Последние годы мы наблюдаем всплеск интереса к освоению космоса: революционные процессы на рынке пусковых услуг, новые спутниковые сервисы различного назначения, первые за долгое время новые пилотируемые корабли, и амбициозная пилотируемая лунная программа США. Но рука об руку с этим идет резкий всплеск интереса военных всего мира к космическому пространству.

Вне зависимости от отношения к эксцентричной персоне Д. Трампа его наследие, без сомнения, достаточно велико. Одним из решений, которое было пробито благодаря его неуемной (разумеется, не всегда конструктивной) энергии, было создание Космических сил США в статусе отдельного рода войск [i], что формально состоялось после пары лет обсуждений 20 декабря 2019 г. Основной задачей Космических сил объявлена «защита американских и союзных интересов в космосе», а главной задачей открыто провозглашается подготовка к ведению орбитальных боевых действий, «Orbital Warfare» — также одна из дисциплин, по которым в ближайшее время начнется подготовка офицеров в новом учебном центре.

Американская инициатива вызвала эффект домино среди их союзников: в сентябре 2019 г. французы создали в рамках ВВС Космическое командование более высокого чем ранее статуса, в октябре 2020 г. НАТО объявила о создании на авиабазе «Рамштайн» нового союзного космического центра, Британия планирует создать свое Космическое командование в 2022 г., даже «пацифисткая» Япония объявила о начале формирования «эскадрильи космических операций» для «защиты японских спутников».

Без сомнения, процесс только набирает обороты, и в течение ближайшего времени у всех значимых военных держав военно-космические ведомства получат более высокий и автономный статус.

Примечательно, что в этом направлении Россия намного обогнала мировые тренды, так как силы космического назначения в нашей стране всегда имели достаточно высокую независимость, с начала 1980-х гг. будучи напрямую подчиненными Генштабу, а периодами в 1990-х и 2000-х гг. существуя и формально как отдельный род войск. На данный момент, впрочем, в России был частично проведен обратный процесс, и в рамках укрупнения видов войск в 2010-х гг. военно-воздушные силы поглотили и их, и войска ПВО-ПРО, и даже армейскую авиацию, сформировав воздушно-космические силы.

Оперировать новые рода войск должны будут ранее невиданными группировками спутников: при отсутствии у спутниковых систем принципиально новых задач решаться они будут на новом уровне с общим трендом на построение сверхкрупных группировок из небольших спутников вместо небольшого количества крупных аппаратов. В первую очередь тут вспоминается широко распиаренная система Starlink компании SpaceX, которая обещает предоставить первый высокоскоростной [ii] доступ в Интернет посредством спутников в любой точке мира (на первых этапах на ограниченных широтах). Развертывание этой системы и выход ее из состояния тестирования станет в ближайшие годы, несомненно, крупным событием, во многом, конечно, за счет блестящего пиара.

Тем временем наряду с моряками и фермерами в глубинке к Starlink проявляют интерес и американские военные: еще в октябре 2019 г. первые учения с использованием еще только зачатков группировки поспешили провести ВВС США, «подключив» самолеты в воздухе, впоследствии армия, фигурально выражаясь, внесла «абонентскую плату» за три года пользования сервисом для оценки и учений.

И Starlink — только верхушка айсберга. За исключением других коммерческих группировок, которым найдется двойное назначение (и уже находится, коммерческие сервисы дистанционного зондирования земли по качеству еще уступают военным, но за счет массовости они потенциально обеспечивают более оперативную доставку информации за счет более частых пролетов над целью), Космические силы США планируют в ближайшие годы построить многослойную «национальную» спутниковую группировку из более чем тысячи спутников, которая на принципиально новом уровне должна будет решать задачи связи, противоракетной обороны и предупреждения о пусках ракет [iii], разведки (с максимальной оперативностью передачи информации непосредственно на поле боя) и навигации. Для понимания масштабов: на данный момент на орбите в общей сложности менее 3000 «живых» спутников всех стран и назначений, военные и государственные агентства США владеют менее чем 400 из них.

Россия называет своим «основным проектом в области прикладной космонавтики» на ближайшее десятилетия группировку «Сфера» из порядка 600 спутников.

Несмотря на анонсируемые благодушные задачи, например, «контроль перемещения стад животных» и прочий экологический мониторинг с доступом в Интернет для пассажиров судов на Севморпути, говоря серьезно, задача обеспечения национальной безопасности — явно важнейшая и единственная задача, которая может сподвигнуть государство на финансирование этой программы. Очевидно, в стороне не будет стоять и Китай, который и вовсе является последние годы лидером по количеству запусков ракет-носителей. Неизбежно и бурное развитие боевых противоспутниковых систем: бурный интерес, который «внезапно» начали испытывать многие государства к средствам борьбы с «космическим мусором» о нем свидетельствует более чем ярко.

В наступающем десятилетии количество работающих на околоземной орбите аппаратов вырастет кратно, и их сервисы, вероятно, обеспечат революцию для потребителей на уровне впервые увиденного дома в Google Maps или помещающегося в телефоне проводника по незнакомому городу в незнакомой стране. И не все пользователи этих сервисов, конечно, будут применять новые возможности в мирных целях.

Развертывание огромных космических группировок (тут отлично подходит буквальный перевод англоязычного термина — «созвездий») обеспечивается, конечно, в первую очередь за счет миниатюризации техники и перехода к работе сложных систем в распределенном режиме, но нельзя выводить за скобки и революцию на рынке пусковых услуг. Текущие изменения наиболее масштабные в экономическом аспекте со времен выхода на открытый рынок России, а в техническом, пожалуй, со времен «Шаттла» и «Бурана».

Революция на рынке пусковых услуг уже рассматривалась ранее в статье на сайте РСМД, и не хотелось бы повторяться. Кратко, ее суть в выходе на рынок с поддержкой государств (и военных ведомств в частности) многочисленных новых игроков, которые обострили конкуренцию — как за счет новых экономических моделей и демпинга, так и за счет новых ракет-носителей обеспечивающих конкурентные преимущества за счет относительной дешевизны в производстве и эксплуатации, ориентировке под все более популярные легкие спутники, частичной многоразовости. Ведущие старые игроки были, в свою очередь, подстегнуты активизировать разработку ракет-носителей нового поколения. Вполне можно сказать, что сейчас наблюдается настоящий бум средств вывода, особенно если не забывать об уверенно переходящем в качественный рост китайских возможностей и распространении легких ракет-носителей по миру (собственные программы ведут уже даже отдельные европейские страны: Великобритания или Германия).

Фронтир

Из вышесказанного могла сложиться мрачная картина неба, превращенного в поле битвы.

Однако на темном фоне в последние годы все ярче горит новая достойная цель для пилотируемой космонавтики: после полувека сидения на низкой орбите человечество наконец-то готово вернуться на Луну.

Причем не в формате «флаговтыка», а чтобы остаться и идти дальше, начав, наконец исполнять мечту Циолковского, Королева и фон Брауна об экспансии в Солнечную систему. По крайней мере, резко активизировать работы в этом направлении призвал на своем первом сроке Дональд Трамп, перестроив космическую программу прошлой администрации и призвав сместить срок первой высадки на Луну в XXI веке на 2024 год (очевидно, планируя триумф на конец своего второго президентского срока).

Новая программа получила имя «Артемида» в честь сестры Аполлона. Интересно, что несмотря на ярлык женоненавистничества, одним из лозунгов администрации Д. Трампа по поводу «Артемиды» было, что в первой же посадочной миссии на Луну должны отправиться «первая женщина и следующий мужчина». Хотя по своей «дорожной карте» новая программа была более внятной, чем крайне размытый «Гибкий путь» администрации Б. Обамы [iv], ее амбициозность по срокам сразу поставила вопросы относительно ее реалистичности. Конечно, не во всем тут была вина администрации Д. Трампа, в частности, совершенно чудовищна в вопросе задержек и перерасходов ситуация с новой сверхтяжелой ракетой-носителем SLS: если бы не было других проблем, то одна она, скорее всего, похоронила бы надежды на высадку в 2024 г., хотя бы потому что ее первый испытательный пуск переехал уже на конец 2021 г. [v], и нет никакой уверенности в том, что не будет очередных переносов и что он пройдет без проблем.

Впрочем, и других проблем полно: в частности, на конец 2020 г. при том, что формально от программы и сроков NASA не отказалась, еще даже не выбран проект лунного посадочного модуля, и ни один из вариантов не то что не испытывался, а даже не существует в металле. Осознавая нереалистичность исполнения сроков и, очевидно, не планируя финансировать спешку и риски, Сенат еще до президентских выборов фактически окончательно похоронил планы высадки в 2024 г., не выделив в полном объеме запрошенное финансирование на разработку лунного модуля.

Таким образом, «Артемиду», в любом случае, ожидало бы переформатирование, которое, вероятно, пойдет на пользу рациональности «дорожной карты», так как чем дальше, тем больше политически обусловленная дата первой высадки подминала все под себя, вынуждая параллельно прорабатывать полноценные и временные решения. Вероятнее всего, любая победившая администрация позволила бы NASA сместить срок высадки на вторую половину 2020-х гг., а принципиальными противниками программы не были и демократы (несмотря на то что ввиду своих идеологических установок они, вероятно, частично перераспределят финансирования на изучение климата).

Однако политическая роль программы от переноса сроков не изменяется. В первую очередь она символизирует план скорого переноса американцами своих усилий (в основном финансовых) в области пилотируемой космонавтики с низкой околоземной орбиты к Луне. Это неизбежно означает конец МКС если не в 2024 г., то в 2028 г.: без американцев, вносящих кратно большую долю затрат, чем остальные (при том, что, очевидно, американские партнеры также перенесут свои затраты на участие в «Артемиде») станция не сможет существовать, как минимум в текущем виде. При этом российское участие в американской лунной программе довольно сомнительно, что вообще ставит под угрозу будущее отечественной пилотируемой космонавтики.

Во-вторых, так или иначе, это по крайней мере сейчас выглядит как осторожное и медленное, но все же начало человеческой экспансии. О том, что это не «флаговтык», красноречиво говорит то, что Космические силы США начали серьезную работу по программе CHPS (Cislunar Highway Patrol Satellite), фактически первого военного космического аппарата, предназначенного для работы за пределами земной орбиты: в данном случае мониторинга окололунного пространства и наблюдения за иностранными космическими аппаратами в районе Луны. Наблюдения с целью выяснить, не занимаются ли они там опасной для национальных интересов США деятельностью (американские интересы теперь по меньшей мере простираются на лунную орбиту, с грозным дополнением «и далее»), не представляют ли угрозы для американских и союзных аппаратов и астронавтов и как в целом их деятельность соотносится с «Аккордами Артемиды».

Последние — свод правил поведения в космосе, принятие которых американцы требуют от партнеров, представляют отдельный интерес и, возможно, будут играть в будущем историческую роль. Критики, в том числе и в России, провозгласили их чуть ли не попыткой США легализовать аннексию Луны. Все дело в его положениях, не только разрешающих, но и благословляющих использование для нужд баз, колоний или коммерческого использования ресурсов космических тел и установлении вокруг объектов зон безопасности подобных зонам вокруг буровых платформ в открытом море.

Регулярно апеллируют к тому, что это идет вразрез с т.н. «Лунным соглашением» 1979 г., которое провозглашает «равные права всего человечества на ресурсы всех космических тел». При этом обычно допускается намеренная или случайная путаница с Договором о космосе 1967 г. «Лунное соглашение», в отличие от последнего, подписали и ратифицировали только горстка таких «великих космических держав», как, например, Уругвай и Филиппины. Упоминать его всерьез можно разве что вкупе с такими «перспективными» инициативами, как предпринятые примерно в то же время попытки ряда экваториальных стран распространить свой суверенитет на позиции на геостационарной орбите [vi], которые не встретили понимания у космических держав.

Очевидно, что любое освоение космического пространства будет возможно только с использованием местных ресурсов, а масштабное начнется, только если оно станет экономически выгодным (что, впрочем, трудно представить в обозримой перспективе).

Любые запреты в этой области просто преступны, а настаивающие на равных правах могли бы начать с попытки получить долю в нефтяном бассейне Персидского залива — столь же общечеловеческом достоянии, как и безымянный астероид. С другой стороны, проблема «Аккордов Артемиды» заключается в их продвижении США в одиночку, как услови для партнерства, что вкупе с политическим противостоянием с Китаем и Россией не дает всем космическим державам выработать общие правила игры. Крайне желательным было бы в грядущем десятилетии продвинуться в выработке некой общей хартии, но, к сожалению, вряд ли этого удастся добиться, как обычно бывает, до возникновения острых конфликтных ситуаций.

Пандемия и грядущий период «затянутых поясов» наверняка отсрочат и отменят многие космические программы. Однако в то, что мы стоим в начале нового этапа освоения космоса, все же хотелось бы верить. И вступать в него придется с неизбежным спутником в виде милитаризации и соперничества великих держав. Если это удастся сдержать в рамках разумных правил, то это даже не плохо. В конце концов, военные корни и у ракеты Гагарина, и у спутниковых телефонов, и у GPS с ГЛОНАСС.