Сергей Маркедонов

Когда под занавес 2016 года Российский совет по международным делам предпринял масштабную попытку в формате хрестоматии «Эволюция постсоветского пространства: прошлое, настоящее и будущее» осмыслить траектории внутренних и внешнеполитических процессов в новых независимых государствах, возникших вследствие распада некогда единой страны СССР, то Закавказью в этом контексте было уделено значительное внимание. И для этого были свои веские основания.

Закавказье — регион, на который пришлись две трети вооруженных конфликтов, сопровождавших дезинтеграцию Советского союза. Именно в этом регионе появились самопровозглашенные республики, некоторые из которых со временем приобрели определенную устойчивость, что позволило квалифицировать их уже не просто как сепаратистские образования, а как де-факто государства, имеющие свои структуры управления, идейно-политические символы, хотя и существующие без широкого международного признания.

Именно на Кавказе после признания независимости Абхазии и Южной Осетии в августе 2008 года возник прецедент изменения границ между бывшими союзными республиками.

В Кавказском регионе Грузия, выступающая за вступление в ряды НАТО, провела референдум по этому вопросу, на котором более двух третей избирателей поддержали этот выбор. Таким образом, стратегическое сотрудничество с Альянсом было подкреплено помимо риторики всенародным голосованием.

На постсоветском пространстве нигде, кроме Закавказья, не было передачи президентской власти от отца к сыну, пионером стал Азербайджан. Грузия на протяжении почти двух десятилетий не могла решить проблему передачи высшей государственной власти легитимным и легальным путем. Армения также подарила постсоветскому пространству интересный прецедент: именно здесь впервые с момента распада СССР бывший президент, покидая свой пост, предпринял попытку вернуться в большую политику в качестве жесткого оппозиционера. И в 2008 году Левон Тер-Петросян даже был близок к тому, чтобы после десяти лет пребывания в статусе бывшего главы государства, вернуться на республиканский Олимп.

Кавказ: регион самостоятельного значения

В настоящее время Кавказский регион нечасто оказывается в поле зрения актуальных политологических дискуссий. О нем, как правило, говорят в более широком контексте, будь то безопасность Черноморского региона или положение дел на Большом Ближнем Востоке.

В первом случае в качестве приоритетных проблем обозначаются урегулирование вооруженного конфликта на Юго-Востоке Украины и минимизация издержек от противостояния Запада и России. Кавказ в данном контексте воспринимается, особенно в американской и европейской академической и экспертной литературе, как потенциальный реципиент «крымского казуса». Остроты этой дискуссии время от времени придают инициативы по укреплению интеграционных связей между Москвой и Сухумом с Цхинвалом. Так было, когда югоосетинские политики обсуждали планы по проведению референдума об объединении с Северной Осетией под эгидой Российской Федерации. Остроты дискуссиям по поводу возможного повторения крымского сценария придало поручение президента России Владимира Путина от 22 сентября 2019 г. подписать соглашение по финансированию расходов на модернизацию вооруженных сил Абхазии.

Если говорить о ближневосточном театре, то в фокусе внимания оказывается эскалация в отношениях между Ираном и США, поскольку Исламская Республика граничит с Арменией и Азербайджаном и рассматривает Закавказье как инструмент для наращивания кооперации с Евразийским экономическим союзом. Другое, не менее важное направление — это Сирия. Активное вовлечение Турции в дела этой страны рассматривается в Армении как опасный прецедент. Особо при этом подчеркивается поддержка Азербайджаном ее операций, таких как «Источник мира».

Не менее важно российское военное участие в сирийском конфликте: впервые после распада СССР Россия использовала свою военную мощь за пределами территории единого государства. Стоит иметь в виду, что выход за рамки постсоветской политической географии во многом был обусловлен ситуацией на Кавказе: в рядах радикальных джихадистов на Ближнем Востоке сражались немало выходцев как из российских республик Северного Кавказа, так и из Азербайджана и Грузии.

Но какие бы проблемы международной безопасности ни выходили сегодня на первый план, оттеняя кавказские вызовы, этот регион сохраняет свое самостоятельное значение. Вооруженные конфликты, которые сопровождали распад Советского союза, хотя и значительно трансформировались, в чем-то утратили актуальность (особенно на фоне конфликта в Донбассе), но остаются неурегулированными, проблема де-факто государств сохраняет свою актуальность. Абхазия и Южная Осетия, в отличие от Нагорного Карабаха добились частичного международного признания. Но оно по-прежнему оспаривается как Грузией, так и ее западными союзниками.

Более того, несогласие с новым статус-кво, возникшим в результате признания Россией абхазской и югоосетинской государственности выражается не только в риторике официальных лиц. Намного более важным представляется наращивание военно-политической кооперации Грузии с НАТО, США и ЕС, что даже без формального ее приема в Североатлантический Альянс гарантированно создает дополнительные риски для региональной безопасности.

Армяно-азербайджанский конфликт из-за Карабаха уже многие годы пребывает в состоянии своеобразного маятника. Вооруженные инциденты чередуются с переговорными раундами как между представителями Еревана и Баку, так и с участием международных посредников. Итог один: идет процесс, скорее, не урегулирования конфликта, а управления им посредством минимизации издержек от состояния «ни мира, ни войны».

Кавказ по-прежнему отличает дефицит региональной интеграции. Три закавказских государства преследуют разные внешнеполитические векторы. Отсутствие дипломатических отношений и неурегулированный конфликт между Арменией и Азербайджаном делает Тбилиси недостаточно эффективным партнером как для Еревана, так и для Баку. В Грузии не хотят делать «окончательный выбор» между соседями. При этом у Тбилиси отсутствуют дипломатические отношения с Россией, а Армения с момента обретения независимости так и не установила их с Турцией. На настоящий момент перспективы нормализации отношений между Ереваном и Анкарой выглядят маловероятными, и дело не только в неразрешенных проблемах прошлого, но и в диаметрально противоположных взглядах на перспективы карабахского урегулирования.

При этом кавказская повестка дня не остается неизменной. Ее и раньше было невозможно представить в двухцветной палитре, воспринимать лишь, как «большую игру» Запада и России с использованием закавказских стран. Но сегодня мы видим, как в региональные процессы вовлекаются новые игроки, чье влияние ранее было либо незначительным, либо отсутствовало вовсе. Самый яркий пример — это Китай, начавший по меткому выражению востоковеда Станислава Тарасова, «дипломатическую разведку» на Кавказе. В мае 2019 года министр иностранных дел и член Госсовета КНР Ван И посетил все три закавказские государства, и его визит назвали «историческим». Пекин предлагает региону уважение территориальной целостности, невмешательство во внутренние дела и прагматическое экономическое сотрудничество. Разумеется, не в ущерб себе, а для реализации стратегического проекта «Один пояс — Один путь».

Прогнозы прошлые и настоящие

Азербайджан: эффективные связи и прагматика

Мурад Гасанлы в своей статье «Азербайджан в 2021 г.: подтверждение суверенитета» определял главный вопрос политической повестки дня Баку как карабахский. Таким он остается и сегодня. Ключевые решения Азербайджана, будь то участие в интеграционных проектах, двусторонние отношения с США, Россией, Ираном, Турцией, Израилем диктуются именно с точки зрения возможных перспектив решения этой проблемы в интересах Азербайджана. Баку мало интересует тот факт, что Тегеран и Тель-Авив, Москва и Вашингтон находятся в состоянии жесткой конфронтации.

Прагматика отличает азербайджанские подходы по всем направлениям. Как следствие, справедливо отмечаемое М. Гасанлы (и многими другими авторами), дистанцирование Баку от союзов, сложных взаимных обязательств, поиск эффективных двусторонних связей. «Для абстрактных идеологических понятий и сантиментов места просто не останется», — констатировал автор. На мой взгляд, этот курс сохранит свою актуальность на ближайшую перспективу.

Азербайджан будет стремиться избегать вовлечения в масштабный военный конфликт. «Четырехдневная война» 2016 года недвусмысленно показала: шансы на блицкриг в нынешних условиях невелики. Однако продолжится наращивание экономического потенциала, а также стремление привлекать разносторонние инвестиции (не только Запада, но и Китая) и диверсифицировать экономику. Начиная с 2018–2019 гг., посредством масштабной кадровой революции свои посты уже покинули такие политические «тяжеловесы», как Рамиз Мехтиев, Артур Расизаде, Новруз Мамедов, Гаджибула Абуталыбов и Али Гасанов. На место соратников Гейдара Алиева, наставников его сына Ильхама приходят те, кто обязан своей карьерой, достижениями в политике и в бизнесе нынешнему президенту республики.

Новые кадры должны, с одной стороны, придать политике «неприсоединения» новые импульсы, а с другой, обеспечить приток новой крови во власть — без «майданов» и мощных социальных потрясений. При этом в среднесрочной и особенно долгосрочной перспективе по-прежнему сохраняется угроза Азербайджану от несистемной оппозиции и не в последнюю очередь — радикальных исламистов. Азербайджанские власти, имея опыт противостояния этой угрозе, наработали определенные навыки ее сдерживания. Но воздействовать на ослабленную и разрозненную светскую оппозицию куда проще, чем на экстремистов.

Армения: курс на Москву продолжается

Ованнес Никогосян в тексте «Армения после 25 лет независимости: сохраняя стабильность в непредсказуемом окружении» среди главных внутриполитических трендов Армении назвал смену поколений и становление в стране парламентской республики. События «бархатной революции» символически подчеркнули обе эти тенденции. К власти пришло поколение, никак не связанное политической карьерой с СССР. Символично и то, что для нового армянского премьера Никола Пашиняна русский — язык выученный, а не второй родной.

В то же самое время парламентская республика, создаваемая Сержем Саргсяном не для торжества разделения властей, а для пролонгации собственного пребывания у власти, уже показала все возможные сложности ее функционирования. Пока рейтинг и авторитет вчерашнего кумира уличных протестов Н. Пашиняна велик, никаких серьезных проблем власти не ждет. Но как только эта ситуация изменится, перспективы бесконечных выборов, переговоров о коалициях, складывание и распад партийно-политических пасьянсов станут реальностью. Риторический вопрос, насколько это укрепит стабильность страны, вовлеченной в неразрешенный этнополитический конфликт. В этой связи понятно высказывание армянского премьер-министра, который не исключил возврата к президентской модели. Скорее всего, в будущем такие попытки будут предприняты. Н. Пашинян пришел к власти всерьез и надолго, за первый год пребывания на вершине республиканского Олимпа он уже столкнулся и с социальным недовольством, и с политической фрондой. В ближайшей перспективе он, скорее всего, столкнется с задачей удержания власти уже не на революционной волне, а на основе административно-бюрократических механизмов.

О. Никогосян справедливо отметил развитие союзничества с Москвой как детерминанту внешней политики Армении. И хотя в России крайне болезненно реагируют на революционную смену власти в постсоветских странах, Н. Пашинян был воспринят Кремлем позитивно. Причина в сохранении традиционной для постсоветской Армении линии, когда диверсифицированная внешняя политика проводится при очевидном акценте на пользе связей с Россией.

Этот подход позволил избежать конфликта между Ереваном и Москвой даже после таких резонансных событий, как «дело Кочаряна» и «второго этапа революции», нацеленного на ломку старой армянской судебной системы. На некоторых же направлениях (например, участие в замирении Сирии) Армения Н. Пашиняна пошла в наращивании связей с Россией даже дальше, чем в период президентства С. Саргсяна. Скорее всего, в будущем Москва сможет простить премьеру Армении его экстравагантные шаги и революционную популистскую риторику, если она не будет ломать внешнеполитический россиецентризм.

Грузия: путы постсоветскости

В статье «Грузия: время выжидания» Николай Силаев акцентировал внимание на бегстве этой страны от советского и постсоветского. Между тем и то, и другое в виде конфликтов в Абхазии и Южной Осетии, нерешенности территориальных споров (не только с Россией, но и с Азербайджаном) сдерживают грузинское государство.

Разорвать эти путы Тбилиси стремится посредством интенсификации контактов с Западом (НАТО, ЕС, США). Сама по себе эта кооперация, за которую боролись все грузинские власти — формальные и фактические — от З. Гамсахурдия до Б. Иванишвили, не принесла стране решения ни одной проблемы, будь то эффективное экономическое развитие, демократия (хорош «демократический маяк», которым управляет успешный олигарх), безопасность или территориальная целостность.

«В отношениях с Грузией НАТО колеблется. Предоставление Грузии гарантий безопасности со стороны НАТО в условиях, когда российские войска находятся на территории Абхазии и Южной Осетии, вероятно, расценивается и в Брюсселе, и в Вашингтоне, и в крупнейших западноевропейских столицах как слишком опасный шаг», — констатирует Н. Силаев.

Продолжая эту оценку из 2016 года, можно сказать, что эти колебания лишь усилились и будут усиливаться в ближайшем будущем. В этом контексте совсем не случайны экспертный доклад американского специалиста из Фонда «Наследие» Люка Кофи или публичное выступление экс-генсека НАТО Андерса Фога Расмуссена. В них открыто обсуждается «цена вопроса» в виде нераспространения пятого пункта Вашингтонского договора о гарантиях совместной обороны на Абхазию и Южную Осетию. Это, конечно, еще не официальный дискурс, а только приглашение к разговору. Но таких приглашений с годами будет все больше, и они будут происходить на фоне двух важных внутриполитических процессов в самой Грузии.

Во-первых, оспаривание доминирования «Грузинской мечты» и лидерского режима, выстроенного Б. Иванишвили под свои интересы. Массовые акции протестов в июне и в ноябре 2019 года, скорее всего, не приведут к падению действующей власти. Но они создадут мощный заряд недовольства и странную коалицию из атлантистов, евроскептиков, прагматиков на основе негативной повестки дня — ухода Б. Иванишвили. Этот процесс может длиться и не один год, но он уже запущен.

Во-вторых, на фоне разочарования в НАТО и в коллективном Западе в целом будет укрепляться внешнеполитическая альтернатива. И ключевая проблема для этого — личные амбиции политиков, а также идеологическая невнятность. Что предлагать взамен стратегического союзничества с Западом? Продвижение по пути компромисса с Россией по Абхазии и Южной Осетии ограничено, Москва не станет менять свое решение по статусу двух бывших автономий Грузинской ССР без особых изменений международной и региональной повестки.

Как следствие, может укрепиться запрос на диверсификацию, равновесные отношения с Ираном, КНР, евразийскими партнерами Москвы (Беларусью, странами Центральной Азии). Встанет вопрос и о прагматизации отношений с Россией, хотя быстрых решений на этом направлении не будет даже в случае объявления Грузией внеблокового статуса. Слишком велика глубина расхождений между Москвой и Тбилиси сегодня.

Прогноз: регион останется разделенным

В краткосрочной и среднесрочной перспективе Закавказье останется разделенным регионом. Принцип «три страны — три разные стратегии» сохранится. Армения будет пытаться остаться союзниками с Россией, а Грузия — с «коллективным Западом», не забывая при этом о диверсификации внешнеполитических связей. Впрочем, для этого и у Еревана, и у Тбилиси будут как внутренние, так и внешние ограничители. Вряд ли Москва будет приветствовать наращивание кооперации Еревана с НАТО и ЕС, а Вашингтон — улучшение отношения Грузии с Россией и КНР. Для Азербайджана безальтернативной останется политика «неприсоединения» — в контексте одноименного движения, куда Баку вступил еще в 2011 году, и в силу собственных национальных интересов. Все это делает практически невозможным общекавказские проекты, союзы или объединения.

Если же говорить о внешних игроках, то Кавказ не утратит своего значения, даже будучи в тени других геополитических головоломок, будь то Юго-Восток Украины, «курдский вопрос», Иран или Сирия. Общего подхода к региону ожидать трудно. США и Россия сохранят селективное взаимодействие по карабахскому урегулированию, но по-прежнему будут жестко сталкиваться по статусу Абхазии и Южной Осетии. Свои отдельные партии будут играть Иран и Турция, не примыкая к российскому и западному полюсам, хотя формально Анкара и сохранит свое членство в НАТО. Активизируется экономическое присутствие Китая, хотя политически Кавказ в ближайшее время не станет для Пекина приоритетом, сопоставимым по своему значению с Центральной Азией.