ключевых элементов региональной системы безопасности, 2) усиления позиций региональных игроков. Последнее произошло во многом по причине смены региональных лидеров. Подобные перемены одновременно стали как подпоркой российской политики на Ближнем Востоке, так и ее ограничителем. Москва должна исходить из того, что дальнейшее развитие ситуации в регионе будет сопровождаться необходимостью согласования позиций с региональными игроками.

Главной задачей Москвы на Ближнем Востоке на ближайшие годы станет переход от военно-политического подхода к экономическому, или, говоря другими словами, ей предстоит переместить фокус своего внимания с купирования рисков на поиск возможностей. Однако некоторые факторы могут России в этом помешать. Во-первых, стремление государств региона к диверсификации своих связей не означает отсутствие желания сотрудничать с ЕС и США. Региональные элиты могут использовать свои контакты с Москвой для извлечения больших выгод на Западе (как это было в эпоху биполярного миропорядка). Во-вторых, ограниченность собственных ресурсов России и состояние ее экономики. В-третьих, усиление региональных игроков и противодействие интересам Москвы там, где ее интересы не совпадают с интересами региональных государств.

Российский подход базируется на обеспечении мира и стабильности в регионе путем проведения мирной дипломатической и политической деятельности, использования экономических и гуманитарных рычагов. Россия рассматривает возможность военного присутствия только с санкции Совета Безопасности ООН или по приглашению легитимного правительства той или иной страны. В целом Москва будет стремиться к сближению позиций региональных и внерегиональных игроков с целью стабилизации региона, что, возможно, ограничит ее политический вес на Ближнем Востоке, но позволит ей сосредоточиться на извлечении экономических дивидендов.

В ближайшие годы Москва в своей ближневосточной политике должна в большей степени сосредоточиться не на военно-политическом подходе, а на экономическом. Говоря другими словами, ей предстоит переместить фокус внимания с купирования рисков на поиск возможностей. Однако некоторые факторы могут России в этом помешать. Во-первых, стремление государств региона к диверсификации своих связей не означает отсутствие желания сотрудничать с ЕС и США. Региональные элиты могут использовать свои контакты с Москвой для извлечения больших выгод от Запада (как это было в эпоху биполярного миропорядка). Во-вторых, ограниченность собственных ресурсов России и состояние ее экономики. В-третьих, усиление региональных игроков и противодействие интересам Москвы там, где они не совпадают с интересами региональных государств.

В 2019 г. МИД России представил Концепцию коллективной безопасности в зоне Персидского залива. Этот шаг Москвы может рассматриваться в более широком контексте — стремлении занять место поставщика безопасности (security provider). Научный руководитель Института востоковедения Российской академии наук Виталий Наумкин, выступая в Казани на организованном РСМД и Центром Примакова Международном экспертном форуме «Россия – Ближний Восток», заявил о новой роли России в качестве поставщика безопасности и отметил, что российская модель «поставщика безопасности» не должна рассматриваться в традиционном смысле, она включает в себя опору на региональные державы и сближение интересов различных государств, что является ключевым элементом российского подхода.

Российская операция в Сирии и укрепление позиций Москвы в регионе

Расширение влияния ИГ (запрещенная в РФ террористическая организация) в 2014 г. за счет захвата многих городов Ирака и Сирии привело к серьезному оттоку групп населения, подверженных риску индоктринации радикальными идеологиями и вербовке. Сотни людей в основном из населенных мусульманами субъектов Российской Федерации отправились в зоны боевых действий или оказывали материальную и иную поддержку террористам. Оценивая риски, а также ситуацию в кризисной сирийской зоне, российское руководство приняло решение вмешаться в региональные дела. В момент начала российской военной операции сирийские вооруженные силы были истощены и деморализованы. Включавшая террористов из Джебхат ан-нусры коалиция «Джейш аль-Фатх» уже вторглась на заселенную преимущественно алавитами территорию северо-востока провинции Латакия и угрожала еще одним витком резни и гуманитарным кризисом. В то же время террористы ИГ контролировали больше половины территории Сирии и угрожали Дамаску.

Поддержка Россией государственных институтов Сирии и действия российских военных на ее территории в корне изменили ситуацию в пользу официального сирийского правительства. Такой подход заставил региональных игроков координировать свои действия с Москвой, тем более что последняя сумела выстроить с ними устойчивые отношения. Успешная военная сирийская кампания позволила Москве закрепиться в регионе и стала катализатором продвижения российских интересов не только в Сирии, но и шире — на всем Ближнем Востоке.

Прежде чем перейти к изложению российских интересов, стоит оценить фундаментальные изменения, которые внесла Москва в региональный порядок. Ключевым драйвером российских действий на Ближнем Востоке можно назвать стремление России навязать США и их союзникам необходимость поддержания многостороннего подхода к разрешению вопросов в регионе и в мире. По мнению руководителя группы по исследованию проблем мира и конфликтов Института мировой экономики и международных отношений РАН (ИМЭМО РАН) Екатерины Степановой, цель российской операции в Сирии заключалась в демонстрации Соединенным Штатам и их союзникам, что «многосторонние переговоры не могут проходить в регионе (или в любом другом месте) при отсутствии России в качестве участника». Москва отнюдь не стремилась стать единоличным гегемоном на Ближнем Востоке, она хотела занять свое место среди определяющих региональный порядок игроков. Это не предполагает противодействие США по всем вопросам. Однако у Москвы есть намерение заставить Вашингтон прийти к выводу о необходимости взаимодействовать с ней там, где задеты ее интересы. Показательно то, что в отличие от других проблемных тем, по сирийскому вопросу Москва и Вашингтон действительно поддерживали постоянный контакт и стремились избегать столкновений. Успешными можно назвать следующие совместные российско-американские действия: 1) вывоз химического оружия из Сирии в 2013 г.; 2) создание механизма деконфликтации в небе над Сирией; 3) разрешение вопроса с примирением и переходом юго-запада Сирии под контроль правительственных сил.

Тем не менее попытка образования постоянного дипломатического канала по сирийскому урегулированию между Россией и США — формат «Лавров–Керри» — была провалена. В этих условиях Россия пошла по пути образования многосторонних площадок с задействованием влиятельных региональных игроков. Ключевым элементом и показателем трансформации регионального порядка стоит назвать образование Астанинского формата межсирийских переговоров, который не противоречил Женевского процессу и был призван решать технические вопросы и проблемы в зоне конфликта. Страны — гаранты Астанинского процесса (Россия, Турция и Иран) показали, что в условиях почти мертвого политического процесса в Женеве, разрешение сложных вопросов по Сирии возможно и без США. Другим многосторонним инструментом российской политики в регионе стал Багдадский информационно-координационный центр, куда вошли представители спецслужб России, Ирана, Ирака, Сирии. В 2019 г. на сирийском направлении Москва поставила четыре ключевые задачи:

1. развитие и активизация политического процесса в рамках Астанинского формата (формирование конституционного комитета);
2. подключение региональных и европейских государств к обсуждению вопросов возвращения беженцев и реконструкции страны (был образован Стамбульский процесс с участием Германии и Франции, а Ливан и Ирак стали наблюдателями Астанинского процесса);
3. создание условий для возвращения Сирии в Лигу арабских государств (ЛАГ). На данный момент ключевым барьером на этом пути остается несогласие Саудовской Аравии (ее младшие партнеры Бахрейн и ОАЭ уже восстановили свои контакты с официальным Дамаском);
4. закрепление российских экономических интересов в Сирии и регионе в целом (инвестиции в порт Тартус, нефтегазовую отрасль Сирии, фосфаты и т.п.).

Россия и усиление региональной конкуренции на Ближнем Востоке

С течением времени борьба с ИГ отошла на второй план. Вновь вскрылись противоречия и усилилась региональная конкуренция. Приход к власти в США администрации Д. Трампа и активная произраильская и одновременно антииранская политика усугубила ситуацию. Выход США из СВПД способствовал сближению позиций России и ЕС, но фактическое подчинение Брюсселя американской воле только продолжило подрывать СВПД. Россия будет стремиться сохранить условия «иранской сделки», но по многим вопросам региональной повестки займет равноудаленную позицию. Такое решение справедливо, если принять во внимание многоуровневый характер региональных конфликтов.

Катарский кризис 2017 г. продемонстрировал отсутствие региональных механизмов купирования рисков и высокую степень конфликтности даже среди государств-членов считавшейся успешной региональной интеграционной организации. Региональная конкуренция между Дохой и Анкарой, с одной стороны, и Эр-Риядом, Абу Даби и Каиром — с другой, выливались в ухудшение обстановки в кризисных региональных зонах, как, например, в Ливии, где региональные державы поддерживают разные стороны внутриливийского конфликта. Эскалация по линии Иран-Израиль накладывалась на идеологическое и политическое противостояние и борьбу за лидерство в регионе между Ираном и КСА. Кроме того, высокий уровень конфликтности наблюдается и на уровне мезо-регионов с задействованием внешних сил, например, если взять во внимание эскалацию конфликта между Ираном и таким внерегиональным актором, как США. В этом плане ключевой российский интерес заключается в снижении напряженности в зоне Персидского залива, что привело бы к снижению напряженности по другим региональным вопросам.

Москва признает не только свою, но и возросшую роль региональных сил. Это безусловно накладывает и ограничения на политику самой Москвы. Российский успех на Ближнем Востоке среди прочего был связан с изначально маргинальной ролью, которую занимала Москва — у нее не было тесных союзнических и блоковых отношений и поэтому она могла выступать «честным брокером». Как отмечает генеральный директор РСМД Андрей Кортунов, Москва будет терять это преимущество, и чем дальше, тем Москве будет сложнее справляться со сближением региональных интересов.

В своей политике в регионе Ближнего Востока Москва руководствуется системными интересами в энергетической сфере. Россия стала первой страной, построившей на Ближнем Востоке АЭС в гражданских целях в иранском г. Бушер. Кроме того, у России существует еще два проекта в Восточном Средиземноморье —АЭС «Ад-Дабаа» на севере Египта и АЭС «Аккую» на юге Турции. Основа для усиления роли России в нефтегазовой сфере Ближнего Востока уже создана: тесные контакты и рабочие отношения со всеми государствами региона; наличие военной базы на побережье Средиземного моря; переход портов Триполи (Ливан) и Тартус (Сирия) под управление российских компаний «Роснефть» и «Стройтрансгаз» соответственно; дополнительные российские инвестиции в нефтегазовую отрасль Ирака (по словам российских чиновников, до 2025 г. всего около 40 млрд долл.); вхождение в газовые проекты Левантийского бассейна. Россия будет поддерживать особые отношения с Саудовской Аравией, куда до конца 2019 г. ожидается визит президента России Владимира Путина. Страны уже договорились о продлении сделки по поводу сокращения добычи нефти в рамках ОПЕК+. Прагматизм и необходимость координации действий по регулированию цен на нефть будет сближать Москву и Эр-Рияд.

Российский подход базируется на обеспечении мира и стабильности в регионе путем проведения дипломатической и политической деятельности, использования экономических и гуманитарных рычагов. В целом Россия будет стремиться к сближению позиций региональных и внерегиональных игроков с целью стабилизации региона, что, возможно, ограничит ее политический вес на Ближнем Востоке, но позволит ей сосредоточиться на извлечении экономических дивидендов.

Материал впервые опубликован на сайте института политики и безопасности Австрии