Незападные ТМО
Сочетая традиции
Теория международных отношений на Ближнем Востоке и в Северной Африке
Автор
Геополитическая лексема «Ближний Восток» представляет собой перевод французского термина Proche-Orient , описывавшего владения Османской империи, доступные европейцам с территории Средиземного моря, то есть — Балканы, Анатолийский полуостров, Левант и Египет. Термин «Средний Восток» (Middle East или Moyen-Orient) обозначал пространство, с которым европейцы установили связи через Индийский океан, Персидский Залив, то есть — Аравийский полуостров, Ирак и Иран. Однако с распадом Османской империи, деколонизацией и началом холодной войны пространство Ближнего и Среднего Востока слилось в единое пространство Среднего Востока в англо-американском политическом и академическом дискурсе; впоследствии к Среднему Востоку была добавлена Северная Африка, сформировав устойчивую геополитическую лексему MENA, в российском дискурсе переводимую как Ближний Восток и Северная Африка (БВСА). В целом регион БВСА является для его населения навязанной «сверху» геополитической рамкой, являющейся составной частью западного миро-описания. При этом стоит отметить, что арабское географическое деление было инкорпорировано в данную геополитическую рамку. Так, Магриб выступает синонимом Северной Африки (без Египта и Судана), Залив (Аль-Халидж) обозначает пространство, включающее в себя аравийские монархии и Иран.

Обозначив на карте мира регион Ближнего Востока, академические сообщества европейских стран и США (при активной поддержке своих правительств) начали исследовать политические процессы и международные отношения региона. В целом можно выделить следующие западные подходы к анализу международных отношений в регионе:

1. Исторический подход. Данный подход, который невозможно назвать теорией в силу его описательности, является наиболее устоявшимся. Его характеризует особое внимание к историческим фигурам. Примечательными работами в рамках исторического подхода являются книги К. Брауна, М. Яппа и др. Главная проблема данного подхода заключается в отсутствии теоретической базы и, как следствие, невозможности сравнения политических процессов на Ближнем Востоке и в других регионах мира.

2. Реалистский подход. Применение теории реализма для анализа международных отношений на Ближнем Востоке вполне оправдано — регион представляет собой классический пример межгосударственной анархии. Теория баланса угроз — составная часть «оборонительного неореализма» — была разработана С. Уолтом на основе международных отношений на Ближнем Востоке в 1950–1970 гг. Однако применение реалистских подходов на Ближнем Востоке сталкивается с теми же проблемами, которым подвержена реалистская парадигма: редукционная государствоцентричность, непринятие во внимание внутренних факторов.

3. Анализ внешней политики (Foreign policy analysis). Данный подход рассматривает внешнюю политику государств как конечный результат различных элитных и бюрократических решений. К безусловным преимуществам подхода стоит отнести отход от восприятия государств как монотипных акторов, а также от рассмотрения влияния различных элитных кланов и группировок. Однако в этом и заключается основное ограничение подхода — западному исследователю зачастую недоступна информация о конкретном механизме принятия того или иного внешнеполитического решения в ближневосточной стране. Наиболее известными представителями такого подхода к исследованию международных отношений в БВСА являются Хинебуш и Эхтешами.

4. Конструктивистский подход. Применение конструктивистской парадигмы к анализу МО в БВСА предполагает изучение того, как государства и другие акторы видят международные отношения и происходящие события. Вместе с очевидными преимуществами данного подхода (более глубоким пониманием императивов политики ближневосточных государств) нельзя не отметить определенные ограничения, связанные с региональной спецификой: исследователю необходимо владеть языком изучаемой страны на высоком уровне и быть глубоко погруженным в культуру для «чтения между строк» высокопарного официального дискурса. Наиболее известными представителями данного подхода применительно к БВСА являются М. Барнетт, С. Бромли, М. Линч.

5. Социологический. Социологический подход к пониманию МО наиболее примечателен двойным пониманием государства: как актора международных отношений и как системы институтов, взаимодействующих с общественными акторами. В определенном смысле это более академически строгая версия внешнеполитического анализа. Основным ограничением данного подхода является его слабая пригодность для анализа конкретных внешнеполитических решений и событий, так как данный подход лучше всего применяется (вместе с политическо-экономическим подходом) для рассмотрения системных процессов. Одной из наиболее известных работ, выполненной в этой парадигме, является книга Ф. Халидея «Ближний Восток в международных отношениях».

Однако стоит отметить, что западные парадигмы закрепились и среди самих ближневосточных исследователей, о чем свидетельствуют ближневосточные аналитические центры, выпускающие материалы, выполненные в духе западных парадигм. Из перечисленных выше подходов наибольшей популярностью у исследователей из региона пользуется реалистская парадигма. Ближневосточные аналитические центры присутствуют в мировых рейтингах «мозговых центров», среди которых стоит выделить ближневосточный центр Карнеги, Центр политических и стратегических исследований Аль-Ахрам, турецкие центры TESEV и TEPAV, саудовские GRC и Rasanah, израильский INSS и иорданский Центр стратегических исследований.
Однако, как уже было сказано выше, данные центры не представляют в своих публикациях какого-либо отличительного «регионального» взгляда на международные отношения. В этой связи представляется необходимым рассмотреть уникальное для региона понимание международных отношений — исламскую теорию международных отношений.
Основы исламской ТМО: Дар-аль-Ислам, Дар-аль-Харб, Дар-аль-Сульх
Исламский мир был с самого начала погружен в международные отношения. Так, уже в Конституции Медины 622 г. были заложены основы взаимоотношений между мусульманскими и еврейскими племенами, определены правила войны между мусульманами и иноверцами. Необходимость вести переговоры с враждебными арабам византийцами и персами заставила мусульманских мыслителей осмыслить положение Халифата в мире. В ходе арабских завоеваний в VIII в. основатель ханафитского мазхаба Абу Ханиф выдвинул концепцию двух пространств (Дарейн (دارين)): 1. пространство ислама (пространства единобожия, безопасности, мира) — Дар-Аль-Ислам(دار الاسلام); пространство войны/неверия — Дар-Аль-Харб(دار الحرب)/Дар-Аль-Куфр(دار الكفر). К Дар-Аль-Ислам относился сам Халифат, а к Дар-Аль-Харб — противостоящие ему империи. Появление подобного разделения совпало с замедлением темпов арабских завоеваний после поражений в Индии (в частности, важную роль в этом сыграла битва за Раджастан в 738 г.) и при Пуатье в 732 г.

Необходимость взаимодействовать с другими немусульманскими странами привела к появлению новых делений мира: так, был введен в оборот такой термин, как пространство договора/перемирия — Дар-Аль-Сульх (دار الصلح)/Дар-Аль-'Ахд(دار العهد). К таким территориям относились немусульманские страны, с которыми Халифат заключил мирное соглашение (сроком до десяти лет) и где мусульмане не подвергались гонениям. Деление мира на три части было основой османской внешней политики — сама Империя, будучи Халифатом, была пространством ислама, ее враги были пространством войны и неверия, а неверные и многобожники, которые платили дань Порте или признавали себя вассалом султана, были пространством договора.

Стоит отметить, что подобное деление мира не является кораническим и представляет собой продукт суннитских мыслителей. Более того, еще в течение Золотого века Ислама исламские интеллектуалы не могли сойтись на определении того, что именно является Дар-Аль-Харб и Дар-Аль-Сульх. Тем не менее сама концепция деления мира на три неравные части лежала в основе политики суннитских империй вплоть до начала активной колонизации Востока в XIX в. Кроме того, вместе с появлением концепции «двух пространств» исламские мыслители разработали концепцию сияра (سير) — исламского права войны и мира, определявшего границы дозволенного и недозволенного в отношении не-мусульман. Однако ни сияр, ни концепция дарейн не рассматривали взаимоотношения между мусульманскими государствами (несмотря на наличие таковых), поскольку подобные взаимоотношения относились ко внутренним делам исламской уммы, в то время как сияр и разделение мира на пространства определяют отношения уммы с не-мусульманами.
Колонизация и открытие врат иджтихада
Активное вмешательство европейских держав в дела Северной Африки, Ближнего и Среднего Востока ознаменовало не только начало колонизации, но и распространение Вестфальской системы международных отношений на пространство исламского/арабского мира. На арабский язык «нация» переводится как «умма» (أمة), однако значение коранического термина «умма» значительно отличается от нации — умма объединяет людей в единую общность на основе веры и поэтому лишена территориальности, в то время как нация (в европейском понимании) априори территориальна. Мусульманская умма, существовавшая в большинстве своем в рамках единого османского пространства, оказалась разделенной колониальными захватами; после Первой мировой войны и упразднения в 1924 г. Халифата умма была раздроблена на искусственно созданные державами-победительницами государственные образования. Если Вестфальская система национальных государств была относительно добровольным решением европейских стран (пусть и спустя столетие войн), то арабский мир был силой погружен в чуждую ему систему международных отношений. Политическое и интеллектуальное вторжение Запада в исламский мир вкупе с общим экономическим и политическим упадком и стагнацией привели к феномену открытия врат иджтихада — интерпретации Корана, Сунны и Хадисов для решения проблем современности.

Деколонизация и начало холодной войны вынудили арабский мир пересмотреть свое место в международной системе. Один из влиятельнейших идеологов политического ислама Сейид Кутб выдвинул концепцию противостояния двух миров: материалистического мира, разделённого на капиталистический и коммунистический блоки и мир ислама. Согласно Кутбу, только ислам способен в конечном счете предложить человечеству путь развития в долгосрочной перспективе, совместив интеллектуальные достижения западной цивилизации с исламом. В этом отношении Кутб продолжил исламскую интеллектуальную традицию разделения мира на два пространства.

Концепция Кутба о двух пространствах была развита в работах Юсуфа Аль-Кардави, который также утверждал, что мир разделен на две части — исламскую и неисламскую. При этом Аль-Кардави отдельно рассматривал взаимоотношения между государствами внутри исламской уммы, выдвигая основополагающими принципами взаимодействия между ними неприменение силы и коллективную безопасность. Так как в исламе государство не является самоцелью, а лишь инструментом продвижения уммы на пути к Аллаху, современная раздробленность исламского мира представляется Аль-Кардави временной до объединения исламской уммы в единый Халифат.
Современные концепции исламской ТМО
Рассматривая современные исламские подходы к международным отношениям, можно выделить пять школ мысли:

1. Традиционалистско-консервативная школа. Данная концепция рассматривает современные международные отношения через средневековую призму, разделяя мир на Дар-Аль-Ислам, Дар-Аль-Харб и Дар-Аль-Сульх. Актором со стороны Дар-Аль-Ислам выступает исламская умма. В своей развитой форме консервативный исламский подход к МО предполагает несколько модусов взаимодействия с остальным миром: Дар-Аль-Харб (пространство войны), Дар-Аль-Сульх (пространство напряженности, согласно А. Сабету) и Дар-Аль-'Ахд (пространство мира). При этом к пространству войны относятся «империалистические» державы, к пространству напряженности — «полуимпериалистические», а к пространству мира — неимпериалистические державы. При этом само пространство ислама может пониматься как состоящее из трех «сфер»: в центре находится исламское государство, исламские государства и живущие в них мусульмане объединены чувством ассабийи (чувство исламской общности), наконец, мусульмане и немусульмане, пользующиеся защитой мусульман (так называемые зимми), составляют пространство Ислама. К традиционалистским авторам относятся Й. Аль-Кардави, А. Сабет и др.

2. Реформисткая школа. Данная концепция, сохраняя исламское понимание международных отношений, отказывается от разделения мира на две и более части, в особенности — Дар-Аль-Харб. В силу того, что исламские государства состоят в ООН и других международных организациях, в уставах которых закреплен принцип ненападения, они априори находятся в состоянии Дар-Аль-Ахд со всем миром. Более того, в силу того, что Дар-Аль-Ислам может пониматься по-разному (если для экстремистов Дар-Аль-Ислам — это только те территории, где мусульмане правят по шариату, то для реформаторов-пацифистов это территории, где мусульмане и их собственность находятся в безопасности, не подвергаются гонениям и могут нести да'ват немусульманам). Подобным критериям соответствует большинство стран мира, что делает деление на пространство войны и пространство мира бессмысленным. В связи с этим, реформистское понимание международных отношений основывается на пяти принципах: мир един; основополагающим принципом международных отношений является мир; при этом мусульманам необходимо наращивать силу для поддержания мира; военную силу следует применять крайне сдержано; войны отмщения недопустимы. Принимая вестфальский миропорядок, реформисты утверждают, что мусульмане должны стремиться к объединению уммы через межгосударственные организации, такие как Организация исламского сотрудничества (ОИС). К реформистам относятся премьер-министр Турции А. Давутоглу, а также к ним же можно отнести Н. М. Адионг.

3. Шиитская теория. Шиитская теория, как и традиционалистская теория утверждает, что мир разделен на две части: угнетенных (мустад'афун) и угнетающих (мустакбирун). Данное разделение представляет собой интеллектуальный продукт шиитских мыслителей второй половины XX в., в первую очередь — Рухоллы Хомейни. Однако в отличие от Дар-Аль-Харб и Дар-Аль-Ислам термины мустад'афун и мустакбирун являются кораническими. Более того, в отличие от концепции дарейн, шиитская теория менее территориальна, что объясняется отсутствием территориальности самого шиизма, не имевшего собственного государства вплоть до основания империи Сефевидов в XV в. Шииты подвергались гонениям со стороны суннитских правителей; те территории, где находились шиитские большинства, назывались Дар-Аль-Иман — пространство веры. Дихотомия угнетаемых и угнетенных легла в основу внешней политики Исламской республики Иран, ставшей одной из лидеров Движения неприсоединения.

4. Салафистская/террористическая школа. Данная концепция представляет собой крайне радикализированную версию традиционалистской концепции, при этом отрицающую какое-либо третье пространство в мире, которое делится экстремистами на пространство войны и ислама. К пространству ислама относятся лишь те территории, где мусульманские правители правят по шариату — подобное понимание Дар-Аль-Ислам ведет к тому, что большинство, если не все мусульманские государства, где шариат не является единственным законом, а Коран не является единственной конституцией, относятся к Дар-Аль-Куфр, т.е. к пространству неверия и, соответственно, к Дар-Аль-Харб. Исламская умма находится в состоянии войны с остальным миром, где харбиями (врагами) являются не только военные, но и мирные жители, так как, с точки зрения террористов, они несут ответственность за выбор правительств, враждебных исламу. Носителями подобного мировоззрения являются террористические группировки — ИГ (запрещенная в России террористическая организация), Аль-Каида и др.

5. Цивилизационная теория. Данная теория представляет собой развитие идей Ибн Хальдуна о взлете и падении цивилизаций. Осмысляя Китаб-Аль-'Ибар, трилогию исламского мыслителя, современные исламские интеллектуалы приходят к выводу, что Ибн Хальдун описал процесс смены гегемонов в международной системе. Основой гегемонии той или иной цивилизации (не государства, поскольку государство лишь придает форму цивилизации) является ее внутренний стержень — асабийа. Государства рождаются, стареют и умирают; упадок асабийи влечет за собой неминуемый упадок государства и ее покорение/поглощение другим государством. Данный подход интересен тем, что, в отличие от западных теорий исследуется не миропорядок, а мироперемены.
Критика исламских подходов к теории международных отношений
Главной методологической проблемой исламских подходов к международным отношениям является невозможность отделения нормативного от описательного. В силу того, что эпистемологически все исламские теории обращаются к священным исламским текстам, подобные подходы описывают, каким должен быть миропорядок, но не обладают необходимым инструментарием для его описания. Так, к примеру, если отношения между арабским/исламским миром и великими мировыми державами исламские теории описывают как противостояние между Дар-Аль-Ислам и Дар-Аль-Харб, то отношения и конфликты между мусульманскими странами исламские теории описать не могут, не ударяясь в редукционизм. Так, к примеру, в рамках шиитского подхода можно рассматривать ирано-иракскую войну как еще один эпизод борьбы между мустад'афун (угнетенными) и мустакбирун (угнетателями), где Ирак, поддерживаемый США и Францией, выступил в качестве пешки в руках мировых угнетателей. С другой стороны, с точки зрения салафистов, ирано-иракская война представляет собой конфликт двух государств в пространстве куфра, в ходе которого гибнут сотни тысяч мусульман. Подобные подходы лишают акторности мусульманские государства и являются крайне редукционистскими.

Еще одной проблемой исламских подходов является их исламоцентричность. Даже реформисты, отказывающиеся от деления мира на пространство ислама и пространство войны, имплицитно конструируют это разделение в своем дискурсе о международных отношениях, рассуждая, какими должны быть отношения исламской уммы и остального мира. С точки зрения различных критических теорий, одним из недостатков классических теорий международных отношений — реализма, либерализма, конструктивизма — является чрезмерная эпистемологическая и онтологическая западноцентричность. Однако если рассматривать западные теории МО как продукт гегемонического дискурса, то исламские теории представляют собой продукт контргегемонического дискурса; то есть, при применении исламских теорий вместо западных происходит замена одного гегемонического дискурса на другой.

Наконец, значительной проблемой является низкая степень описательности в силу того, что, как уже упоминалось выше, современная система международных отношений, где государства по-прежнему являются ключевыми акторами, входит в противоречие с исламским пониманием международных отношений; в связи с чем крайне затруднительно онтологически применять исламские теории для описания процессов в международной системе.
Критика исламских подходов к теории международных отношений
Несмотря на вышеупомянутые ограничения, исламские подходы к МО имеют значительный потенциал применения в рамках так называемой мягкой теории (soft theory), то есть не в качестве системной или частной теории, а в качестве набора инструментов, дополняющих существующие теории международных отношений. Так, в рамках теории конструктивизма при изучении внешней политики мусульманских государств большее внимание стоит уделять религиозному фактору в принятии внешнеполитических решений, а также при конструировании внешнеполитического имиджа: в качестве примера можно привести малайзийскую внешнеполитическую концепцию «цивилизованного ислама» (Islam Hadhari) или турецкий «неоосманистский» внешнеполитический образ, выстраиваемый с начала 2000-х гг. В целом применение исламских подходов в дополнение к критическим/социально-конструктивистским подходам к международным отношениям весьма оправдано: критический дискурс-анализ внешнеполитического дискурса мусульманских стран, исследования в области критической геополитики мусульманских государств будут значительно обогащены обращением к исламской онтологии. Стоит отдельно подчеркнуть, что применение в рамках мягкой теории исламских подходов возможно не только в БВСА, но и для рассмотрения внешней политики других мусульманских стран.

Применение исламских подходов обосновано и в случае рассмотрения процессов на Ближнем и Среднем Востоке с точки зрения теории реализма. Например, конфликт между Катаром и Саудовской Аравией представляется, в первую очередь, борьбой за преобладание в арабском/исламском мире, то есть борьбой за сердца исламской Уммы. В данном случае абстрактная реалистская категория «международного престижа» приобретает религиозное значение. Рассматривая ирано-саудовские отношения, так же нельзя не учитывать религиозный фактор и то, как стороны видят друг друга — для Ирана Саудовская Аравия — страна-угнетатель, для Саудовской Аравии Иран — Дар-Аль-Бида (пространством ереси).

В целом, изучая регион Ближнего Востока и Северной Африки, а также другие мусульманские страны, невозможно обойтись без обращения к исламскому интеллектуальному наследию для получения полной картины происходящих процессов. Устоявшиеся западные теории международных отношений позволяют взглянуть на регион «сверху», рассматривая его как одну из региональных подсистем в общей системе международных отношений. Использование исламских теорий и подходов позволяет взглянуть на происходящие процессы «снизу». Однако в силу того, что регион так или иначе интегрирован в общую систему международных отношений, исламской онтологии и эпистемологии недостаточно для полноценного анализа региональных процессов. Только сочетая западные теории международных отношений и «мягкий» исламский подход, можно перейти на качественно новый уровень анализа международных отношений на Ближнем Востоке и в Северной Африке.
Список литературы и источников:
1. Abo-Kazleh M. Rethinking International Relations Theory in Islam: Toward a More Adequate Approach // Alternatives: Turkish Journal of International Relations. 2006. (5). C.41-56.

2. Adiong N. M. Possibility of Islamic Theory of International Relations. European International Studies Association's 3rd European Workshops in International Studies (University of Tübingen, Germany, April 06-08). URL: http://web.isanet.org/Web/Conferences/HKU2017-s/Archive/1ddc8830-ef98-41e3-84da-d2e6f4feac5f.pdf

3. Barnett M. N. Dialogues in Arab politics: negotiations in regional order New York Chichester: Columbia University Press, 1998. 376 c.

4. Bromley S., Rethinking Middle East Politics, Cambridge: Polity Press, 1994. 200 c.

5. Brown C. International Politics and the Middle East: Old Rules, Dangerous Game, London: I. B. Tauris, 1984. 276 c.

6. Capdepuy V. Proche ou Moyen-Orient? Géohistoire de la notion de Middle East // Espace géographique. 2008. № 3 (37). c. 225-238.

7. Davutoglu A. Alternative paradigms: the impact of Islamic and Western Weltanschauungs on political theory / A. Davutoglu, Lanham: Univ. Press of America, 1994. 261 c.

8. Halliday, Fred. The Middle East in International Relations: Power, Politics and Ideology. Cambridge, UK; New York: Cambridge, 2005. 374 c.

9. Hinnebusch R. A., Ehteshami A. The foreign policies of Middle East states /Colorado, Boulder: Lynne Rienner Publishers, 2014. 400 c.

10. Islam and international relations: contributions to theory and practice под ред. D. Abdelkader, N. M. Adiong, R. Mauriello, Basingstoke, Hampshire New York: Palgrave Macmillan, 2016. 232 c.

11. Islam in International Relations: Politics and Paradigms под ред. N. M. Adiong, R. Mauriello, D. Abdelkader, 1-е изд., Abingdon, Oxon ; New York, NY : Routledge, 2019. 250 c.

12. Islamic political ethics: civil society, pluralism, and conflict под ред. S. H. Hashmi, Princeton, N.J: Princeton University Press, 2002. 227 c.

13. Kalpakian J. Ibn Khaldun's influence on current international relations theory // The Journal of North African Studies. 2008. № 3 (13). C. 363–376.

14. Lynch M., State Interests and Public Spheres: the International Politics of Jordan's Identity, New York: Columbia University Press, 1999. 327 c.

15. McGann J. G. 2019 Global Go To Think Tank Index Report 274 c.

16. Non-Western international relations theory: perspectives on and beyond Asia под ред. A. Acharya, B. Buzan, London: Routledge, 2010. 242 c.

17. Sabet A. G. E. The Islamic Paradigm of Nations: Toward a Neoclassical Approach // Religion, State and Society. 2003. № 2 (31). C. 179–202.

18. Turner J. Religious ideology and the roots of the global Jihad: Salafi Jihadism and international order. In: Religious Ideology and the Roots of the Global Jihad. Palgrave Macmillan, London. 2014. c.63-78.

19. Walt S. M. The Origins of Alliances / S. M. Walt, Cornell University Press, 2013. 311 c.

20. Yapp M., The Near East since the First World War, London: Longmans, 1991, 616 c.

21. أسس العلاقات الدولية في الإسلام من خلال وثيقة المدينة [The Foundations of International Relations in Islam According to the Medina Constitution] (in Arabic). URL: http://lam.edu.ly/ar/images/acadj/issue3/6.pdf (Accessed: 16.02.2020)

22. سس العلاقات الدولية في الاسلام. [The Foundations of International Relations in Islam, Neelain University, Sudan], 2002. (in Arabic). URL: https://africantheses.org/abstracts/3974-45040 (Accessed: 16.02.2020)

23. العلاقات الدولية في الإسلام مع دراسة خاصة للرسائل النبوية إلى الملوك والزعماء. [Manneh L. The International Relations in Islam With Special Study of The Prophet's Messages to The Kings and Leaders // Universiti Islam Sultan Sharif Ali], 2019. (in Arabic). URL: http://e-ilami.unissa.edu.bn:8080/jspui/handle/123456789/2195 (Accessed: 16.02.2020)

24. نحو رؤية معاصرة للعلاقات الدولية فى الاسلام [Sancar M. Towards a Contemporary Vision of International Relations in Islam. Kuala Lumpur: al-Jami'ah al-Islamiyah al-'Alamiyah Maliziya], 1999 (in Arabic).

25. . مشروعية استعمال القوة في العلاقات الدولية: دراسة مقارنة بين القانون الدولي والشريعة الإسلامية. [Al-Kaabi, L., Sallabi S.The Legality of the Use of Force in International Relations: A Comparative Study of International Law and Islamic Law (in Arabic). URL: https://quspace.qu.edu.qa/handle/10576/15533 (Accessed 16.02.2020)